Невероятные приключения циников в Скайриме (СИ) - Пасынкова Юлия Александровна. Страница 29

— Черт бы побрал этот здоровый образ жизни… Никакой жизни с этим образом… — проворчал Розгин. — Но ты, Максимка, зубы-то не заговаривай, тоже мне бабка-шептуха. В эксперимент я тебя не отпускаю — не по чину тебе влезать во всё это.

Кречет был готов к этому разговору, а потому глубоко вдохнул, набирая воздуха для пикировки:

— Тащ генерал армии, я могу привести четырнадцать доводов в пользу того, что я должен туда отправиться. И они все изложены вот здесь.

Вслед за банки с огурцами на свет появилась увесистая папка. Розгин полистал ее для виду и отложил в сторону. Кречет подготовился и к такому повороту:

— Сергей Михайлович, я провел пять успешных боевых операций, включая последнюю, где мы выкрали вас на рыбалку из-под носа Тамары Геннадьевны.

— Тс-с! — зашипел генерал армии, схватив бутылку самогона и спрятав ее под стол, — не поминай черта к обедне — тут же явится и всю плешь мне проест за это, — он кивнул на стопки.

— Не явится, — Кречет заговорщицки понизил голос, — я привез ей от мамы отводки новых кустовых роз. Тамара Геннадьевна сейчас в саду уже готовит под них место. Она будет занята примерно… — Кречет бросил взгляд на наручные часы, что-то прикинул в голове, — …час. Плюс-минус десять минут.

Генерал армии покачал головой, забарабанил пальцами по столу:

— Хитёр, Максимка… Черта уболтаешь… Хорошо, если предположить — чисто гипотетически, разумеется, — что я соглашусь. Родителям-то что собираешься сказать?

— Все ж секретно, тащ генерал армии. Про эксперимент они не знают, а вы им намекните, что я опять в Сомали, в командировку улетел. Они к Сомали привычные.

Розгин вытащил из банки еще один огурец и задумчиво уставился в потолок. Кречет прав во многом, да и к операции за десять миллиардов он готов лучше любого салаги, не нюхавшего пороху. Только зачем это самому Кречету?

— Максим… тебе-то это на кой ляд?

Тот молчал, тщательно подбирая слова, наконец, заговорил.

— Сергей Михайлович… Это же новые неисследованные области, которые могут принести пользу или вред в масштабах всей страны, а то и мира. Я хочу первым разведать их, пока это не сделал кто-то другой.

— Опять бросаешься на амбразуру? — покачал головой Розгин. — Хороший ты парень, Максим… Только неугомонный. Сидел бы в штабе, гонял чаи, так нет… Везде надо побывать.

— В штабе сидеть, тащ-генерал армии, это не по мне. Суворов, например, вместе с солдатами под открытым небом спал и одержал более шестидесяти громких побед. У меня же только пять. Пока.

— Суворовым хочешь быть? — усмехнулся генерал.

— Хочу оставить свое имя в истории, — не стал юлить Кречет.

— Вот я и говорю — неугомонный. Жениться тебе надо. Они эту неугомонность в миг снимать умеют, — Розгин снова прислушался к шагам за дверью — не слышно ли поступи жены?

— Тащ генерал, как только подходящую найду — обязательно женюсь. Так вы подпишите рапорт о моем зачислении в ряды подключенных?

Розгин бросил на Кречета суровый взгляд, немного помедлил, вращая в пальцах ручку, наконец раскрыл документ на нужном месте.

— Черт с тобой. Подпишу, только дай слово, что ты там не облажаешься и вернешься живой и здоровый… Мне тебя еще твоему отцу на руки сдавать, и желательно чтобы после всех своих экспериментов ты при этом слюни не пускал.

Кречет удовлетворенно кивнул, глядя, как в графе «Решение» выводится слово «одобрено».

***

Уже неделю Кречет проходил курс специальной подготовки перед погружением в виртуал, а именно играл в Скайрим. Параллельно он, конечно, принимал три раза в день необходимые препараты, от которых генерал-лейтенант странным образом то вдруг желтел, то вдруг срывался с места и бежал до ближайшего туалета. В добавок теперь его мучили постоянные головные боли. Но несмотря на это, Максим Борисович уже успел выучить все необходимые материалы по игре и досье подключенных.

Как-то лаборантка, которая отслеживала состояние Кречета, случайно застала его в процессе как раз такого «выучивания»: на столе лежал планшет с открытым файлом досье, а сам Максим Борисович отжимался на кулаках и негромко цитировал строчки из документа.

— Анна… — прямая спина опустилась, — …Абрамовна… — спина поднялась. — Любит, но не заводит собак. Любимый фильм: «В душе я танцую…». Душ или душа? Надо посмотреть. Любимые предметы в школе…

Кречет замер на полусогнутых руках, и лаборантка даже перестала дышать, боясь вспугнуть момент.

— … ты не училась в школе. Шар с трещинами катится… Прямо, налево, затем уход матери. Дальше… Ударился о коробку, откололся кусок, катится плохо, но… Не школа. Интернат номер семь. Зеленые стены, подгорелая каша, но нянечка даст еще одну булку…

Кречет вернулся в начальное положение, а медсестра, увлеченная картиной, не заметила, как с лацкана халата отстегнулся коммуникатор. Грохот гаджета заставил будущего «Адама13» отвлечься, и Максим Борисович поднялся с пола.

— Чем обязан? Снова прием таблеток?

Он тяжело дышал, отчего грудь под белой майкой ходила ходуном — медсестра невольно опустила взгляд на развитую мускулатуру и нервно сглотнула.

— Эм… Да. То есть нет. То есть… — она глубоко вздохнула, — мне нужно проверить ваши показатели.

Кречет, не говоря ни слова, приложил пальцы к шее и засек время.

— Пульс — девяносто. — Он послушно сел на койку и вытянул руку для манжеты тонометра. — После упражнений будет немного повышенное…

Медсестра составила на стол принесенные приборы и пробирки для забора крови, но не спешила выполнять привычные процедуры.

— Извините, — она вдруг отставила тонометр и повернулась к подопытному, — то, что вы сейчас говорили про какой-то шар и школу…

— Да?

— Можете объяснить? После приема препаратов возможна бессвязность мыслей и бред…

Кречет покачал головой:

— Я просто запоминаю материал. Это мнемоника.

— И как это происходит у вас? — заинтересовалась медсестра. — Остальные подключенные просто заучивали материал в течении нескольких месяцев…

Генерал-лейтенант глубоко вздохнул, приводя мысли в норму, и расслабленно откинулся на кровати:

— У меня нет нескольких месяцев. Здесь все просто. Я подбираю знакомые образы для каждого факта и помещаю его в свой «Штаб», где знаю каждый угол. Материалы по доктору Витальевой я просмотрел еще три дня назад, а сейчас просто проверял, чтобы они лежали на своих местах.

— Как это? — медсестра забыла, зачем пришла, и внимательно впитывала каждое слово.

Кречет вздохнул, двумя пальцами потер переносицу:

— Ладно, устрою экскурсию в свое подсознание. Все равно на интервью вы до этого докопаетесь… Так. — Максим Борисович прикрыл глаза, — Анна Абрамовна лежит на краю картотечного шкафа возле моего стола. Она — шар, но не идеально круглый, а с трещинами и выщербинами. Странный материал: не стекло, но и не дерево, что-то среднее по пластичности и хрупкости. От толчка шкафа шар падает на пол с бр-ряканьем и катится за угол. Он подкатывается к школе (у меня это пустая коробка из-под обуви), но ударяется и его откидывает к зеленому ящику с инструментами — интернат. Над ящиком на стене висит календарь с нарисованным взрывом, и на календаре зачеркнута одна неделя. Получается, что доктор Витальева со своими пороком сначала ходила в школу, но потом перевелась в интернат номер семь — помните зачеркнутую неделю? В интернате были зеленые стены, и нянечка, которая подкармливала Анну Абрамовну булками.

Медсестра даже приоткрыла рот от удивления:

— А какая связь между нянечкой, булочкам и вашим «штабом»?

Кречет открыл глаза и усмехнулся уголком губ:

— Календарь висит НАД ящиком, значит был человек, который взял «шар», то есть доктора Витальеву под свое покровительство. Образ сверху, но в то же время это образ-помощника. Плюс нарисованный взрыв на плакате: есть один старый сериал, где бабушка главного героя звала его «пирожочек». Выходит, все достаточно просто: опекунство, покровительство, хлебобулочные изделия.