10 000 € за ночь (СИ) - Черногорская Ксения. Страница 23
Но его попросту нигде не было.
Мальчишка рядом со мной быстро заскучал и стал перетаптываться с ноги на ногу, давая понять, что ему надоело ожидание. Не прошло и трёх минут, как он, шмыгнул носом и голосом, полным утрированного страдания из-за невыносимого ожидания, спросил:
— Ну, скоро ещё?
— Ещё две минутки, — взглянув на таймер в углу экрана, быстро ответила я.
Суета внутри меня не давала возможности сосредоточиться, и я повторяла одни и те же движения, заходила на сайты, где уже была, смотрела те же самые фотки в картинках, набирала те же самые словосочетания, не понимая, как ещё можно обозначить запрос таким образом, чтобы он показал мне то, чего я искала: "Олег Телегин, предприниматель", "Олег Телегин и Лера, светская жизнь", "Олег Телегин со спутницей"… И вдруг…
Когда время, выделенное мне Пашкой для поисков в Интернете, уже было на исходе, я перешла по какому-то очередному запросу в картинки и увидела…
Её.
Чувство, которое я испытала, когда увидела среди мозаики фотографий фотографию с ней, я ранее не испытывала и названия ему не знала. Наверное, я просто выпала в осадок. Смесь изумления, интереса, волнения и первобытного какого-то страха, возникшего в одно мгновение, оглушила меня.
Я смотрела на себя. Я никогда не носила это платье, никогда не надевала таких серёжек, никогда не общалась с девушками, стоящими по обе стороны от улыбающейся Леры, и тем не менее они почему-то казались мне знакомыми. Ужас был в том, что я будто бы была там, да просто не помнила этого. Будто бы у меня была амнезия. Будто бы вообще всё, что происходило со мной тогда — я позабыла и зачем-то придумала эту Леру. Я всерьёз забеспокоилась за свой рассудок, потому что моё восприятие увиденного очень напоминало мне мои же представления о раздвоение личности или какое-нибудь подобном психическом расстройстве.
На фотке совершенно точно была я. В смысле, меня там совершенно точно не было, но запечатлённая на этой фотографии молодая женщина была вылитой мной. Точнее, я теперь была вылитой ею. И это реально и удивляло и пугало и заставляло как-то цепенеть от попыток это осмыслить. Было в этом что-то настолько жуткое, что неприятные мурашки пробежались туда-сюда по спине промеж лопатками. Мне действительно стало откровенно не по себе, особенно с учётом понимания того, что этой девушки не было в живых.
— Всё, время вышло! — раздался рядом нетерпеливый голос Пашки. — Время вышло, говорю! — он резко потянулся к телефону, желая забрать у меня его, и я совершенно автоматически быстро увела руку с телефоном в сторону. — Эй, отдайте, вы же обещали!
Совершенно растерянная, я рассеянно вернула телефон и тихо сказала:
— Прости, засмотрелась… — я отдала ему пятисотенную купюру. — Паша, а можно… А ты можешь сюда завтра ещё прийти? Я тебе снова пятьсот рублей дам за пять минут пользования твоим телефоном…
— Завтра не смогу, — заявил Пашка, деловито убирая деньги и телефон в задний карман штанов. — Послезавтра, может, смогу.
— А во сколько сможешь? — спросила я.
— Ну, не знаю… Часов в шесть, может в семь…
— Вечера?
— Ну не утра же! — звонко хохотнул он.
— Давай в семь?
— Ну, о'кей.
— И не пять минут, а побольше. Десять, например. А я тебе не пятьсот, а тысячу рублей дам.
— Годится.
— Договорились, значит?
— Угу. Ну, всё, пока.
— До послезавтра, Паш! — крикнула я ему вдогонку, но он даже не обернулся, только рукой махнул и помчал себе сквозь дубраву, сверкая подошвами кроссовок.
Едва поднимая ноги, рискуя опоздать, я медленно поплелась к дому. Идти быстро я попросту не могла — мне вообще хотелось опуститься на землю, сесть на траву и закрыть лицо руками. Я не ожидала того, что на меня произведёт такой эффект фотография Леры, но я и не думала, что я стала похожей на неё НАСТОЛЬКО. Я в принципе, изначально, до пластики, вполне сошла бы за её родную сестру. И ещё неизвестно, младшую или старшую.
Я поняла, что не смогу сегодня поехать в отель. Что хочу остаться наедине с самой собой, запереться в своей комнате, залезть под одеяло, и чтобы меня никто не трогал. Вот просто никто не трогал. Лучше вообще заснуть. И проснуться в той своей жизни, в прошлой. Где я — это я. А не неизвестно кто.
Меня реально начало колотить. Я чувствовала, как в груди трепещет сердце, как ухает оно от волнения и мне просто хотелось остановиться и лечь на землю. Но я шла к дому. Думая при этом о том, что я так ничего и не узнала об этой Лере. И даже запрос, по которому нашла эту фотку, не запомнила. Что-то на тему светской жизни Москвы…
Я шла вперёд как-то автоматически, машинально, не разбирая дороги. Ноги будто бы сами вели меня к особняку. А эта фотография с Лерой и двумя её подругами или приятельницами стояла у меня перед глазами. И только при подходе к дому я вдруг поняла, что одна из этих девушек — известная телеведущая, а вторая — не менее известная поп-певица.
Когда я вошла в сад, свет закатного солнца был уже ярко-рыжим, почти красным. Небо за особняком темнело на глазах, а яркие блики на стёклах окон заставляли щуриться. Я будто плыла в воздухе, а не шла по земле. Мне сложно было сосредоточиться на чём-либо, кроме своих мыслей. Рассеянно я взглянула на наручные часы — оставалось пятнадцать минут. Нужно было подняться в дом, переодеться и выйти. Автомобиль пока ещё не ждал меня — водитель подавал его ровно за пять минут до отъезда: таково было распоряжение Олега. Отель для сегодняшней ночи располагался далеко от особняка, раз машину подавали к половине десятого вечера.
Пройдя мимо беседки, я вышла на асфальтированную дорогу вокруг фонтана и увидела пожилого садовника Николая, сидящего на корточках рядом с клумбой у входа в дом. Осторожно придерживая листья ярко-синих цветов, он аккуратно рыхлил землю небольшой мотыжкой. Он поднял голову, и улыбнулся мне, как старой знакомой, хотя всё наше общение ранее было сугубо официальным. И мне так захотелось просто поговорить с ним, пожаловаться ему на свои раннеутренние бдения, на раздумья и слёзы в одиночестве, на страхи и переживания, захотелось распросить его о его жизни, узнать, есть ли у него семья и нравится ли ему работать садовником у Олега. Хотя бы просто по-приятельски перекинуться парой слов. И поддавшись порыву, я назвала его по имени и спросила, как проходит его день, но лицо его вмиг утратило живость, при том, что улыбка осталась. Но она будто оплыла. Только что была настоящей, а теперь выцвела, потеряла искренность. И лицо его стало похоже на маску. Он прижал палец к суховатым губам и покачал головой. В глазах мелькнуло сочувствие, но качая головой, он прикрыл их, а когда раскрыл вновь, взгляд его не выражал ничего, кроме деловой озабоченности по поводу цветочных клумб.
Я кивнула, быстро вошла в дом и помчалась вверх по деревянной лестнице, в свою комнату, давясь от рыданий. Я не понимала, что происходит и не понимала, как это всё закончить. Хотя я, кусая губы, изо всех сил сдерживала слёзы, эмоции владели мной и я готова была отказаться ехать. Но я не могла даже запереться в комнате. И прекрасно понимала, что подобным поведением ничего, кроме холодного, отстранённого гнева Олега, штрафов и дополнительного ограничения свободы, не добьюсь. Нужно было действовать иначе. Но как? Я даже не понимала, хочу я быть с ним или нет. Каждое утро после проведённой с ним ночи, я мечтала о том, чтобы уснуть в его объятьях, но после, сталкиваясь с его равнодушием, с его холодностью, с его постоянным молчаливым подчёркиванием того, что я лишь копия Леры, но не она, а значит безразлична ему, я хотела только одного — уехать. А спустя ещё некоторое время я уже жалела заработанных денег и страшилась рисковать ими, а потому снова становилась немного покладистой. А дальше Олег снова пробуждал во мне женщину и я снова таяла рядом с ним, балдея от его ласк. И так повторялось из раза в раз.
Я заставила взять себя в руки. Ровно и глубоко подышав, более-менее привела нервы в порядок. Сосредоточилась на своей новой жизни, хорошей, той, что начнётся потом, когда я вместе с деньгами получу свободу и первым делом уеду в какую-нибудь тёплую страну. К морю или к океану.