Урощая Прерикон (СИ) - Кустовский Евгений Алексеевич "[email . Страница 35

— Это правда? — поинтересовался Мираж.

— Не! — отмахнулся Пит, — Враки! Это для тех дураков и юмористов, которые Стамптаун с Дамптауном путают в разговоре, специально, в шутку, или слуфайно. Только в Дамптауне не бревна, а кирпифи на пузо ложат, южане. Кирпифи бедолагу к углям прижимают или раскаленной решетке, пока последний дух из него не выйдет от боли или веса груза у него на животе. Кажется, южане называют такую казнь: «Цыпленок табака» или фто-то вроде этого. Ума не приложу, прифем здесь табак-то? — недоуменно почесал затылок Пит. Услышав заветное слово «табак», Билл опять проснулся и беспокойно заерзал у себя под телегой. — Хотя раньше и в Стамптауне было пару слуфаев кровной мести, когда убийцу или его родственника в один ряд с бревнами ложили, а вторым рядом его накрывали. Утром рабофие находили труп. Если голова наружу торфала, а такое слуфалось фасто, то у нее из всех отверстий кровь софилась, — жуткое зрелище, скажу я вам. По всему миру горбы гробами правят, а у нас бревнами ровняют! Да, сэр, так вот!

— Да прекратите вы болтать, наконец?! — раздался шорох и из-под телеги сверкнули разъяренные глаза Старины Билла, — уж петушиный час не за горами, а они все воркуют, голубки! Пекло, табак, гроб, — у вас что других тем для разговоров нету в самом деле?!

— Говорят тебе, уймись, старый хрыч! — Мираж запустил в старика любимой монетой, та прилипла к его веку с громким шипением, как когда шмат мяса кладешь на раскаленную поверхность, и упырь, разразившись проклятиями, уполз к себе во тьму. Будто не золотой монетой в него запустили, а серебряным распятием. Деньги не терпели Старину Билла, и спустя секунду Мираж уже перекатывал монетку пальцами как ни в чем не бывало. Он достал ее из-за уха ковбоя, как делают фокусники на ярмарках. Пит улыбнулся, словно дите малое. Он подумал, что монетка другая. Между тем это была та самая монетка, которую Мираж в Билла запустил. Ковбой продолжил рассказывать:

— Теперь так говорят фяще всего всяким бродягам, фтобы запугать их. Они насмотрятся на местных и их развлефения, варварами, как вот ты, называют, а после верят во всякую ерунду. Жалеют, фто вообще к нам забрели!

— Охотно верю этому… — сказал Мираж.

— Просто рабофие на сплаве фасто гибнут, в том фисле и так, зажатые между берегом и бревнами, славившись в воду во время вылавливания леса, или когда грузят его, тоже бывает… Этот хозяин уж хотел законника звать, но я руки ладонями вместе свел, знафится, как Матушка уфила, и взмолился, фтобы он простил меня бедного сироту, брошенного своими, во имя Единого! — сказав это, Пит свел ладони вместе, показывая, как именно он умолял хозяина гостиницы.

— И как? Помогла молитва? — спросил Мираж.

— Не-а… Он из староверцев был, оказывается, и как у них принято, увидев реформатора, сразу же за ружьем потянулся. Хотя какой я ему реформатор? Ни разу с малых лет в приходе не был! — Пит взмахнул рукой с зажатой в ней шляпой, — так, понадеялся не пойми на фто! Но там уже не переубедить было, вот я и говорю ему, понимая, фто щас меня нафаршируют: «Дед, ну фего ты? Не стреляй, пожалуйста, дед! Пожалей сироту!» А он свои ферные, как смола, брови свел, знафит. Глаза выкатил, как вол, которому только фто яйца отрезали, и скороговоркой выпал: «Какой я тебе дед, пропащий? Мы здесь, в Стамптауне, таких как ты не терпим!» Вот… Хорошо еще, фто из-под прилавка стрелять не стал, а то с них станется. Горяфий люд там у нас, скажу я тебе! Да ты и сам знаешь… — Пит надел шляпу на голову. — Он уж было курки спустить хотел, фтобы дуплетом дроби меня поперфить, да только ко мне подскофил вдруг тощий паренек с метлой, который в «Тихом омуте» на побегушках, поруфения всякие мелкие выполняет, знафит, с такими же ферными бровями, как у хозяина, — подскофил и крифит: «Хелло, мистер! А это не вы фасом наш фемпион по боксу новоиспефенный?» Ну, я степенно стал сразу в позу победителя, поняв куда дело клонится, и говорю: «Да, сэр! Он самый!» Парень обрадовался, сказал своему деду не стрелять, а это и правда его дед был, и автограф у меня еще выпросил. Если б не он, то клянусь, там бы и спекся от огнестрела!

— Ого, автограф? И ты дал? — Мираж и сам был бы не прочь подписаться под какой-нибудь из своих авантюр, да только род деятельности у него был отнюдь не тот, при котором дают автографы, но ему противоположный.

— Еще бы, первый раз в жизни просили! Он, представь себе, под роспись не простую бумажку мне пододвинул, а так фтобы дед не видел, розыскную листовку, которая гласила: «Особо опасен. Взять живым или мертвым!», с моим лицом на ней, именем и наградой… Ну, я под именем и чирканул поверх награды такую финтифлюшку, вроде лассо, букву «П» под ней и жирную тофку!

— Как, кстати, тебя в Брэйввилле встретили? — перебил его Мираж.

— Ожидаемо… Еще больше бы вопросов возникло, если б этот столяр мне фактуру не отшлифовал! — Пит провел пальцами по своему опухшему лицу, — там рядом такие же листовки висели, как та, которую я позже подписал, и по всему городу в разных местах. Я рядом с такими живодерами себя увидел, фто прям аж гордость пробрала меня, как имя по народу ходит! Правда, вопросы ко мне — они и так появились, и без лица. Форресту пришлось немало забашлять еще на въезде, фтобы меня впустили внутрь, а то местные констебли, как увидели меня, так не за послужной список, а фисто за то, фто я рожей не вышел, физианомией, понимаешь, хотели взять! Ох и ругался же он, Форрест-то, фто тратиться приходится, как будто не я ему эти деньги заработал, будто не мои кровные тратил…

— Так вроде же стадион для родео снаружи, а не в черте города? Зачем вы туда потащились? — удивился Мираж. Родео — последнее, что входило в сферу его интересов. После бокса, разумеется.

— Родео-то снаружи! — кивнул Пит, — а вот запись на него внутри! Мы только на запись и заскофили… Тем более обидно Форресту было потратиться, он даже кормить меня не стал, сказал: «На голодный желудок луфше себя покажешь!» А ведь обещал мне обед…

Там, в Стамптауне, я своровал подходящую лошадь… — Это она, кстати, та, на которой я приехал! — заметил Пит и Мираж прицокнул языком, похвалив его выбор, — своровал и намял ей бока, погнал прямиком к нашему ранфо и там их застал. Они уж часа два как дома были, собирали вещи, хотели, представляешь, смыться с Энни и деньгами и нафать новую жизнь в другом месте. Я в дом не пошел, там ружья есть и винтовки, мне с утра хватило ружей… Я походил по ранфо, поспрашивал людей, им тоже от этого всего совсем не весело было. Они понафалу фто-то неразборфиво мыфали, но когда я достал второй револьвер, дело пошло быстрее. Всегда задавался вопросом: пофему людей так пугает коллифество стволов, направленных на них, ведь одного с лихвой на феловека хватит?

— Сам не знаю! — кивнул Мираж, подтверждая, что и он тоже наблюдал подобное, — думаю, это одна из неразрешимых загадок человеческой сути…

— Сути-мути! — рассмеялся Пит, рассматривая палец, которым только что поковырялся в носу, — как говорил мой дед: «Слишком толсто для моего горлышка!»

— Это он о чем так говорил, хотелось бы знать?

— А, о самогонке! У него все о ней, даже когда не о ней! Хе-хе… Старый добрый Рифард, так деда звали! Говорил, если слишком ядреная попадалась бормотуха и даже такому пропойце, каким Рифард был, в горло не лезла. Ну, еще он так же говорил, когда матушка пыталась ему объяснить суть новой веры или когда пофинить фто-то просила, а он не мог или ленился, или когда дядя Кондрат о своих болотах рассказывал, до тошноты иногда надоедая… В общем, когда рефь заходила о фем-то слишком для деда сложном! — ответил Пит. — Ну, слушай дальше! Выходят они, знафит, из дому с вещами наперевес, о фем-то болтая, ожидают лошадей увидеть, а тут я стою между ними и лошадьми с тремя револьверами наготове…

— Три револьвера! — рассмеялся Мираж, присвистнув, — а не многовато ли на тебя одного, приятель? Или у тебя три руки, как у того вэйландца, который еще знаменитый цирковой артист? К сожалению, забыл его имя…