Бенито Муссолини - Хибберт Кристофер. Страница 37

Это письмо, полное резких упреков, Аттолико лично вручил Гитлеру, который прочитал его «почти с жадностью». После того как удалился итальянский посол, Гитлер вызвал к себе Геринга и Риббентропа, которые обсуждали это письмо вместе с ним в раздраженном тоне более пяти часов. Позднее Гитлер ядовито заметил, что Италия вступит в войну только в случае «впечатляющих военных успехов Германии, желательно против Франции, и в любом случае от участия Италии в войне будет мало пользы, поскольку для этого потребуется дополнительные экономические усилия со стороны Германии по снабжению Италии военным снаряжением и сырьем».

Пока Муссолини с нетерпением ждал от явно не торопившегося Гитлера ответа на свое письмо, его настроение вновь переменилось. В начале февраля, в годовщину основания фашистской милиции, дуче выступил с речью, получившей широкий резонанс. В ней заявлялось, что итальянцам прямо-таки не терпится ринуться в сражение, «в сражение, которое уже не за горами». В середине месяца, когда ответа от Гитлера все еще не было, дуче заявил, что нехватка военного снаряжения в Италии не должна быть оправданием ее бездействия. «Дуче, — записал Чиано в своем дневнике 21 февраля, — намерен удовлетворить немцев». Вполне предсказуемого эффекта, подогревшего готовность Муссолини выступить в войне на стороне Германии, достигла антигерманская позиция короля. «Как смеет этот жалкий карлик указывать, что мне следует делать!» — однажды гневно воскликнул дуче, когда услыхал, что король резко осудил альянс Италии с Германией и вновь сравнил честность англичан с ненадежностью союзника Италии. «Почему бы этой глупой мелкой сардинке не высовывать своего носа дальше нумизматики? Ведь это единственная вещь, в которой он хоть что-то понимает». Когда война закончится, он — дуче — «посоветует Гитлеру выбросить на помойку истории все эти абсурдные анахронизмы в виде монархий». «Король хотел бы, чтобы мы вступили в войну тогда, — заявил дуче Чиано, — когда уже наступит время склеивать разбитую посуду. Надеюсь, что до этого не вся посуда будет разбита о нашу голову. Что может быть более унизительным, чем то положение, когда остаешься в стороне со скрещенными на груди руками в то время, пока остальные делают историю. Не имеет особого значения, кто, в конце концов, победит. Для того чтобы сделать народ великим, необходимо направить его в самую гущу битвы, даже если для этого придется дать ему пинок в зад».

Ватикан раздражал дуче своим поведением так же, как и король. Но, по крайней мере, новый папа был более здравомыслящим, чем «тот невозможный старый автократ» Пий XI, который не стеснялся публично осуждать чрезмерный национализм и расовую идеологию в период подготовки и заключения «Стального пакта». Именно это заставило Муссолини заявить тогда о том, что он вполне готов «сломать немало дубинок о спины священников». Подобную операцию, считал Муссолини, было бы не слишком трудно осуществить; итальянцы — далеко не религиозный народ, они всего лишь суеверны; они очень скоро привыкнут к мысли о том, что легко могут обойтись без Ватикана. Но, хотя кардинал Пакелли, сменивший на папском престоле Пия XI в начале 1939 года, поначалу не казался таким упрямым и надоедливым, как его предшественник, но он тоже вскоре стал действовать Муссолини на нервы. До избрания на папский престол он был нунцием Ватикана в Германии и симпатизировал немцам, но он считал своим долгом сделать все, что от него зависело, чтобы воспрепятствовать Италии сражаться на стороне Германии. Через посредство отца-иезуита Пьетро Такки-Вентури, осуществлявшего связь Ватикана с Палаццо Венеция после заключения Латеранского договора, Пий XII постоянно напоминал Муссолини о необходимости поддерживать итальянский нейтралитет и о своем желании видеть Италию в состоянии мира. Ватиканская газета «L ' Osservatore Romano» опубликовала этот совет папы, сопроводив его пространным политическим комментарием, в котором безошибочно угадывались антифашистские интонации. В мае 1940 года газета опубликовала папское послание королю Бельгии, королеве Нидерландов и Великой герцогине Люксембургской с выражением поддержки. Тираж этого номера газеты разошелся моментально, несмотря на действия фашистских молодчиков, которые запугивали покупателей, рвали в клочья и сжигали экземпляры газеты прямо на улицах и даже избивали владельцев киосков, продававших газету. В итоге, по приказу Муссолини, папского нунция предупредили — или газета прекратит публикацию политического материала, который мог бы рассматриваться как антифашистский, или газета будет вообще запрещена. «L ' Osservatore Romano» посчитала целесообразным сдаться на милость победителя.

Одним из ее прегрешений, которое Муссолини не посчитал возможным простить, являлось противодействие постулату официальной фашистской пропаганды, усердно насаждавшемуся Роберто Фариначчи в его Regime Fascista. Этот тезис заключался в отрицании возможности примирения с теми странами, которые выступали за санкции против Италии во время абиссинской войны. Эти санкции всегда были мучительным воспоминанием для Муссолини. Самнер Веллс не мог не отметить в феврале 1940 года, каким сильным раздражителем оно оставалось для Муссолини.

Самнер Веллс был послан в Европу президентом Рузвельтом для того, чтобы выяснить, нельзя ли убедить Муссолини что-либо сделать для примирения Великобритании и Франции с Германией. Веллс прибыл в Рим 25 февраля с пространным личным письмом президента Рузвельта к дуче. Муссолини принял Веллса с настороженной холодностью, которая, однако, исчезла после того, как американец выразил надежду на достижение мира с помощью переговоров, объяснив, что президент Рузвельт не возражал бы, перелетев Атлантический океан, встретиться с дуче где-нибудь на полпути в Италию для секретных переговоров, которые имели бы далеко идущие последствия для всего мира. 29 февраля Веллс покинул Рим, если не с радужными надеждами, то, во всяком случае, в приподнятом настроении. Но уже к 10 марта Муссолини был снова благополучно возвращен в немецкий лагерь. В этот день Риббентроп, полный желания развеять все сомнения относительно прочности итало-германского альянса, которые мог заронить в душу Муссолини личный посланец президента Рузвельта, прибыл в Рим для того, чтобы вручить дуче ответ Гитлера на письмо Муссолини от 3 января, прибыл сопровождаемый многочисленной свитой, включавшей не только секретарей, переводчиков и официальных лиц министерства иностранных дел Германии, но и парикмахера, массажиста, инструктора физкультуры и врача. На самоуверенное заявление Риббентропа о том, что Германия стоит на пороге грандиозной и решительной победы, Муссолини ответил, что участие Италии в войне в настоящее время «является уже решенным вопросом», поскольку Британия блокировала Италию «в собственном море», как впоследствии в декларации о вступлении Италии в войну пояснил дуче. Когда три месяца спустя Гитлер решил оккупировать Данию и Норвегию и, в соответствии со своей, ставшей уже обычной, практикой, направил своего посла Макензена к Муссолини с письмом, в котором сообщал, что принятое им решение уже находится в стадии выполнения, то дуче на сей раз не только не стал выражать неудовольствия, но, наоборот, заявил, что «от всего сердца одобряет новую акцию» Гитлера. У Макензена осталось впечатление, что дуче не терпелось самому стать участником военного конфликта и его нетерпение только усиливалось с каждым новым письмом фюрера, обстоятельно описывавшего триумфальное шествие немецких армий по полям сражений. Мысль о том, что немцы могут и в одиночестве одержать победу, была для дуче, как уже ранее отмечал Чиано, просто невыносимой. К 21 апреля он, «как никогда, проникся воинственным духом, окончательно заняв прогерманскую позицию».

Однако англичане все еще разделяли надежду американцев на то, что Италию можно будет удержать от участия в войне. С целью минимизировать действие британской блокады, перекрывшей поставки немецкого угля в Италию, правительство Великобритании предложило Муссолини взамен восемь миллионов тонн собственного угля ежегодно. Доказать отсутствие у Великобритании принципиальных причин для конфронтации с фашизмом была призвана брошюра, написать которую было поручено лорду Ллойду, главе Британского Совета. Она включала хвалебное предисловие лорда Галифакса, содержавшее, в частности, следующие высказывания: «Итальянский гений, опираясь на основополагающие принципы фашизма, создал сильный авторитарный режим, который, однако, не угрожает ни религиозной или экономической свободе, ни безопасности других европейских наций. Несомненно достоин упоминания тот факт, что существуют принципиальные различия между структурой и сущностью фашистского государства с одной стороны и нацистского и советского государств — с другой. Итальянская система покоится на двух гранитоподобных столпах: во-первых, на разделении власти между Церковью и Государством при верховенстве Церкви в вопросах, касающихся не только веры, но и морали; во-вторых — на признании прав рабочего класса. Политический механизм фашизма строится на тред-юнионизме, в то время как немецкое государство построено на руинах немецкого рабочего движения».