Тонкие грани (том 4) (СИ) - Кири Кирико. Страница 24

Я надеялся, что когда освещу Эйко, оно оставит меня, как оставляют души умерших тех, кто выполнил их последнюю предсмертную просьбу.

— Я поняла, Томас. Мы завтра на подхвате, — кивнула с серьёзным выражением Фея, видимо, заметив по лицу, как мне это важно. — Можешь положиться на нас.

Глава 156

Мой небольшой кортеж, явственно говорящий о моей паранойе, остановился в сотне метров от Храма Святого Света. Чем-то это старое здание отдалённо напоминало Нотр-Дам. Я вообще заметил такую особенность в храмах Света, что любая лицевая часть здания у них была выполнена в готическом стиле и имела две характерные башенки. В те времена, когда меня ещё можно было назвать верующим, не тем, для кого это было ещё одним способом понтануться, а по-честному знавшим основные молитвы, ходившим с семьёй отчиститься от тьмы, помолиться и так далее, я узнал о причинах такой постройки. Одна башня обязательно была с восточной стороны и символизировала стража, встречающего рассвет, а западная его провожала.

Иногда задумываешься, сколько же потаённых смыслов человек пытается вложить в то или иное, в вещь, дом, имя, причёску, и думаешь, сошёл бы мир с ума, умей любой из нас читать каждый такой намёк на что-то? Мне кажется, да.

— Ну что, Эйко, готова стать частью этого великого шарлатанства? — прохрипел я.

— Айяйя! — замахала будущая новоиспечённая верующая ручками. И непонять чему радуется.

— Мясник, нам с тобой идти? — спросил один из двух сопровождающих в моей машине.

— Нет, это нейтральная зона. Тут даже во время войны никого не убивали, так как… даже и сказать не могу, почему. Наверное, из-за того, что храм кому-то принадлежит.

— Тогда мы напротив входа встаём?

— Да. Будьте готовы, если что, — кивнул я.

— Да, без проблем.

Прежде, чем выйти, я огляделся, а то мало ли. Парни вряд ли смогут меня спасти от пули, так как не импульсники. Поэтому что с ними, что без них… А внутри никто нападать не станет. Не знаю уж, откуда пошёл этот договор о нейтральной зоне, но он есть. К нему ещё относятся больницы, так как если ещё и там начнут убивать, то будет хаос. Но про больницы я могу понять: в конце концов, никто не хотел, чтоб их лишили возможности лечиться, хотя в больницу пойдут или те, кто не боится сесть, или те, у кого там связи, или те, кто при смерти и выбирать не приходится. А вот каким образом храм стал нейтральной зоной, мне непонятно.

Я приехал специально в то время, когда прихожан будет наименьшее количество — в разгар рабочего дня. В этой части города даже машин было мало, что только играло мне на руку в плане безопасности. На тротуаре перед храмом было совсем немноголюдно — редкие прихожане, одни старики, кланялись храму, пятясь назад, как это положено делать. Такое соблюдали поистине верующие люди. Раньше и моя семья так делала, хотя теперь мне это казалось нелепым и смешным.

Подошёл ближе и почувствовал неприятное ощущение. Нет, Святой Свет не пытался изгнать из меня тьму или ещё что, как это ни печально. Просто на какое-то мгновение на меня налетели воспоминания из моего прошлого. Для кого-то другого может они бы и были тёплыми, но для меня это было равносильно битому стеклу на рану. Поэтому, стремясь хоть как-то заглушить эту неприятную ностальгию, я вытащил сигарету и закурил. Втянулся, будто пытаясь дымом успокоить сердце, и простоял так секунд десять, прежде чем открыл дверь и попал в большой внутренний зал.

Это было классическое помещение для таких видов построек: высокий, уходящий вверх потолок, справа и слева шли ряды колонн, за которым тоже было пространство. В самом зале рядами шли длинные деревянные скамьи, заканчивающиеся перед большим столом, на котором лежал золотой чан и несколько кубков из того же материала.

Нет… одной сигаретой здесь не отделаешься, потому за первой тут же пошла вторая, а потом и третья, на которой мне хоть как-то удалось взять себя под контроль. Этот… храм действовал на меня скорее разрушительно. Точнее, не на меня, на мою память, на мои воспоминания, которые я давно похоронил. Сейчас этот знакомый зал буквально раскапывал трупы, которым в этом мире давно уже не место.

Только здесь оказался, а уже пропитался ненавистью.

— Дьявол… — пробормотал я, отбросив третью и закурив четвёртую. — Я уже ненавижу это место… А ты, Эйко?

— Ауаия! — был мне радостный ответ ребёнка на руках, который всё тянул и тянул ко мне ручки в своём комбенизончике. Всё-таки уже далеко не лето на улице. Но удивительно то, что здесь было тепло.

Слишком тепло.

— Не согласна со мной? Ну, сейчас тебя осветят хорошенько, и посмотрим, как ты заугукаешь.

— Ауяау!

— Ой ты радость-то какая. Ну смейся, смейся, пока можешь. Потом же плакать будешь.

— Уау!

— Вот тебе и уау, — я огляделся. — Давай поищем, кто тут нас освятит.

Ловя недовольные взгляды местных прихожан, выглядящих столь же жалко, как и город вокруг них, но находящих деньги, чтоб бросить в коробку с надписью «пожертвования», мы прошли по центральному проходу между скамеек. Дошли до стола, остановились, ещё раз огляделись.

— Эйко, знаешь, что эта религия самая молодая, — огляделся я. — Она совмещает в себе несколько более старых религий, что-то отсюда берёт, что-то оттуда…

— Уа.

— Да-да, нахватала то тут, то там. Кстати, меня тоже когда-то там в детстве освещали, но я ни черта не помню уже. И нет никого… Ладно, подождём, ты же не против, верно?

В ответ Эйко начала пускать слюнявые пузыри с довольной физиономией. Какое счастье, куда бы деться.

Кроме прихожан, в храме никого не было. Ни святых матерей, ни святых отцов. Так как религия развивалась несколько иначе от того же христианства, тут были немного другие традиции и правила. Например, священнослужители здесь были как женщины, так и мужчины, причём особого упора, кто главный, не было. Тут был святой отец, святая мать, пониже рангом святые сёстры и братья, ещё меньше ранг, младшие святые сёстры и братья, но они были больше кем-то типа работников, чем служителями.

И в данный момент я ни одного из них не видел. И время вроде не полдень, чтоб они шли молиться. Странно…

Пока я стоял, пытаясь сообразить, что делать, мимо прошла какая-то бабулька, которая одарила меня презрительным взглядом.

— Курит в храме, да при маленьком ребёнке. Во тьму, никак, провалился, — проскрежетала она.

Я посмотрел на неё, после чего выдул облачко дыма, не вытаскивая сигареты.

— Вы что-то хотите мне сказать? — поинтересовался я вежливо.

— Чтоб тебя на путь истинный наставили, олух, — прохрипела она, после чего медленно, опираясь на свою палку, двинулась к выходу.

Вот здесь, честно говоря, у меня случился небольшой разрыв шаблона. Меня никогда не трогали старые люди, однако, как и у многих, сложился стереотип, особенно про верующих, что дай волю, и они тебя с говном смешают. Столько проклятий навешают, что задумаешься, а действительно этот человек верит в Святой Свет и следует одному из главных заветов: «Вывести ближнего своего брата иль сестру на Свет Божий, чтоб он очистился от Тьмы, его душу сковавшей»? Я всегда относился к этому снисходительно, пусть иногда меня это и раздражало, и я ожидал, что мне припомнят родителей или пожелают сгинуть во тьме, а тут прямо добра пожелали.

Невольно я даже проводил бабульку взглядом.

— Видела, Эйко? — тихо обратился я к малышке. — Вот кем надо быть, даже тому, кто тебя раздражает, желать искренне исправиться. Все бы были такие…

— Яу!

— Надеюсь, что когда вырастешь, станешь красивой здоровой девчонкой, которая будет парней очаровывать и верёвки вить, не будешь опускаться до всяких потаскушек, которые мозги на одно место накручивают.

— Яаяуэ!

— Так, хватит слюни пускать, — вытер я ей пелёнкой рот. — Мы цивилизованные воспитанные люди. Согласна со мной?

— Тбрьбрьбрьбрь… — напускала она слюней.

— Какая мерзость, Эйко… — поморщился я и начал вытирать слюни, присев на одну из скамей.