Мятеж в империи (СИ) - Борисов-Назимов Константин. Страница 26

Женщина попыталась что-то сказать, Яков Пантелеймонович начал и вовсе грозить какими-то знакомствами, что если мы им не поможем, то он будет жаловаться. В городе, время от времени, слышны одиночные выстрелы. Нет, это не организованное сопротивление, думаю, кто-то пытается защитить свою собственность и тогда пуля ставит точку.

Перед зданием вокзала нам пришлось остановиться в переулке и отправить двух подпоручиков на разведку. Пушки продолжают стрелять, правда, паузы между выстрелами стали большими. Начинают беречь снаряды или что? О плохом думать нет желания, орудия должны замолчать. Минут двадцать продлилось ожидание, а потом вернулись наши офицеры и доложили:

— Три пушки ведут огонь с перрона, сделаны укрепления из мешков с песком, солдат порядка десятка, не считая артиллерийских расчетов. Командует какой-то поручик от артиллерии.

— Скрытно подобраться? — уточнил капитан.

— Легко, если нацепить на грудь, — вытащил из кармана подпоручик красный бант, не закончив фразы.

— Нет, ничего нам бояться, — отрицательно ответил я. — Двое остаются с машинами, остальные берут автоматы и вперед. Стреляем без предупреждения, патроны просто так не жечь! Пошли!

Капитан с Анзором попытались заикнуться, что мне следует остаться в переулке, а они сами все сделают. Ничего им не ответил, лишь криво усмехнулся. На кон поставлено слишком многое, чтобы заботиться о сохранности своей шкуры.

К зданию вокзала шли не таясь, охранение мятежники не выставили, патрулями не озаботились, нет у них нормального командира и организованности. Город почти вымер, вокзал пуст, что уму непостижимо. В зале ожидания, прямо на полу расположилось пятеро мятежников, которые выставили на газету бутыль самогона, разложили снедь (буфет грабанули?) и устроили попойку. Наше появление для молодых парней оказалось неожиданным, а так как они уже прилично подпили, то и сопротивление не оказали. Убивать их не стали, скрутили ремнями, да закрыли в каком-то подсобном помещении, подперев двери стульями.

— Иван, ты чего врагов жалеешь? — шепнул мне Анзор.

— Блин, да какие они к чертям враги? — покачал я головой. — Повелись на громкие лозунги, не понимают, что творят. Парням-то еще нет и двадцати, не мародерствуют и не насильничают. А то, что красные банты нацепили… — помолчал, а потом закончил: — Мы не убийцы, пусть с ними потом разбирается полиция и определяет степень вины каждого.

Вышли на перрон и двинулись цепью на мятежников. Конечно, нас мало по сравнению с ними, но огневой перевес на нашей стороне. Не ожидал никто, что мы появимся с тыла.

— Тот, кто бросит оружие и сдастся — останется жив! — выкрикнул я и дал короткую очередь из автомата поверх голов артиллеристов.

Поручик, командующий расчетом пушкарей, первый руки поднял и радостно улыбнулся. У офицера нет на груди банта, голова перебинтована, его не так давно избили и сюда он, вероятно, попал не по своей воле. Расчеты у пушек и не подумали оказать сопротивление, стрельбу прекратили, а к винтовкам никто не дернулся. А вот если бы не сдались, то неизвестно чем бы наша атака закончилась. Один солдат, что-то рассматривающий в бинокль, резко в нашу сторону повернулся, схватился за кобуру и прокричал:

— К оружию! Покажем офицерью за кем правда!

Его послушались, не все, примерно половина. Кто-то стал лихорадочно передергивать затворы винтовок, двое попытались развернуть в нашу сторону пулемет. Остальные же мятежники побросали винтовки и руки вверх подняли. Дожидаться, когда солдаты начнут стрелять мы не стали, короткие и злые очереди из автоматов унесли жизни десяти мятежников.

— Поручик! Ко мне! — мрачно потребовал я, смотря на офицера, командовавшего артиллеристами.

Он попытался подойти строевым шагом, пару раз качнулся из стороны в сторону, но дошел и представился:

— Поручик 7-й батареи лейб-гвардии 3-й Артиллерийской бригады Соломин Юрий Васильевич!

— Что здесь происходит? По каким целям вели огонь? — мрачно поинтересовался я.

— Эшелон с техникой и живой силой противника, — ответил поручик, а потом добавил: — Стреляли на упреждение и недолет!

— Поясните, — потребовал я.

— У нас не оставалось выхода, бить же на поражение не позволят присяга! — мрачно ответил тот.

— Ваше высокоблагородие, следует занять оборону, нас могли услышать, — обратился ко мне капитан Жермеев.

— Командуйте, Сергей Юрьевич, — предложил я и кивнул поручику-артиллеристу на ящики из-под снарядов: — Пойдемте присядем, вижу, что вам на ногах стоять непросто.

— Виноват! Разрешите уточнить ваше звание? — не сдвинулся тот с места.

— Чурков Иван Макарович, наместник Урала, — запоздало представился я.

— Ваше высокопревосходительство! Очень рад и для меня большая честь знакомство с вами! — широко улыбнулся поручик, которого в сторону неожиданно повело.

Сумел схватить его за рукав и не дал упасть.

— Ранены? — спросил поручика.

— Никак нет, — ответил тот. — Побили сильно и угрожали расправиться над семьей, если откажусь стрелять.

— Ясно, — поморщился.

Когда присели на ящики, то попросил Сергея Юрьевича вкратце рассказать, что произошло и как такое случилось, что город захватили мятежники. Пару недель назад, из генерального штаба пришла депеша о срочных маневрах, и большая часть гарнизона отправилась на учения за двести километров от города. Предписывалось расположиться, обустроиться, а потом производить оттачивание взаимодействия при наступлении на предполагаемого противника.

— Полковник, царствие ему небесное, — перекрестился поручик, — матерился при всех офицерах штаба, участвовавших на совещании. В такую погоду, — Соломин сделал жест рукой, — когда грязь, а ночью заморозки, убийство отправлять личный состав на потешные игрища. Денег-то не выделили, велели из гарнизонной казны тратить. В итоге, почти все отправились, полковник Валенков остался, пытался всеми правдами и неправдами достучаться до столицы, чтобы сдвинуть сроки учений. Не смог, — поморщился рассказчик. — Ночью, третьего дня, случился мятеж. Дежурных офицеров разоружили и отправили на гауптвахту, младших офицеров и солдат, кто не поддержал краснобантовых, избили и заперли в казарме. Полковника застрелили после того, как тот отказался подписать приказ о переходе гарнизона под знамена эсеров. Ко мне домой, пришло пятеро, когда отказался встать на их сторону, то долго били и пригрозили, что Лизавету попользуют и прирежут. А моя жена на седьмом месяце! Что мне оставалось?!

— Поручик, успокойтесь! — постарался я осадить его гневный выкрик. — Дальше!

— Отконвоировали сюда, тут уже расчеты устанавливали орудия, приказали открывать огонь по железной дороге, которая в семи километрах отсюда. Имелась связь с рекогносцировщиком, сегодня утром он звонить перестал, послали троих солдат для устранения обрыва на линии и заодно уточнить повреждения. Я, господ комиссаров, честно предупредил, что на такую дальность попаданий гарантировать не могу, большой разброс снарядов получится. Лукавил, конечно, наводчики отличные парни, знают как цель поразить, а в данном случае — не попасть, — он криво усмехнулся. — Одного не пойму, почему войска с эшелона нас атаковать не стали.

Этот вопрос и для меня — загадка. Неужели пушкари, пытаясь промахнуться, состав уничтожили? Могли ведь!

— Иван Макарович! — скорым шагом подошел к нам Анзор. — Два грузовика с солдатами у здания вокзала остановилось! Их человек тридцать, с винтовками.

— Братцы! — обратился я к солдатам, которые сдались. — Долго говорить не стану. Если есть среди вас тот, кто желает защитить отечество и страну от супостата, то разбирайте винтовки. В двух словах: вся пропаганда исходит из уст врагов империи, обосновавшихся за границей и мечтающих захватить Россию!

Для автоматов и пулемета, с готовыми, пусть и плохенькими, укреплениями, мы с офицерами продержимся долго. Люди нам необходимы, требуется освободить пленных гарнизонных офицеров и солдат, отказавшихся встать под знамена эсеров. Может и сумеем это сделать нашей малочисленной группой, но тут еще и вопрос времени.