Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 15

– Так вот, Андрей Рейнгольдович, вы организовываете тайные рейды по школам. Хватаете там, в туалетах, несовершеннолетних курильщиков и ведёте к директору. А потом по итогам посещения десятка школ пишете разгромную статью. Разгромную в прямом смысле. Чтобы не стеснялись в выражениях, и сволочей, позволяющих детям курить, назвали своими именами. А после публикации статьи через несколько дней следующий рейд. Который будет называться "Ни чего святого". Должны найти в школе хотя бы одной снова курильщиков. Ну, и, конечно же, с сегодняшнего дня вы тоже бросаете курить. Я попрошу одного из сотрудников газеты за вами подсматривать. Узнаю, что пытаетесь меня обмануть, не взыщите… Всё свободны, – Пётр повернулся к сидящему по струнке главному редактору.

– Не знаю Пётр Миронович смогу ли я бросить курить. Столько лет смолю, – тяжело вздохнул Петров, просительно склонив голову.

– А как же вы пример своим подчинённым показывать будете? Кроме того я собираюсь предложить Городскому Совету Народных Депутатов принять постановление запрещающее курить в общественных местах города Краснотурьинска. А ваша редакция, вся целиком, и есть "общественное место". Неужели будете бегать через дорогу в кусты и под пронизывающим ветром или под дождём быстренько "не в затяг" пыхать там как школьник?

– А надо ли взрослых людей принуждать к "бросанию"? Вон Фидель Кастро курит, Брежнев, Черчилль сигару из рук не выпускает, – попытался найти союзников Петров.

– Ну, раз самый главный враг нашей с вами страны господин Уинстон Черчилль курит, то вам, конечно, сам бог велел, – усмехнулся Пётр.

Он уже остыл, после "разгона" курильщиков, но сдаваться не собирался.

– Я попрошу Франка, чтобы он пригласил вас на вскрытие трупа заядлого курильщика. Полюбуетесь лёгкими. И это не обсуждается. Человек, который возглавит в Краснотурьинске борьбу с курением, должен быть "в теме".

– Охо-хо, принесла вас нелёгкая, Пётр Миронович. Говорят, что вредно резко бросать, вес человек набирает.

Штелле оглядел главного редактора, веса в том было от силы пятьдесят кило.

– Ну, вам, Фёдор Тимофеич, пяток килограмм набрать не повредит. Жду вас в воскресенье на лыжах в парке, будем вам лёгкие чистить. Только я ведь не только за этим к вам пожаловал. Хочу одну идею интересную озвучить.

Пётр рассказал про свою задумку о литературном приложении к газете.

– Стругацкие. Как же читал. "Трудно быть богом" очень не плохая вещь. Только там ведь нужно согласие авторов.

– А согласие нужно для целого произведения или для частичного тоже необходимо? Там ведь есть такое понятие, как цитирование. Давайте поступим так. Будто бы вы с тем же самым товарищем Германом спорите о достоинстве этого произведения и цитируете его отдельными главами.

– Ну, это на грани, – Петров помассировал подбородок, – Может созвониться с авторами и договориться с ними?

– Фёдоров умер же. Чего мы боимся? Стругацкие сюда не приедут. А даже если до них и дойдёт наше приложение, то, в крайнем случае, заплатим несколько рублей. Тиражи ведь у нас не большие будут. Я думаю, что первый выпуск вообще на пробу сделать в сотню экземпляров. Кроме того, если эта идея сработает, то предложить читателям вашим подписаться на приложение. Ну и на всякий случай не указывать нигде ни адреса издательства, ни названия. Пусть и называется нейтрально "Литературное приложение". И в розницу после рекламной компании не продавать. Пусть выписывают газету и приложение. Понятно, что приложение должно стоить не три копейки, а хотя бы тридцать.

– Хорошо. Я всё же проконсультируюсь кое с кем, – Петров поднял палец вверх.

– Да, пожалуйста. Всё, меня там во дворце дети ждут. Побежал.

Глава 11

Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй – руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий занимал сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась, как бы сбоку от стульев и его появление руководители дворца культуры должны были заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали. Даже не утирая слёзы. Не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева "Баллада о матери". Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может и получалось чуть хуже, чем у певицы Зары, а может и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.

"Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Алексей, Алёшенька, сынок.
Словно сын её услышать мог".

А потом без перерыва почти Вика грянула "День Победы".

"Этот день Победы
Порохом пропах
Это праздник
С сединою на висках
Это радость
Со слезами на глазах
День Победы,
День Победы,
День Победы!"

Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы трое слушателей повернулись к нему.

– Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? – первым пришёл в себя Гофман.

Пётр знал его историю, более того с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль "москвич", набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут. Выживет только собака. И симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить. Как, вот только, жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину. Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром.

– Вам не понравилось. Маша, а ты какие песни ещё спела? – обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.

– Все десять.

Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки к десяти песням о войне.

Бери шинель пошли домой.

Нам нужна одна победа – тоже Булата Окуджавы.

Сыновья уходят в бой – Высоцкого.

Он вчера не вернулся из боя – его же.

Мы вращаем Землю – опять его.

Маки – нетленка Юрия Антонова.

Колоколенка – великая вещь Леонида Сергеева.

Баллада о Матери – песня Мартынова на слова Андрея Дементьева.

Журавли – сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке "Високосного Года".

День Победы – гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.

– Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? – подскочил к Петру директор дворца культуры.

– Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной песни написал поэт Расул Гамзатов. Я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, – развёл руками Штелле.

– Пётр Миронович в это с трудом верится…, – начал Гофман, но его прервали.

– Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! – набросилась на работников культуры "дочь" Катя, до этого мышкой, сидевшая в углу зала.

– Да, я не сомневаюсь в авторстве. (А зря! – мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие. За них как минимум дадут Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А день Победы! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.