Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта. Страница 56

В это время к ней подошла Наоми Дарпент, искавшая сочувствия, и, обняв Анну, сообщила ей, что м-р Феллоус поехал просить ее руки у родителей, и что, хотя она уже не может любить так, как прежде, но ей кажется, что если родители пожелают этого, то она могла быть счастлива с этим добрым человеком.

Глава XXIII

ПРИ ЛУНЕ

Душной летней ночью Анна Вудфорд сидела у открытого окна в доме Арчфильдов, в Фэргаме, и усердно занималась устройством хвоста для бумажного змея. В углу комнаты в кроватке спал мальчик; от жары он ворочался во сне, и его головка, с раскрасневшимися щеками и длинными белокурыми локонами свесилась с подушки.

Шесть лет, прошедшие со времени возвращения Анны, были полны событий, д-р Вудфорд неуклонно держался мнения, что бегство короля Якова не освобождает его от присяги в верности; и хотя он не отказывался подчиняться правительству Вильгельма и Мери и, может быть, радовался, что другие совершили то, чего он не считал себя вправе сделать, но не желая лично нарушать присяги, он отказался от своего места, покинул уютный домик на берегу моря и жил в бедности.

Горе разлуки со своей паствой отчасти облегчалось для него назначением м-ра Феллоуса на его место в Порчестере, бывшее коронным приходом; м-р Феллоус сильно колебался: занять место своего друга казалось ему делом щекотливым, и д-ру Вудфорду пришлось уверять его, что он ничего так не желал, как передать приход в подобные руки. Это назначение дало м-ру Феллоусу возможность жениться на Наоми Дарпент, и новобрачные благополучно водворились в Порчестере.

Д-р Вудфорд и его племянница нашли для себя маленький домик в Винчестере, недалеко от пристани. Перед домом, с одной стороны, протекала светлая струя Ичена, с другой – виднелись зеленеющие холмы, а позади стояли развалины Вольвен и здания собора и коллегии.

Они не взяли с собою никого из прислуги, кроме черного Ганса, оставшегося в наследство от несчастного Перегрина, прекрасного повара, который исполнял все, что Анна не успевала сделать в свободное от занятий время.

Прежним мечтам ее был нанесен удар, но и до сих пор в ее душе оставалась искра надежды. Средства дяди и племянницы были так скудны, что она была вынуждена предложить свои услуги мадам Рейно, школа которой все еще процветала, и куда ее взяли с радостью, благодаря опыту, приобретенному ею на материке.

Д-р Вудфорд помогал иногда студентам, готовившимся в университете, но занятия эти были непостоянны и плохо оплачивались; хорошо еще, что доход в 50 фунтов составлял тогда по ценности в три раза более, чем теперь. Хотя его черная мантия и духовный костюм обветшали за это время, но его уважали по-прежнему. Епископ Мглозь часто приглашал его в Вальвен и позволял ему служить вместе с приходским духовенством, когда не приходилось провозглашать королевского имени; церковный сторож сопровождал его до его скамьи в церкви, где он ежедневно молился и ему был открыт доступ в библиотеку епископа Морли.

Арчфильды до сих пор снимали дом в соборной ограде; здесь сэр Эдмонд Нотли, зажиточный и достойный джентльмен, владевший поместьем Паркгорст на острове Уайте, сделал предложение Люси, которое было принято.

Для Анны, сохранявшей в сердце свои чувства к Чарльзу, был не совсем приятен новый оборот, который теперь приняли дела. Сэр Эдмонд был весьма достойным человеком, но уже не первой молодости, немного тяжелый, а главное – он был вигом и в большой дружбе с заносчивым губернатором острова лордом Кутсом, прозванным «Саламандрой». Раньше он видел мисс Люси во время съездов по случаю судебных заседаний; и хотя отец ее теперь уже не занимал должность мирового судьи, сэр Эдмонд имел случай встречаться с ней, благодаря пребыванию семьи в Винчестере, и единственным затруднением был только вопрос партийных взглядов. Он был сильнее влюблен, чем молодая девушка, но она отличалась покорным нравом и верила, что он будет добрым мужем. Она знала, что родители ее будут огорчены и недовольны, если она откажется от такого выгодного брака, и к тому же была рада избавиться от ухаживаний Седли.

Такое согласие вполне соответствовало общему желанию и оставалось только позаботиться о леди Арчфильд, которой так трудно было перенести разлуку с дочерью.

В своем затруднении старики обратились к Анне Вудфорд. Сэр Филипп настоятельно просил доктора и его племянницу переселиться к нему, он предлагал Анне разделить с бабушкой заботы о воспитании маленького Филиппа, бойкого мальчика, который скоро испортился бы в обществе прислуги, без надзора тетки.

Сам доктор был вполне расположен принять должность домашнего капеллана у своего старого друга, который, как он знал, будет рад его обществу. Мысль о воспитании ребенка Чарльза заставила встрепенуться сердце Анны, но вслед за первым порывом радости она испугалась и не знала, на что решиться: наконец она совершенно изумила стариков следующими словами:

– Сэр, – сказала она, вся покраснев, – вы должны знать то, что может изменить ваши намерения, – Между мною и м-ром Арчфильдом произошло объяснение…

Сэр Филипп рассмеялся.

– Ах, негодяй! Впрочем, вы детьми еще были немножко влюблены друг в друга. Но, Анна, вы, конечно, знаете, что нельзя придавать большого значения словам молодого солдата.

– Конечно, у вас другие виды относительно вашего сына, – сказал д-р Вудфорд, – и я уверен, что моя племянница обладает достаточною скромностью и рассудительностью, чтобы не рассчитывать на изменение их ради нее.

– Объяснение! – повторил озабоченно сэр Филипп, – что вы подразумеваете под этим словом, ведь вы не давали ему обещания?

– Нет, сэр, – сказала Анна, – я не согласилась дать обещания; но когда мы расставались во Фландрии, он просил меня ждать его, и мне кажется, что вы должны знать об этом.

– О, я понимаю! – сказал баронет. – Это было так естественно по отношению к старому другу на чужой стороне, но у вас слишком много рассудительности, чтобы придавать большое значение дурачеству молодого человека, хотя добросовестное чувство, заставившее вас высказаться, весьма похвально. Но Чарльз еще не приехал и не скоро приедет, так что теперь не стоит и говорить об этом.

Румянец, покрывший щеки Анны, не вполне подтверждал ее благоразумие, но во всяком случае совесть ее была чиста; она передала, что было, и отец не счел нужным придавать этому большое значение. Говорить о том, насколько она сама любила Чарльза, было бы унизительно для нее и совсем некстати, так как о ее чувствах никто и не справлялся; также незачем было упоминать о ее твердом решении не выходить замуж ни за кого другого. Для этого будет время, когда будет сделано предложение.

Таким образом, дядя и племянница вступали в новую жизнь, утратив некоторую независимость; доктор, кроме того, понес еще большую утрату, лишившись соседства соборной библиотеки. Через год или два леди Арчфильд стала страдать ревматизмом, а у сэра Филиппа был теперь друг, с которым он мог всегда сыграть партию в бак-гаммон [26] и прочесть «Еженедельную газету» (издание того времени), поэтому им и не хотелось совершать переезд в Винчестер, и они теперь проводили зиму дома.

Впрочем, несколько раньше, когда принцесса Анна приезжала на короткое время в королевский дом в Винчестере, леди Арчфильд, желая засвидетельствовать ей должное почтение, посетила ее в сопровождении Анны. С истинно королевской способностью запоминать лица, принцесса узнала свою тезку, дала ей поцеловать руку и была весьма милостива. Как раз в это время принцесса была в ссоре с сестрой и не имела особенных причин быть довольной настоящим режимом. Она подозвала к себе мисс Вудфорд и, к удивлению Анны, смеялась над собственным бегством из Кон-Пита, добавляя при этом: «Ты не хотела тогда со мной ехать и была права. Им незнакомо чувство благодарности! Если б я знала, как они со мною поступят, я не шевельнула бы пальцем! Так это ты везла ребенка! Скажи мне, какой он из себя».