Вождь чернокожих. Black Alert (СИ) - Птица Алексей. Страница 31

Мамбовцы завязли в атаке, не в силах продвинуться дальше, это же не могли сделать и англичане. Египтяне уже были готовы рвануть в Омдурман, но их сдерживала дисциплина и большие шансы на победу. Китченер ждал удара Верблюжьего корпуса и иррегулярной арабской кавалерии, направленных на уничтожение Мамбы. Он не сомневался, что с гибелью вождя закончится и общее сражение.

Редъярд Киплинг, сжимая в руке револьвер, с ужасом смотрел на войска чёрного короля, штурмующие лагерь. Бывшие дервиши, даже не сменив свою принадлежность, в тех же самых одеждах, с теми же самыми знамёнами, атаковали левый фланг армии генерала Китченера.

Родившийся в Британской Индии, Редъярд Киплинг исколесил весь мир, побывав в Китае, Японии и САСШ. В Африке он оказался по приглашению Сесила Родса и, решив, сначала, посетить Египет, он, неожиданно для самого себя, присоединился к отряду генерала Китченера и принял участие в его экспедиции, по захвату Судана.

Здесь он нашёл прекрасных собеседников, в роли которых выступили не только генерал Китченер, но и молодой Уинстон Черчиль, имеющий блестящее образование и пишущий прекрасные статьи. Беседа с ним была приятной для Киплинга, и дала много материала для книг и стихов.

Но то, что творилось сейчас, просто не укладывалось в голове. Лучше всего это описала Юлия Друнина.

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне.

Прямо на него несся, широко раскрыв рот и держа старую французскую винтовку наперевес, смуглый суданец. Ещё миг и штык винтовки проткнёт его насквозь. Внезапно, Киплинг очнулся, ощутив в своей руке твёрдую револьверную рукоять. Он поднял оружие навстречу бежавшему суданцу и нажал на курок.

Револьвер продолжал исправно выплёвывать все, заряженные в него, пули, пока весь барабан не опустел. Суданец так и бежал на него, пытаясь достать штыком. Ненависть в его глазах, горевших фанатичным огнём, была настолько сильна, что тело, содрогаясь от попадавших в него пуль, продолжало двигаться вперёд, послушное воле.

Уже на последнем издыхании он, падая, ударил штыком Киплинга, попав ему в левую руку. Штык, располосовав рукав плотной рубашки, разрезал кожу на руке, пройдясь широкой полосой рваной раны. Тут же, закапала кровь, набираясь из пораненных мелких артерий и вен.

Шатаясь от пережитого, Киплинг направился в полевой лазарет, возле которого, в огромном количестве, вповалку, лежали тяжелораненые, участь которых была в том, чтобы умереть под присмотром медиков. Легкораненые получали перевязку и, сжимая в руках оружие, со страхом смотрели на продолжавшийся бой. Остальные сидели возле повозок с имуществом, равнодушно ожидая своей участи.

Оторвав рукав от рубашки и получив чистую тряпицу, Киплинг смочил ее спиртом и приложил к ране. Дикая боль пронзила руку. Вскрикнув, он отдернул окровавленную тряпку и, с помощью врача, оказавшего ему такую услугу, быстро перевязал рану, а потом стал помогать медику, оказывать помощь другим раненым, оставшись в лазарете до конца боя.

Махмуд аль-Сулим, держа наперевес пику, во весь опор скакал во главе своей сотни. За его спиной болтался короткий кавалерийский карабин, а на боку висела кривая сабля. Белый бурнус развевался под порывом сухого и горячего ветра.

Он несся вперёд, как и все воины из Верблюжьего корпуса, подскакивая на спине верблюда. Впереди отчётливо был виден холм, на вершине которого застыла высокая фигура вождя, опиравшегося на длинное копьё с бунчуком. Вокруг, лёжа на земле, заняли оборону лучшие негритянские воины.

Показывая на них своим жезлом, Мамба что-то кричал на «тарабарском» языке, которого Махмуд не знал. Цель была близка, всего лишь, пять минут быстрой езды, до охранной тысячи, и голова безумного вождя чернокожих будет у него.

— Харра, и он слегка повёл поводьями, ускорив бег своего боевого друга, дернувшего недовольно маленькой головой с вислыми губами, но дисциплинированно увеличившего скорость передвижения.

Вот же, люди думают, я хитрый змей, а я обычный удав. Лежу и смотрю, как несутся в атаку на меня знаменитый Верблюжий корпус и иррегулярная арабская конница. Много их что-то развелось, пора бы уменьшить их численность.

Расположившийся рядом со мной, Момо что-то мычал, показывая на атакующих всадников. Ага, переживаешь, значит, потихоньку эмоции возвращаются к тебе. Ну-ну, осталось совершить, лишь, подвиг и спасти своего вождя, и разум возвратится к тебе, подлый предатель.

А то, думал, что смерть — это самое страшное в жизни. Ошибаешься, мой чёрный дружок, страшно потерять разум, а позднее, осознать это и смириться.

Лавина верблюжьих всадников, стекая с небольшого холма, разогналась, готовая топтать и убивать. С противоположной стороны летела другая лавина воинов, грозя успеть раньше первой. Не надеясь на сабли и пики, они держали в руках карабины и пытались, практически не целясь, стрелять из них. Видимо, думая, что это выглядит очень устрашающе со стороны, но это было совсем не так.

По рядам залёгших черных стрелков пробежало движение и, вооружённые итальянскими магазинными винтовками, воины Мамбы открыли огонь. Скорострельные винтовки стали выбивать из сёдел скачущих всадников, сваливая и ездовых животных, как говорится, кому как повезло.

Все четыре пулемётных расчёта дикарей, закопавших возле холма в песок и спрятав, заранее, в выкопанных ямах свои, видные издалека, пулемёты, на больших колёсах, стали их доставать. Быстро установив пулемёты на подготовленные позиции, и повернув их стволы в сторону приближающихся противников, они открыли огонь.

Коса смерти прошлась веером пуль вдоль спешащих на встречу с ней всадников. Выстрелы сбивали седоков, опрокидывали верблюдов и лошадей, которые, падая, сбивали и тех, кто скакал рядом с ними, и ломали насмерть тех, кому не повезло попасться на их пути, когда они кувыркались по земле, не сумев остановиться, или тянули за собой, будучи уже безвольной тушей.

Перекрёстный огонь четырёх пулемётов, вкупе с огнём из скорострельных винтовок, сделал то, что две недели назад англичане сделали с дервишами. Ловушка захлопнулась, и с вершин холмов, по мечущимся у подножия и отлогих подъёмов кавалеристам стегали пулемётные очереди, убивая и раня их.

Избиение продолжалось недолго, через несколько минут все всадники, нахлёстывая коней и верблюдов, расстреливаемые уже в спину, теряя людей и животных, неслись назад, пока не скрылись за вершиной очередного холма. В ходе этой атаки, Верблюжий корпус потерял больше половины своего состава, и уже не помышлял о повторном штурме.

Но и мои потери были велики, а бой всё продолжался. Сигнальные горны и тамтамы обозначили отход, и мои части стали откатываться назад, никем не преследуемые. С помощью гелиографа, я просигналил на канонерки приказ об усилении огня. Не понимая всего замысла сражения, но увидев, как негритянские части отступают, там догадались, что ход сражения был в их руках.

Семён Кнут, который и командовал боем с канонерок, был опытным командиром и видя общую картину с борта корабля, не удивился приказу. По его команде, все орудия и пулемёты перенесли огонь на полевой лагерь англичан и те, наконец, дрогнули.

Генерал Китченер, который был, к тому времени, ранен, передал командование генералу МакГрегору, но, через десять минут, тот был убит осколком снаряда, и Китченеру снова пришлось брать командование в свои руки.

Из общего числа воинов, участвующих в кавалерийской атаке, вернулись единицы. Командующий ими, полковник Мартин, так и остался лежать где-то в холмах, а Верблюжий корпус потерял больше половины своего состава и отступил в Омдурман, объясняя это отступление защитой тыла.

Иррегулярная конница больше не показывалась, но с учётом того, что от неё мало что осталось, это было в духе арабов, которые сочли, что они выполнили все обязательства перед англичанами. Противник оказался силён и не по зубам, следовательно, они были вольны поступать так, как им заблагорассудится.