Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта. Страница 58

Глава XXIV

ВЕСТИ ИЗ «ЖЕЛЕЗНЫХ ВОРОТ»

Был ненастный осенний день и желтые листья с тополей, растущих перед домом, падали на землю вместе с моросящим дождем. Д-р Вудфорд, которому понадобилась книга из соборной библиотеки, отправился за нею два дня тому назад и, вероятно, из-за погоды остался в Винчестере. Леди Арчфильд не покидала постели вследствие сильного припадка ревматизма; сэр Филипп дремал после обеда в своем кресле, а маленький Филипп стоял около Анны, прилагавшей все усилия, чтобы не дать ему разбудить дедушку; она читала, рассказывала ему о рыбаках в остроконечных шляпах, изображенных на картинках книги Иваака-Вальтона «О рыболовстве».

Пораженный, видимо, музыкальностью звуков, мальчик заставил Анну во второй раз прочесть стихи Марло:

«Приди ко мне и будь моей возлюбленной».

Он объявил, что Нан – его возлюбленная и что она должна смотреть, как он будет ловить рыбу в реке. В это время как раз вошел слуга, посланный встретить королевскую почту и получить номер «Ежедневной газеты»; он принес не только газету, но и толстый запечатанный пакет, при виде которого мальчик запрыгал, восклицая: «Письмо от моего папа! Не написал ли он ответ на мое письмо?»

Сэр Филипп, проснувшийся, когда отворили дверь, взглянул на пакет и вскрикнул: «Это не его почерк». Он хотел сломать тяжелые печати и развязать бечевку, но его руки так дрожали, что он передал Анне пакет, со словами: «Вскройте его и скажите мне, не умер ли мои сын?»

Тревога Анны также увеличилась. Она сорвала обертку и. наскоро взглянув в пакет, сказала:

– Нет, нет, он жив; в конце есть несколько слов от него самого. Вот здесь, сэр.

– Я не могу! Я не могу! – говорил несчастный старик; слезы застилали его глаза. – Прочтите вы, моя дорогая, и сообщите мне, что могу я сказать его несчастной матери.

Он опустился в кресло и обнял маленького внука, смотревшего на него широко раскрытыми голубыми глазами.

– Он выражает вам свою любовь и преданность и шлет сыну свое благословение. Он говорит о возвращении домой, так что нечего пугаться, сэр! – воскликнула Анна, вся вспыхнув.

– Но что же случилось? – спросил отец. – Скажите мне это прежде всего, остальное потом.

– В боку, в левом боку, – едва была в силах проговорить Анна, стараясь постигнуть смысл неразборчивого письма. – Пулю еще не извлекли, но когда вынут, он выздоровеет.

– Дай-то Бог! Кто пишет?

– Норман Греам из Гленду, капитан драгунского полка его величества. Это его близкий друг. О. сэр, он вел себя героем! Он был ранен, защищая знамя от турок, и крепко держал его в руке, когда товарищи вынесли его с поля сражения.

Сэр Филипп опять попросил Анну прочесть ему все письмо.

В письме говорилось, что имперская армия встретила в Липне турецкие силы, далеко превосходившие ее численностью, и потерпела страшное поражение, причем погиб командующий генерал Ветерани: что капитан Арчфильд хотел спасти его и сам был ранен саблею в теку, но прорвался вперед через неприятельские ряды, отбил знамя своего полка, и только благодаря отчаянным усилиям товарищей по оружию, искренне преданных ему, был вынесен с поля битвы, хотя с серьезной раной в левом боку. Армия должна была немедленно отступить и его везли по ужасным дорогам в крепость, называемую Железные ворота Трансильвании, где было написано это письмо и послано с курьером, который должен призвать курфюрста Саксонского на помощь уцелевшей армии.

До сих пор невозможно было исследовать рану, но Чарльз лично просил своих родителей не отчаиваться и надеяться на его выздоровление до тех пор, пока его слуга не вернется без него; он поручает высказать своим родителям самые нежные почтительные чувства, шлет благословение сыну и благодарит его за милое письмо, на которое он не мог ответить, но которое, по словам его друга, лежит раскрытое под его подушкой, запятнанное кровью; он напоминает сыну, чтобы он всегда любил и уважал ту, которая всегда заменяла ему мать.

Анна с трудом прочла последние слова и передала сэру Филиппу клочок бумаги, на котором слабою рукою были написаны следующие строчки:

«От всей души прошу у вас прощения за все проступки, которыми огорчал вас. Поручаю вам моего ребенка, на утешение вам, и мою возлюбленную, которую прошу вас взять под свое покровительство. Она будет почитать вас, как дочь, и сделается ею, с вашего согласия, если Бог даст мне вернуться домой. Посылаю мою искреннюю любовь ей, моей матери, сестре и вам».

Вместо окончания и подписи было что-то нацарапано, и капитан Греам добавлял:

«Письмо и диктовка очень утомили его. Он хотел бы больше сказать, но говорит, что молодая леди может объяснить вам его слова; он повторяет свои просьбы, чтобы вы признали ее своею дочерью и чтобы его сын любил и уважал ее».

Была еще приписка:

«Доктор думает, что ему станет лучше после того, как он облегчил свою душу признанием».

– Дитя мое, – сказал сэр Филипп, тяжело вздохнув и взглянув на Анну, которая обняла мальчика и спрятала лицо за его маленькой испуганной головкой, – дитя мое, вы прочли?

– Нет, – отвечала Анна.

– Так прочтите.

Когда она хотела взять записку, он внезапно обнял и поцеловал ее, обливаясь слезами.

– Бедное дитя, – сказал он, – вы испытываете такой же тяжелый удар, как и мы! О, мой храбрый сын! – она опустила голову на его плечо, а он держал ее руки, и они плакали вдвоем. Маленький Филипп смотрел некоторое время на эту странную сцену и потом вдруг закричал:

– Вы не должны плакать! Папа не умер! – он топнул ногой. – Нет он не умер. Он выздоровеет; в письме это сказано: я пойду и расскажу это бабушке.

Невозможность позволить мальчику исполнить свое намерение заставила обоих ободриться. Тяжело вздыхая сэр Филипп пошел сообщить известие своей жене. Анна опустилась на колени и принялась ласкать маленького Филиппа, стараясь объяснить ему положение отца и значение геройских подвигов, которые увенчают его славой Глаза мальчика заблистали, и он высоко поднял свою хорошенькую головку.

Через некоторое время Анну позвали в комнату леди Арчфильд; здесь опять предстояло делить горе и страх и пытаться найти утешение в славе и надежде. Несколько успокоившись, родители обратились к Анне с расспросами о том, что произошло между нею и Чарльзом; но они спрашивали не вследствие недоверия и порицания, а потому, что хотели переговорить обо всем, что касалось человека, одинаково любимого ими всеми. Наконец сэр Филипп сказал:

– Я вижу, дорогое дитя мое, я ошибался, когда не хотел верить, что между вами все решено, хотя вы говорили мне об этом. Но чтобы ни случилось, вы приобрели права дочери.

Весьма естественно было желать для своего наследника более блестящую партию, и ему едва ли удалось бы выполнить свое намерение без некоторого сопротивления, как это было при теперешнем настроении родителей, хотя они любили Анну действительно настолько, что в конце концов все-таки согласились бы. Леди Нотли, приехавшая к родителям и лучше их знавшая сердечные дела брата, предупредила всякую возможность перерешения вопроса, и Анна, в качестве обрученной невесты, пользовалась полным сочувствием к ее душевной тревоге из-за отсутствия всяких известий. Желая не упустить ничего, что может быть приятно Чарльзу, Анне предложили сделать ему приписку в письме, в котором выражали надежды на его выздоровление и просили беречь себя, сомневаясь в то же время, жив ли он, когда отправляли это письмо. Неизвестность продолжалась еще долгое время. Утешались тем, что пока не вернулся слуга, хозяин должен быть жив и, может быть, сам находится на пути к дому; но путешествие из Трансильвании такое длинное и сопряжено с такими трудностями для англичанина, что мало вероятности в этом предположении. И так наступила зима, а не известность все продолжалась.

Во время службы в маленькой домашней часовне д-р Вудфорд провозглашал молитву за Чарльза; мать и Анна молились вместе и каждая про себя, а маленький сын его утром и вечером просил Бога «благословить лапу, послать ему здоровье и возвратить его домой».