Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович. Страница 23

Открыл глаза. Будто закрывал на мгновение, а перед ним уже Мариша и Илья.

Мариша трет виски мокрой салфеткой. A-а, нашатырный спирт. Илья со шприцем — шприц полный, желтоватый. Морфий!

Юра хочет сказать Илье, чтобы не смел.

Илья наклонился, делает щипок на руке, сейчас уколет.

Юра собирает остатки сил и отталкивает его.

Илья от неожиданности роняет шприц. Юра слышит звон разбитого стекла.

Мариша закусила губы, моргает, моргает, чтобы не заплакать.

Последний виток, и пружина остановилась. Можно вздохнуть.

— Ты извини, кандидат наук, — говорит Юра. — Дай лучше пить.

— Ладно, — кивает Илья и дает ему со стола чашку с водой.

Мариша подбирает осколки шприца и ломаные карандаши.

— Старый товарищ называется, и туда же со шприцем. Обещал мне, трепач.

Илья приподнял ему голову, чтобы удобнее было пить.

— Помалкивай. Сам трепач.

— Что? Аэросани вспомнил?

— А ты думал!

Юра попросил еще пить, потом устало закрыл глаза.

Илья показал Марише на дверь, и Мариша осторожно вышла. Илья раскрутил контактную розетку телефона, выдернул шнур и тоже незаметно вышел.

У Юры в комнате производственное совещание. В креслах и на стульях сидят Мами, Стибун и еще двое новых работников — Ильичев и Григорьян. Алехин недавно прикомандировал их к Юриной группе.

Юра давал задание по разработке вводов. Были испытаны уже всякие вводы — и проволочные и жидкостные. Но все не выдерживали высокого давления.

Порой думалось, что тупик, преграда, которую не одолеешь.

Мариша сжалилась и предложила папиросы. Юра отказался.

Ни на минуту не расставался с фанеркой из платяного шкафа. Илья смастерил на ней защелки, которые удерживали в любом положении бумагу, логарифмическую линейку, а сбоку самопишущую ручку. Так работать лежа было намного удобнее.

Юра исписал уже стопку бумаги — расчеты, наброски, эскизы. По привычке пошли в ход поля справочников и журналов. Даже фанерка с двух сторон покрылась формулами и цифрами.

Многое из придуманного испытывалось в лаборатории, но большая часть оставалась на месте, на бумаге.

На этот раз Юра давал задание разработать вводы по принципу обратных шлифов, которые притирались бы в капилляре, как притирается пробка во флаконе с духами. Изготовить шлифы с малым конусом, тогда давление в генераторе не вытолкнет их, а, наоборот, уплотнит, прижмет к стенкам.

Когда Юра кончил сообщение о шлифах, начали задавать вопросы.

— Какой они должны быть формы?

— Обыкновенный конус.

— Какой угол на сторону?

— Один, два градуса. А еще лучше устроить несколько опытов со шлифами под различными углами, но не свыше трех.

Мами вела запись совещания в журнал.

— Капилляров тоже закажите побольше. В мастерских будут вздыхать, а вы заказывайте.

— Закажем, — кивнула Мами. — Повздыхают и перестанут.

— У нас теперь свой импульсник, — похвастался Стибун. — Собственный.

— Откуда?

— Алехин вчера подарил. «Губите, сказал, окаянные, по своему усмотрению».

— Юрий Николаевич, — улыбнулся Ильичев, — охрана труда наведывалась.

— Караулят, — сказал Григорьян, — когда со ртутью что-нибудь нарушим.

— Но вы не очень уж нахально там. С охраной труда бороться сложно, у них параграфы.

— А мы Настю в дозор ставим.

Пошутили, посмеялись.

Юра продиктовал порядок проведения испытаний со шлифами на давление. Производственное совещание закончили. Все быстро поднялись и начали прощаться. В это время приехал Алехин.

Марише он сказал:

— Дел никаких не имею, навестить заглянул.

Но когда Алехин посмотрел на Юру, обессиленного и бледного, тоже собрался уходить вместе со всеми.

Юра попытался удержать.

— После приеду, — буркнул Алехин и, как и прежде, только тихонько толкнул Юру в плечо.

Перерывы между приступами становились короче. Боли изматывали, голова ныла не переставая, и утром, и днем, и вечером.

От наркотиков Юра по-прежнему отказывался. Разрешил увеличить на ночь дозу снотворного и колоть кордиамин.

Илья и Мариша по очереди дежурили около Юры. Третий месяц Юра боролся за каждый час, за каждый день: он должен успеть закончить работу с генератором.

Решением партийного бюро института генератор был объявлен заданием номер один. Мастерские выполняли заказы на детали вне очереди и, если надо было, работали сверхурочно.

Стибун, Мами, Ильичев и Григорьян отказались от летних отпусков. Алехин хмурился, был нетерпимо резок с теми, кто высказывал сомнения в успехе.

Старик Бахметьев слал телеграммы из Сибири, из отделения Академии наук, где руководил сектором радиоэлектроники, допытывался, чем может быть полезен Юре.

В лаборатории под зеленым козырьком лампы по-прежнему висела тучка папиросного дыма. По-прежнему приходил Алехин, подсаживался к монтажному столу и тоже молча закуривал. Гудели трансформаторы, вздрагивали, ползли по шкалам стрелки амперметров и вольтметров. Только Мами почему-то перестала красить губы.

В городе давно уже лето. У Юры на подоконнике в железном лотке купаются пыльные воробьи.

Особенно часто Юра думает о Марише.

…Студенческое общежитие. Мариша стоит посредине коридора: подбородком придерживает материю, которая повисла до колен. Таким должен получиться сарафан. Может быть, рисунок на материи слишком крупный? Мариша с пристрастием допрашивает Юру — крупный или не крупный? Юра смотрит на нее издали, сложив ладони подзорной трубой. Мариша дует губы, сердится. Юра крутит ладони, наводит фокус. Ах так! Мариша бросает материю и бежит за ним.

Воскресный день. Дачное место Лось. Мариша в свитере и в спортивных брюках — худенький мальчишка с золотистыми глазами. Откинула голову и хохочет: Юра загляделся на встречную девушку и вместе с велосипедом свалился в канаву.

Весна. Пора генеральных уборок. Мариша в ситцевой косынке, в больших Юриных шлепанцах и с веником, привязанным к длинной палке. Гоняется за пауком, вздумавшим, на свою беду, поселиться в комнате.

Сухуми. Пляж. Мариша клеит фунтик и закрывает от солнца нос. Девочка-утенок! В резиновой шапке лежат черешни, они солоноватые: их мыли в море. Девочка-утенок ест черешни, а косточками стреляет в Юру.

Часами Мариша может стоять у зеркала — растянет пальцами глаза, сделает продолговатыми, модными, приподнимет концы бровей, начешет или уберет со лба волосы. Из старенького халата смастерит открытое вечернее платье.

Положила колено на стул — разговаривает по телефону. С ноги свесилась туфелька, упадет. Мариша ловит за каблук и надевает.

Трет пальцы, чтобы нагрелись и скорее подсох свежий лак на ногтях…

Не думалось тогда, что в этих мелочах было столько молодости, поэзии. За нестихающей работой в институте Юра мало что замечал. Память возвращала ему эти мелочи.

В лаборатории на монтажном столе лежит листок бумаги — только что его принесла Настя.

На листке Юриной рукой перечислены пункты запуска генератора:

«1. Подогреть кислородной горелкой и зажечь, как ртутную лампу высокого давления.

2. Установить инфракрасные фильтры, термостолбик и рефлектор.

3. Повышать мощность, пока не наступит неустойчивый режим. Управлять с помощью струи азота. Если такое управление будет достигнуто, то дело почти сделано.

4. Подавать импульсы, постепенно повышая мощность. В этом рабочем режиме генератор может почти не давать световых вспышек. Тогда и нужно искать излучение в области волн длиной в сотую и десятую миллиметра».

Последняя фраза была дважды подчеркнута.

Юра неподвижен — шевелятся еще пальцы на правой руке, и он может поворачивать голову.

Фанерку с листком бумаги, на котором он перечислил пункты запуска генератора, перед ним держала Мариша. Написать эти пункты он хотел сам, своей рукой.

Боль постоянна и неотвратима.