Снег на песке (СИ) - "Мурзель". Страница 66
***
Добравшись до убежища, Амрен первым делом велел усилить охрану.
— Думаешь, Селим нападет на тебя здесь? — встревожено спросила Бьянка, когда они вошли в покои.
— Если бы он мог, то давно бы уже это сделал. Но осторожность не повредит, — он повернулся к ней и взял ее ладони в свои. — Ты вся дрожишь. Прости меня, идиота, я должен был это предвидеть.
Он притянул ее к себе. Бьянка порывисто уткнулась носом в его плечо. Теперь, когда опасность миновала, ее начало трясти. Петля вокруг шеи любимого человека, его надсадный хрип — это был самый жуткий момент в ее жизни.
— Я до смерти перепугалась, — призналась она.
— Прости. Я осел, — он ласково погладил ее по волосам. — Клянусь, больше такого не повторится.
— Одного не пойму, почему они так упорно пытались тебя задушить? У них ведь были сабли и кинжалы.
— Традиции у нас такие, — Амрен потер шею, вокруг которой яркой лентой багровел след от веревки. — Закон запрещает проливать кровь членов династии. Если бы кто-то из них зарезал меня у всех на глазах, его должны были бы казнить. Поэтому принцев обычно душат шелковым шнуром.
— «Душат принцев»? — недоуменно переспросила Бьянка. — И часто у вас такое бывает?
С тяжелым вздохом Амрен опустился на диван. Она присела рядом.
— Знаешь, какой первый приказ отдает новый султан, едва взойдя на престол? — спросил он.
— Какой?
— Он велит казнить всех своих братьев, включая грудных младенцев. Даже беременных наложниц суют в мешки и бросают в море.
Бьянка ошеломленно уставилась на него.
— Что, правда?!
— Увы. Таковы наши традиции.
— С ума сойти! А если султан вскоре помрет, кому тогда достанется трон?
— Обычно к тому времени у него уже есть наследники. А если нет, то он убивает братьев после того, как у него рождается первый сын.
— Жуть какая! — содрогнулась Бьянка.
— Согласен, — кивнул Амрен. — Когда мой отец стал падишахом, из дворца вынесли восемь гробов. И вот, зная обо всем этом, я, идиот, отчего-то решил, что ко мне это не относится. Мы ведь с Селимом поклялись друг другу, что если кто-то из нас станет султаном, то он ни за что не казнит своих братьев. Теперь я убедился, чего стоят его клятвы, ишак безмозглый. И ты могла пострадать из-за моей глупости.
Бьянка прильнула к нему.
— Не бери в голову, любимый. Слава Ньоруну, все обошлось. Зато теперь ты знаешь, кто на самом деле хочет тебя убить.
— Теперь знаю, — Амрен печально вздохнул.
Бьянка с беспокойством вгляделась в его лицо. Опущенные уголки рта, резкая морщина между бровями — он казался очень подавленным.
— Тебе нехорошо? — она прижалась губами к его виску. Кожа была соленой и влажной от проступившей испарины.
— Нет, все нормально, — ответил он. — Просто… нахлынули воспоминания.
— Плохие?
— Да…
— Поделишься?
Амрен поднял на нее измученный взгляд. Белки глаз были красными из-за лопнувших сосудов. У Бьянки сжалось сердце.
— Да, думаю пришло время все тебе рассказать… погоди секунду.
Поднявшись с дивана, он подошел к настенному шкафчику и достал из него бутылку.
— Принести чего-нибудь к вину?
— Не нужно, — Бьянка мотнула головой.
Амрен уселся рядом и наполнил бокалы.
— Как ты знаешь, моя мать родом из Хейдерона, — начал он свой рассказ. — Совсем юной она попала в гарем моего отца — тогда он еще был не султаном, а всего лишь наследником. До меня у него рождались только девочки, так что я — его первый сын.
Лучи заходящего солнца пробивались сквозь ажурные ставни и золотистыми бликами играли на лице возлюбленного. Бьянка пригубила вино. Сладкая густая жидкость медленно потекла в горло, оставляя во рту приятное виноградное послевкусие. Гораздо лучше той бурды, что им наливали тогда в кабаке.
— Наверняка он очень обрадовался твоему рождению? — предположила она.
— Еще бы, — хмыкнул Амрен. — Правда к матери он вскоре остыл. У него начали появляться новые фаворитки, и одна из них — мать Селима — задумала стать главной.
— И ей это удалось? — Бьянка снова сделала глоток.
— Да. Интриги, козни — и в конце концов большинство в гареме приняло ее сторону. Если отец всерьез увлекался какой-нибудь наложницей, то Зухра делала все для того, чтобы ее устранить.
— Каким образом?
— Яд, кислота, кинжал — способов целая куча, и Зухра ничем не гнушалась. У нее было полно прихлебателей: евнухи, служанки, другие рабыни — почти все плясали под ее дудку.
— И как же к этому относился султан?
— Перед ним она строила из себя невинную овечку и в итоге всегда выходила сухой из воды.
— Да уж, — Бьянка допила вино. — А что же твоя мать?
— Она сразу поняла, откуда ветер дует, и старалась лишний раз не высовываться, — Амрен снова наполнил бокалы. — Она видела, насколько опасна Зухра, и решила отойти в сторону, не бороться за внимание отца. До поры до времени Зухра ее не трогала, ведь одно дело — избавиться от простой рабыни, а другое — покуситься на мать наследника.
Амрен отпил из бокала, и на его нижней губе осталась рубиновая капелька вина. Потянувшись к любимому, Бьянка ткнулась в его прохладный сладкий рот. Он нежно поцеловал ее, затем продолжил рассказ.
— Когда у Зухры родился Селим, она захотела посадить на трон именно его. Несколько раз она покушалась на мою жизнь, но мать была настороже. Она даже сама готовила мне еду, чтобы мне не подсыпали яд. Однажды, когда я был еще совсем мал, служанка Зухры попыталась задушить меня подушкой, но ее поймали, и на допросе она призналась, кто ее подослал.
— Ну и дела! — Бьянка возмущенно покачала головой. — Надеюсь, эту гадину наказали как следует!
— Служанку казнили, — Амрен наполнил опустевшие бокалы.
— А Зухру?
— Ей, как обычно, все сошло с рук. Она будто околдовала отца, он верил лишь ей одной. Даже если он и догадывался, что у нее рыльце в пушку, то каждый раз прощал ее.
— Вот стерва! — с негодованием бросила Бьянка.
— После того случая она надолго затаилась, сделала вид, будто смирилась с тем, что повелитель считает главным наследником меня, а не Селима. Она позволила нам общаться. Мы с ним даже сдружились… как я думал, наивный осел, — Амрен горько усмехнулся.
— А у нее были другие дети? — спросила она.
— Три дочери. Поначалу, когда ее власть в гареме не была такой сильной, некоторые наложницы успели родить султану еще нескольких сыновей. Я уже говорил, что у меня есть и другие братья.
— А она не пыталась тоже от них избавиться?
— Пыталась, конечно. Двое умерли совсем крохами. Никто не знает от чего, но скорей всего не обошлось без ее вмешательства. А еще я помню, как в гареме время от времени раздавали сладости в честь того, что очередная наложница забеременела, а вскоре после этого она или куда-то исчезала, или у нее был выкидыш, или с ней происходил несчастный случай.
— Кошмар, бедные женщины!
— Да, такая вот она, райская жизнь в гареме, — Амрен допил вино.
— И что было дальше?
— Так продолжалось до тех пор, пока мне не стукнуло четырнадцать. Я считался почти взрослым. Через пару месяцев мне бы уже начали собирать собственный гарем. Но тут мать совершила ужасную ошибку.
Амрен осекся, и по его лицу словно пробежала тень. Очевидно, ему было нелегко об этом говорить.
— Погоди, принесу вторую бутылку, — он поднялся с дивана.
Откинувшись на спинку, Бьянка задумчиво уставилась в потолок. На фоне густой фиолетовой тени трепетали оранжевые отблески свечей. От выпитого вина немного кружилась голова. Бьянка на удивление живо представила все то, о чем рассказал Амрен. Сотни женщин, запертые в гареме, которым позволено любить лишь одного единственного мужчину. Призрачная надежда на счастье вынуждает бороться за его внимание всеми доступными способами. Но даже добившись желаемого, нельзя ни на секунду расслабиться, ведь на пятки уже наступают другие… Да уж. Не позавидуешь такой судьбе.
Вернулся Амрен и снова наполнил бокалы. На этот раз вино было терпким и вязким, слегка било в нос и оставляло душистое послевкусие недозрелого винограда.