Последнее место, которое создал Бог - Хиггинс Джек. Страница 11

— Я читал.

Он повернулся ко мне, от удивления его брови поползли вверх.

— Вы согласны с главным тезисом?

— Вовсе нет. Я не думаю, что в этой жизни есть что-то настолько определенное, что подчиняется каким-то правилам. Надо воспринимать все, как есть, и делать лучшее, что можешь.

— Тогда вы последователь Хайдеггера. У меня есть его книга, которая заинтересует вас. Он там говорит, что для настоящей жизни необходимо решительное противопоставление ее смерти. Вот скажите мне, вы испугались вчера, когда собирались сажать свою "Вегу"?

— Только потом, — улыбнулся я. — А тогда все мои мысли были заняты только тем, как бы посадить эту чертову штуку и остаться целым.

— Так, значит, вы абсолютно совпадаете мыслями с Хайдеггером.

— А что бы он сказал о Хэннахе?

— Боюсь, что немного. Сэм существует только в двух мирах. В прошлом и будущем. Он никогда не рассуждает категориями настоящего. В этом его трагедия.

— Так что же ему остается?

Он повернулся и мрачно посмотрел на меня. С гаечного ключа в его правой руке капало масло.

— Я с определенностью знаю только одно. Ему следовало погибнуть в битве на вершине своей славы, как это случилось со многими другими. По возможности, в самый последний момент войны. Например, в ноябре 1918 года, лучше всего.

То, что ему пришлось сказать такое, выглядело ужасно, но я его понял. Мы стояли и смотрели друг на друга, и только шум дождя, падающего на землю, нарушал тишину. Он вытер руки куском хлопчатобумажной ветоши и грустно улыбнулся:

— А теперь, мне кажется, надо пойти и забрать его, пока не поздно.

Я услышал раскаты смеха задолго до того, как мы подошли к отелю, и этот смех был явно недобрым. Мне стало ясно, что мы попали в беду. Менни тоже знал это. Его лицо под старой зюйдвесткой, которую он надел, чтобы защититься от дождя, стало очень бледным.

Когда мы приблизились к ступеням отеля, я спросил:

— А что за человек Авила?

Он задержался на середине улицы.

— Есть такая притча о хасидском ребе, которая мне очень нравится. У ребе в доме не осталось ни гроша, и он отдал нищему одно из колец своей жены. Когда же сказал ей об этом, она закатила истерику, потому что кольцо оказалось фамильной реликвией и очень дорогим. Услышав это, ребе кинулся на улицы, разыскивая нищего.

— Чтобы отобрать кольцо?

— Нет, для того, чтобы предупредить нищего о действительной ценности кольца на случай, если кто-нибудь попытается обмануть его при продаже.

Я громко рассмеялся, озадаченный притчей.

— И что же это имеет общего с Авилой?

— Да ничего, я думаю, — устало улыбнулся Менни. — Кроме того, что он совсем не такой.

Мы свернули в переулочек рядом с отелем и немного выждали.

— Дверь на кухню сразу за углом, как я говорил. Через нее проход к бару. Вы не ошибетесь.

Из окон отеля раздался новый взрыв смеха.

— Они, кажется, очень радуются чему-то!

— Я уже слышал раньше такой смех. Мне он тогда не нравился, так же как и сейчас. Ну, успеха, — сказал он и направился к главному входу в отель.

Кухонная дверь, о которой он говорил, оказалась открыта. Жена Фигуередо сидела на стуле и резала овощи в горшок, который держала на коленях. Я прошел мимо, не обращая внимания на ее удивленный взгляд, пересек кухню и подошел к противоположной двери.

В конце короткого прохода к бару я увидел Фигуередо, который стоял и смотрел сквозь занавес из бисера в зал, сам оставаясь невидимым.

При моем приближении он обернулся и посмотрел на меня через плечо. Я дал знак ему молчать и сам заглянул в зал. Они все еще сидели за столом, Хэннах и Авила рядом. Хэннах уткнулся лицом в скрещенные руки и, судя по всему, был мертвецки пьян. Вдруг Авила схватил его за волосы и приподнял голову над столом так, что у бедняги раскрылся рот, затем взял графин качаки и влил ему примерно пинту.

— Ну как вам нравится наше вино, сеньор?

Хэннах начал задыхаться, Авила отпустил его, и он снова уронил голову. Остальным показалось это крайне забавным, и один из них вылил стакан вина на голову американца.

Когда Менни вошел в салон, внезапно наступила тишина. В своей старой зюйдвестке и желтом плаще он выглядел смешно, но, как ни странно, даже улыбки сползли с лиц. Твердой походкой он подошел к старателям и остановился.

Авила зарычал:

— Проваливай, тебе здесь нечего делать!

Лицо Менни стало бледнее обычного.

— Не уйду без капитана Хэннаха.

Авила навел на него револьвер и не спеша взвел курок. Тогда я вытащил из-под плаща автоматическое ружье и дал знак Фигуередо отойти в сторону. Прямо позади Авилы стоял деревянный столб, который поддерживал потолок из досок. По такой цели я не мог промахнуться. Тщательно прицелившись, я выстрелил. Столб разлетелся как раз посередине, и часть потолка просела.

Мне редко приходилось видеть, чтобы люди разбегались в разные стороны с такой быстротой, и, когда я вышел из-за занавеса с ружьем наготове, все лежали, распростершись на полу, кроме самого Авилы, который стоял на одном колене около Хэннаха с револьвером в руке.

— На твоем месте я бы опустил оружие, — сказал я ему. — Это шестизарядное автоматическое ружье, и у меня патроны со стальной картечью.

Он осторожно положил револьвер на стол и поднялся, злобно глядя на меня. Я обошел стойку бара и передал ружье Менни. Потом опустился на одно колено возле Хэннаха, подвел под него плечо и поднялся вместе с ним.

Авила процедил сквозь зубы:

— Запомню это, сеньор. Настанет моя очередь.

Я не потрудился ответить ему, а просто повернулся и вышел. Менни последовал за мной, держа ружье под рукой.

Хэннаха начало рвать прямо на улице, и, пока мы добрались до дому, у него внутри вряд ли что-нибудь осталось. Мы раздели его и поставили под душ, чтобы хоть немного привести в чувство. Но он настолько пропитался алкоголем, что все еще ничего не соображал, когда мы уложили его в кровать.

Он метался по кровати, обнимая себя руками. Когда я наклонился над ним, он открыл глаза, нахмурился, а потом улыбнулся:

— Ты новенький, парень? Только что из Англии?

— Что-то в этом роде. — Я взглянул на Менни, который, казалось, никак не реагировал на происходившее.

— Если ты продержишься неделю, у тебя будет шанс. — Он схватил меня за летную куртку. — Я дам тебе совет. Никогда не пересекай линию фронта один на высоте менее десяти тысяч футов. Это урок номер один.

— Я запомню, — пообещал я.

— И солнце, наблюдай за солнцем!

Я думал, что он скажет что-нибудь еще, но его голова склонилась на одну сторону, и он снова впал в забытье.

— Он думает, что снова оказался на Западном фронте.

Менни кивнул:

— Каждый раз одно и то же. Прошлое неотвратимо преследует его.

Он очень тщательно подоткнул одеяло под плечи Хэннаха, а я пошел в гостиную. Дождь перестал, и от земли поднимался пар, словно дым.

Но в спальне еще сохранялась прохлада, я лег и уставился в потолок, размышляя о Сэме Хэннахе, человеке, который когда-то достиг немыслимых высот, а теперь не имеет ничего. И немного спустя я погрузился в сон.

Глава 5

Смертоносная земля

Форте-Франко относится к таким местам службы, назначение в которые для любого офицера, стремящегося к военной карьере, равносильно смертному приговору. Знак того, что для него все кончено. Что больше уже не на что надеяться. Вот почему я ожидал увидеть какого-то второразрядного служаку, какие обычно стояли во главе военных постов в верховьях реки, неспособного осознать свою несостоятельность и постоянно подавленного своей неудачной судьбой.

Полковник Альберто оказался совсем не таким. Я помогал Менни готовить "Хейли" к полету, когда к причалу подошел катер, и полковник сошел на берег. Он был военным до мозга костей, в отлично сшитой полевой униформе, сверкающих сапогах и с черной блестящей кобурой на правом бедре. Нарядный, как на параде, с интеллигентным лицом под козырьком фуражки, несколько желтоватым, словно он перенес желтуху, что, впрочем, совсем неудивительно в таком климате.