Последнее место, которое создал Бог - Хиггинс Джек. Страница 22
Я налил себе кофе в оловянную кружку, закурил и залез в одну из подвесных коек. Я никак не мог выбросить из головы Джоанну Мартин и ее превращение. В ее поведении я не видел никакого резона, особенно имея в виду тот факт, что она сама решила лететь со мной в "Бристоле", а не в "Хейли".
Ход моих рассуждений прервал Альберто, который появился в проходе между штабелей ящиков:
— Я вижу, у вас тут кемпинг, мистер Мэллори.
— Хэннаха здесь нет. Он провожает Мартин к себе домой.
— Я знаю, но хотел видеть как раз вас. — Он отыскал вторую кружку и налил себе кофе. — Я провел все утро в спорах с сестрой Марией Терезой, которая настаивает на своем праве побывать в миссии Санта-Елена. — Он печально покачал головой. — Защити меня Господь от добра и невинности.
— Прекрасное сочетание, — сказал я. — И вы позволите ей поехать?
— Не представляю, как могу предотвратить это. Вы видели, какие разрешения есть у нее и у леди Мартин? Подписанные самим президентом. — Он пожал плечами. — Если она решила отправиться вверх по реке на катере миссии нынешним же утром, как я могу остановить ее, разве только силой, и мне придется расплачиваться за это.
— Так что же вы собираетесь делать?
— Вы, наверное, слышали, что мой человек сумел установить связь с хуна? Так вот, он договорился о встрече с ними завтра в полдень в условном месте у реки примерно в миле от миссии вверх по течению.
— А сколько их там будет?
— Вождь и пятеро старейшин. Пробный камень, не более того. Предварительная разведка. Я думаю взять с собой Педро, того самого полукровку, который и установил для меня эти контакты. Как вы считаете?
— Совсем неплохо.
— Да, может, это облегчит общение. Но я подумал, а не согласились бы вы тоже пойти со мной?
Его предложение показалось мне столь бестактным, что у меня перехватило дыхание. Я сел и опустил ноги на пол.
— А почему именно я?
— Вы знаете об индейцах больше, чем любой другой здесь, и смогли бы оказать значительную помощь в переговорах.
— А как далеко по реке и каким образом мы туда попадем?
Он улыбнулся:
— Как вы сами захотите. Хэннах первым делом утром отвезет женщин. Вы тоже можете лететь с ними. Я согласился, чтобы они посмотрели на миссию.
— Похоже, у вас нет выбора.
— Совершенно верно.
Он вышел на солнце как раз в тот момент, когда Хэннах обходил хвост "Хейли", застегивая летный шлем. Менни шагал рядом с ним.
— О'кей, полковник, пора лететь! Чем скорее я вас доставлю туда, тем скорее вернусь.
— Что, не терпится? — съязвил я.
Он поколебался немного, стоя у полуоткрытой дверцы кабины "Хейли", а потом медленно повернулся ко мне. На его лице застыло то же выражение, какое я видел в ту первую ночь в "Лодочке", когда он так грубо обошелся с Лолой.
Он двинулся вперед и остановился всего в одном футе от меня.
— Смотри, парень! — с угрозой процедил он.
В ответ я послал его куда подальше на чистом и доходчивом англосаксонском языке. Вне себя от ярости, Сэм был готов броситься на меня, но тут между нами возник Менни. Его лицо стало белым как бумага. Но предосторожность оказалась излишней. Хэннах резко повернулся, залез в кабину, где Альберто уже сидел в ожидании, и захлопнул дверцу. Тут же заработал мотор, и он начал выруливать.
Сэм взлетел очень резко и лихо заложил вираж над рекой, чуть не задевая верхушки деревьев. Похоже, он это сделал для меня, чтобы лишний раз показать, кто здесь хозяин.
Менни задумчиво произнес:
— Все это нехорошо. Совсем нехорошо. Вы же знаете, каким может быть Сэм. Как он непредсказуем.
— Оправдывайте его сколько угодно. Но будь я проклят, если последую вашему примеру. Хватит с меня.
Оставив его, я пошел по краю взлетно-посадочной полосы к домику. Подойдя к нему, не обнаружил никаких признаков жизни, но, поскольку входная дверь оказалась открыта, поднялся по ступеням и вошел в гостиную.
Из душа доносились звуки текущей воды, закурив сигарету, я присел на подоконник и стал ждать. Немного погодя душ закрыли, и я услышал, как она что-то напевает. Через несколько минут Джоан появилась в комнате, в старом халате и с тюрбаном из полотенца на голове.
Она резко оборвала пение и от неожиданности подняла брови:
— Чем могу быть полезна? Или вы забыли что-то?
— Объясните мне, что я такого сделал?
Она стояла и спокойно смотрела на меня долгим взглядом, потом подошла к бамбуковому столику, где лежала ее дорожная сумка, открыла ее, достала сигарету и маленькую, отделанную жемчугом зажигалку.
Выпустив длинную струю дыма, она спокойно сказала:
— Послушайте, Мэллори, я ничего вам не должна. Так?
После того что я услышал, у меня возникло единственное желание — ударить ее. Я подошел к двери и спросил:
— Да, вот еще что. А сколько я вам должен?
Она рассмеялась мне в лицо, а я повернулся, полностью уничтоженный, спустился по лестнице с веранды и поспешил к реке.
Ладно, пусть я мало знаю о женщинах, но не заслужил такого обращения. Промчавшись по берегу с сигаретой в зубах, я наконец увидел, что пришел к причалу.
Здесь стояло несколько лодок, преимущественно каноэ, но, кроме них, два катера — Фигуередо и агента одной крупной землевладельческой компании. За ними, в конце причала, виднелся катер миссии, на котором устроилась сестра Мария Тереза. Я хотел было повернуть обратно, но она окликнула меня по имени, и мне ничего не оставалось, как подойти к катеру.
— Прекрасное утро, мистер Мэллори! — встретила она меня улыбкой.
— Пока да.
— У вас не найдется лишней сигареты?
Я не смог скрыть удивления, потом достал сигареты и предложил ей:
— Только местные. Из черного табака.
Она привычно выпустила струйку дыма.
— Вы не одобряете? Монахини всего-навсего люди, из крови и плоти, как и все остальные.
— Уверен, что вы такая и есть, сестра. — Я собрался уходить.
Она остановила меня:
— Мне определенно кажется, что вы неважно ко мне относитесь. Если бы я вас не окликнула, вы бы не остановились, чтобы заговорить со мной. Разве не так?
— Верно. Я считаю, что вы поступаете неумно и непрактично и плохо представляете, в какое дрянное дело ввязываетесь.
— Я целых семь лет провела в Южной Америке как медицинский миссионер, мистер Мэллори. И три года из них — в северных районах Бразилии. Я достаточно хорошо знакома с такими частями страны.
— Но это только ухудшает дело. Ваш личный опыт мог бы вам подсказать, что, приехав сюда, вы только усложняете и без того трудную обстановку, и не только для себя, но и для любого, кто входит в контакт с вами.
— Ну вот, это уже точка зрения, — добродушно ответила она. — Мне говорили, что у вас большой опыт общения с индейцами. Что вы работали с Карлом Бубером на реке Шингу.
— Я знал его.
— Он был великим и добрым человеком.
— Который бросил миссионерскую деятельность, когда увидел, что приносит индейцам больше вреда, чем кто-нибудь другой.
Она вздохнула:
— Да, я должна признать, что работа далека от совершенства, независимо от того, какие религиозные организации ее проводят.
— Далека от совершенства? — Я уже пришел в себя от всех утренних событий, мои злость и возбуждение улеглись. — Мы им совсем не нужны, сестра, никто из нас. Лучшее, что мы можем сделать для них, — это уйти совсем, оставить их одних, они совершенно не нуждаются в вашей религии. У них нет никаких ценностей, они ничего не имеют, молятся два раза в день и помогают друг другу. Может ли ваша христианская религия предложить им что-нибудь большее?
— И убивают друг друга, — возразила она. — Вы забыли упомянуть об этом.
— Да, конечно, но они рассматривают всех пришельцев как своих естественных врагов. Бог знает почему, но они обычно оказываются правы.
— Но они также убивают стариков, — возразила она. — Уродливые, страшные обычаи. Убийство ради самого убийства.