Озерные страсти - Алюшина Татьяна. Страница 12
Засиделась она на том валуне над озером несколько часов, до сумерек, так увлеклась, что и подмерзнуть успела, и оголодать. Вспомнила, что тетушка наверняка изворчалась вся, ее дожидаючись, не имея возможности выказать свое негодование лично, – Анюта не брала с собой телефон в эти поездки, желая полного, абсолютного погружения и слияния с природой, не прерываемого звонками и сообщениями, врывавшимися бы в эту умиротворенность из техногенной обыденности.
Тетушка, разумеется, ворчала и выговаривала ей за такое легкомыслие не раз, вспоминала о своих тиранских требованиях и сегодня, когда Аня вернулась, встретила пропавшую племянницу строгим выговором, но забыла обо всех претензиях и наставлениях о безопасности, рассматривая наброски Анны. В общем, искусство, как обычно, победило суетность бытия.
А ранним утром Анна, беспрестанно улыбаясь и уже совершенно определенно трепеща и волнуясь в предвкушении встречи с соседом, сложив вещи в рюкзак и не забыв прихватить альбом с набросками, выкатилась на велосипеде из задней калитки и неспешно поехала по привычному уже маршруту.
В лесу царила рассветная тихая благодать, птицы еще не звенели на все лады, а лишь тихо-тихо щебетали, словно опасались спугнуть утро. И было так торжественно и величественно, словно в органном зале еле слышно позванивали трубы, готовясь зазвучать всей своей мощью.
Анюта настолько расслабилась и погрузилась в себя, в какое-то отрешенное, почти медитативное состояние, войдя в резонанс с настроением и энергией природы, что не замечала, куда едет, автоматически крутя педали, что чуть не свалилась с велика, когда наехала на упавшую посреди тропинки довольно толстую ветку.
Суетливо задергала рулем, пытаясь удерживать равновесие, совладала, слава богу, не рухнула, но, остановившись, спрыгнула с сиденья, чтобы прийти в себя. Переход от состояния практически полного внутреннего покоя и расслабленности к нервическим трепыханиям и борьбе за равновесие был столь резким и неожиданным, что она как-то сильно напряглась и понервничала.
Стояла, успокаиваясь, дышала полной грудью, в какой-то момент даже глаза прикрыла, пытаясь снова расслабиться.
И вдруг услышала стон…
– Ум-м-м-м…
Ну точно – тихий такой, но совершенно натуральный стон!
Аня прислушалась, прямо-таки вся обратившись в слух, неосознанно даже сдвинувшись в ту сторону, откуда донесся непонятный звук.
Слушала, слушала… Нет, ничего.
Почудилось, наверное, решила она и уж собралась снова оседлать велик – пора вообще-то, ее там, может, сосед дожидается для заплыва и милой беседы, когда снова раздался этот пугающий звук.
– Ум-м-м… – тихо, но достаточно отчетливо и мучительно простонал кто-то.
– Что такое? – насторожилась Аня.
И, придерживая велосипед за руль, двинулась в том направлении, откуда определенно доносился этот странный звук. Который именно в этот момент снова пропал. Анна остановилась, прислушалась, даже дыхание затаила.
– М-м-м-м… – послышалось более отчетливо.
Стон тяжелой, какой-то безысходной боли. И, отбросив сомнения, она поспешила туда, откуда долетал этот болезненный стон. Она спешила, почти бежала, велосипед бултыхался по кочкам, камням, ухабам и упавшим веткам, задевая периодически педалью ее по ноге и сильно замедляя этим движение.
А стоны становились все отчетливей и громче, и в какой-то момент Анна поняла, что находится прямо возле источника звука, но не видит никого вокруг.
И вдруг стон повторился так четко и ясно, совсем рядом, но вроде как снизу.
Анюта стояла у края ямы, когда-то давно образованной вывороченным корнем мощного дерева, росшего у большого валуна, скорее всего, рухнувшего во время бури. Дно ямы было завалено сломанными ветками, шишками, высохшими хвойными иголками, наносимыми ветрами и паводками в яму за долгие годы, но сверху этой кучи, выпадая из общей картины давно высохшего, старого сухого лесного мусора, был навален свежий лапник.
И очевидно, что где-то именно под ним и находился человек, издававший страдальческие стоны.
Привалив велосипед к ближайшему сосновому стволу, Аня торопливо спустилась в яму, не самым аккуратным образом – умудрилась зацепиться ступней за выступающий из стены корень, рухнула на попу и, обрушивая вниз лавины сухой земли, перемешанной с песком, скатилась к завалу.
Но это все ерунда, она даже не заметила, быстро раскидала ветки лапника в сторону и замерла, оторопело уставившись на обнаружившегося человека. И было от чего – мужчина лежал как-то неестественно и неудобно: на боку, руки бессильно вытянуты вперед, ноги, наоборот, согнуты в коленях, ступни как-то ненатурально вывернуты, он походил на выброшенную на помойку большую сломанную куклу, а клетчатая рубашка на его груди была залита кровью. И горло, и часть лица, словно его сначала держали вниз головой, пока кровь текла по нему, а потом бросили. И была это совершенно жуткая и абсолютно нереальная картина.
Он снова застонал, и Анна встряхнулась, выходя из заторможенного созерцания. Упала на колени возле раненого, больно оцарапав при этом правую голень, лишь мимолетно обратив на это внимание, и замерла, наклонившись над ним, не зная, что надо делать и как помочь.
– Мужчина! – позвала она.
И потрясла бессильно-суетливо перед собой ладошками, не зная и не понимая, как к нему прикоснуться, издала какой-то придушенный писк со страху – ну невозможно трогать человека, залитого кровью, который так стонет! Осторожненько похлопала его ладошкой по щеке.
– Мужчина, – снова позвала Аня почему-то шепотом.
– Эм-м-м-м… – застонал тот.
И в этот момент она увидела, как из маленькой дырочки на его груди выплеснулась темная, смолянистая какая-то жидкость, совсем чуть-чуть. И ее буквально накрыло холодным страшным пониманием, что эта жидкость не что иное, как кровь.
У нее мурашки побежали по всему телу от этой простой четкой мысли. Анюта рванула со спины свой рюкзачок, торопясь, путаясь непослушными, трясущимися пальцами в завязках, открыла, выхватила полотенце и приложила его к этой маленькой страшной дырочке.
Прижимая полотенце, вдруг вспомнила, что где-то она читала или слышала, что надо обязательно зажать рану и остановить кровотечение, и судорожно пыталась сообразить, как же прижать-то эту рану и вообще что делать дальше. Мужчина застонал громче и протяжней, а Анна окаменела, заметив еще одну такую же маленькую черную дырочку чуть ниже солнечного сплетения, на заскорузлой от подсыхающей крови ткани рубашки.
Накрыв другим краем полотенца и прижав второй рукой и эту дырочку, она смотрела остановившимся от испуга взглядом, как буквально на глазах, за считаные мгновения полотенце пропитывается кровью. И в этот момент Анюта со всей отчетливостью поняла, что одна не справится, и, наклонившись к лицу мужчины, пообещала:
– Я сейчас! Потерпите немножко, я сейчас вернусь! И приведу помощь! Я быстро!
И ринулась выбираться из ямы. Хватаясь за выступавшие из стен щупальца корней, перепачкавшись в земле с песком, она вылезла наверх, вскочила на велосипед и, не разбирая дороги, помчалась как могла к дальнему озеру, к своем пляжику. За помощью.
С обрушившимся на нее шквалом облегчения, от которого на пару мгновений даже что-то ослабло под коленками, высмотрела она фигуру мужчины, стоявшего у кромки воды, и, на всей скорости тормозя у самого края косогора, так что велик аж занесло вбок, Анна проорала, слетая с велосипеда:
– Антон Валерьевич!
Анюта не успела еще прокричать его отчество до конца, а он, сорвавшись с места, уже несся наверх по склону с невероятной какой-то скоростью и поразительной сноровкой, не делая ни одного неловкого или лишнего движения, – плавно, мощно, стремительно.
И, вылетев на косогор, с ходу ухватил обе ее руки, повернув вверх ладонями, выстреливая вопросами каким-то напряженным, четким командирским тоном:
– Ты разбилась? Поранилась? Где? Покажи?
– Я нет, нет, – затараторила Анна, сообразив, что он решил, будто с ней случилась какая-то беда.