Ваятель фараона - Херинг Элизабет. Страница 29

«Наверно, это пограничный камень, – подумал Тутмос. – Значит, я нахожусь на северной границе Ахетатона».

Когда Тутмос был еще ребенком, он не имел возможности научиться чтению и письму в Доме для учения, подобно сыновьям жрецов и чиновников. Поэтому он должен быть благодарен Иути. Старик обучил Тутмоса, и надписи на стенах храмов и памятников не остались для него немыми. Они раскрывали ему свои тайны, хотя это и стоило зачастую большого труда. Старый Иути говорил, что лишь тот скульптор хорош, который не только своими изваяниями, но и начертанием имени человека может предохранить его от забвения и даровать вечную жизнь.

– Неужели ты всю жизнь хочешь зависеть от того, кто будет подписывать твои работы, а ты даже не сможешь прочесть, что он написал? – спрашивал Иути рассерженно, когда Тутмос хныкал, мучительно разбирая надписи.

Для Тутмоса не составляло труда запомнить форму письменных знаков, но его злило, что он лишь с большим трудом мог понять их значение. Кругом весело щебетали птицы и жужжали пчелы, а он должен был тростинкой наносить надоевшие ему знаки на глиняном черепке. Но прежде чем Тутмос сумел усвоить значение каждого письменного знака (некоторые передавали один звук, другие – группу звуков, а многие просто определяли общее понятие, к которому принадлежало данное слово), ему немало пришлось потрудиться. Однако старик не оставлял его в покое до тех пор, пока Тутмос кое-как не освоил эту премудрость.

Тутмос невольно вспомнил своего старого мастера, остановившись перед камнем и разглядывая ряды иероглифов на нем. Что бы сказал Иути о его лучшей работе, на которую обратила внимание царица и которая заслужила похвалы Эхнатона? Неужели старик не простил бы его? Его, нарушившего волю старого мастера?

Тутмос даже испугался, когда понял, что ссора с покойным волнует его гораздо больше, чем разногласия с главным скульптором Баком, который жив и может доставить ему еще очень много неприятностей. Почему же так? Неужели Иути каким-то непонятным образом был ближе к правде, чем Бак? Неужели Бак, на словах столь ревностный приверженец правды, делает это только для того, чтобы заслужить признание и похвалу?

Он сделал движение рукой, как бы отгоняя грустные мысли, и, подойдя к скале с надписью, начал читать:

6-й год царствования, 4-й месяц Всходов, 15-е число. В сей день Его величество был в Ахетатоне в своем ковровом шатре, который был поставлен для Его величества – да будет он жив, невредим, здоров! – в Ахетатоне и название которого «Атон доволен». Воссиял Его величество – да будет он жив, невредим, здоров! – на колеснице из светлого золота, подобно Атону, когда восходит он на небосклоне и наполняет Обе Земли своей любовью.

Предпринял он добрый путь в Ахетатон в первый раз, когда нашел его. Основал он его в качестве памятника Атону, как приказал ему его отец Ра-Хорахти, ликующий на небосклоне, в имени своем как Шу, который есть Атон, одаренный жизнью на веки веков, чтобы создать ему памятник в нем.

Повелел он, чтобы в день основания Ахетатона справили великие жертвоприношения хлебом, пивом, откормленными быками, скотом всяким, птицей, вином, плодами, благовониями, овощами всякими прекрасными.

Затем Его величество отправился на юг и остановился перед своим отцом Атоном на горе к юго-востоку от Ахетатона, и лучи Атона были на нем, давая жизнь, счастье, делая молодым тело его ежедневно.

И произнес клятву царь Верхнего и Нижнего Египта, живущий правдой, Нефйрхепрура-Ваэнра, сын Ра, живущий правдой, владыка венцов, Эхнатон: «Клянусь отцом моим Атоном и расположением моим к царице и детям ее, которой да будет дан преклонный возраст, великой жене царя Нефернефруатон-Нефертита – да будет она жива во веки веков! – в течение миллионов лет под защитой фараона – да будет он жив, невредим, здоров! И да будет дан преклонный возраст царевне Меритатон и царевне Мекетатон, детям ее, которые да будут под защитой царицы, их матери, на веки веков.

Это моя истинная клятва, которую я хотел произнести и о которой я не скажу, что неправда, во веки веков.

Что касается южной пограничной плиты, что находится на горе к востоку от Ахетатона, то это она будет пограничной плитой Ахетатона, около которой я сделал остановку. И не преступлю я ее в южном направлении во веки веков.

Да будет поставлена юго-западная пограничная плита точь-в-точь на одном уровне с ней на горе к югу от Ахетатона.

Что касается средней пограничной плиты, что находится на горе к востоку от Ахетатона, то это она будет пограничной плитой, около которой я сделал остановку на горе к востоку от Ахетатона, и не преступлю я ее в восточном направлении во веки веков.

Да будет поставлена средняя пограничная плита, что будет на горе к западу от Ахетатона точь-в-точь на одном уровне с ней.

Что касается пограничной плиты к северо-востоку от Ахетатона, около которой я сделал остановку, то это она будет северной пограничной плитой Ахетатона. И не преступлю я ее в северном направлении во веки веков.

Да будет поставлена северная пограничная плита, что будет на горе к западу от Ахетатона точь-в-точь на одном уровне с ней.

Что же касается Ахетатона, то он располагается в пределах от пограничной плиты до пограничной плиты на горе к востоку от Ахетатона, начиная от южной пограничной плиты вплоть до северной пограничной плиты, что составляет 6 рек, 1 1/4 жерди и 4 локтя. То же самое от пограничной плиты к юго-западу от Ахетатона до северо-западной пограничной плиты на горе к западу от Ахетатона, что составляет равным образом точь-в-точь 6 рек, 1 1/4 жерди и 4 локтя.

Что же касается этого внутреннего пространства между четырьмя пограничными плитами от восточной до западной горы, то это и есть сам Ахетатон.

Он принадлежит отцу моему, Атону, то есть горы, пустыни, поля, вновь образованные полевые участки, лучшие участки земли, орошаемые поля, пашни, вода, поселения, берега, люди, скот, рощи, все прекрасные вещи, которые были созданы Атоном, моим отцом, на веки вечные.

Не пренебрегу я сей клятвой, данной мною Атону, моему отцу, во веки веков. Кроме того, она будет пребывать на каменной пограничной плите в качестве юго-восточной границы, а также в качестве северо-восточной границы Ахетатона, а также будет она пребывать на каменной пограничной плите в качестве юго-западной и северо-западной границы.

Да не сотрут ее! Да не смоют ее! Да не исщербят ее! Да не заштукатурят ее! Да не пропадет она!

Если пропадет она, если исчезнет она, если упадет плита, на которой она пребывает, то я возобновлю ее опять вновь на том месте, где была она».

«…Мое расположение к царице и детям ее, – повторяет про себя Тутмос, продолжая свой путь. – Конечно, божественное сердце царя может радоваться. Ведь Нефертити до глубины души предана Атону, который научил ее отличать правду от лжи, искренность от лести. И эта радость порождает глубокую и искреннюю близость между ними, такую близость, какую не испытывала ранее ни одна супружеская чета… Их объединяет любовь к божественному отцу! И то, что они счастливы, ни у кого не может вызвать сомнения!» Картина счастья возникает перед глазами молодого скульптора. Ему представляется Эхнатон, сидящий на троне. Его ноги, обутые в сандалии, покоятся на маленькой скамеечке, покрытой подушками. На руках он держит старшую царевну, которая ручонками обвила шею отца и нежно его целует. Напротив царя сидит Нефертити с другой царевной на коленях. И над этими земными божествами сияет солнечный диск, который услаждает и ласкает их множеством своих рук.

Отбросив все сомнения и переживания, молодой мастер до мельчайших подробностей рисует в своем воображении эти божества в человеческом образе. Так глубоко, от всего сердца почитает он их. Он представляет себе Мекетатон на коленях у Нефертити, одной ручкой она указывает в сторону отца, другая покоится на руке царицы. Ее головка повернута к матери. Тутмос видит и Меритатон, ласкающую царя. Перед его глазами возникают царские одежды: строгие складки набедренной повязки Эхнатона, ниспадающее с плеч прозрачное одеяние Нефертити.