Тонкие грани (том 4) (СИ) - Кири Кирико. Страница 25

Но мои попытки стереть её слюни вызывали у маленькой бестии только ещё больше радостных слюней, словно для неё это была игра, цель которой — залить слюнями всё, что есть в округе. Её угуканья и странные звуки разносились по храму, не сильно при этом нарушая спокойствие. Они словно растворялись в нём эхом, наполняя жизнью, как это происходило с голосами других прихожан.

Те редкие посетители, что были здесь, проходя мимо нас, бросали на Эйко заинтересованные взгляды, иногда наполненные умилением, в то время как мне доставались осудительные. Плевать на них, плевать на этот храм и вообще на всё вокруг — я чувствовал в этом храме себя настолько неуютно и чужеродно, что просто ничего не мог с собой поделать. За четвёртой пошла пятая…

Примерно два месяца назад я хотел бросить курить и вообще не делать этого при Эйко. Но, наверное, данный момент можно и списать, так как у меня у самого стресс и что-то мне не даёт успокоиться. Хуже всего то, что я поймал одну забавную вещь — находясь среди наркобарыг и вооружённых боевиков, я чувствовал себя в разы спокойнее, чем в обычном храме.

Всё-таки с этим местом у меня были связаны неприятные воспоминания. Не те, когда мы ходили в подобный храм с семьёй и молились, а те, когда сестра умирала — я так и не увидел чуда, которое спасло бы её. Я не увидел ни света, ни чего-либо ещё, что помогло бы ей вылечиться. Зато увидел, как моя семья буквально трещала по швам, как финансовые долги душили нас и болезнь истощала не только Наталиэль, но и каждого из её родных. И где там божья помощь Святого Света своим послушникам, которые до того, как утонуть в работах ради родного человека, вели богопристойный образ жизни? Что-то Свет не освятил нас, видимо, был слишком занят освящением более достойных людей, которые приносили куда больше пожертвований.

Я сказал, что это место вызывает у меня неприятные ощущения.

Да, это правда — это место вызывало у меня ненависть. Ненависть абсолютно ко всему: от выдуманных хрен пойми кем богов до людей, которые разбивают лбы, чтоб вымолить у собственных фантазий что-то и отдающих последние деньги. Ведь вера она есть, она вокруг нас, как и боги, но, конечно же, без денег она не проживёт.

Я однажды читал книгу про человека, который разуверовал в бога, и мне очень понравились его слова по этому поводу:

«По-настоящему ненавидеть веру может только истинно верующий в прошлом».

Точнее и не скажешь…

И всё же я здесь. Не потому что мне нравится теребить собственные нервы, а из-за Саки. Меня не отпустят эти навязчивые мысли, пока я не сделаю то, ради чего она пришла и получила пулю. Даже здесь свою роль сыграла вера, добавив ещё одну капельку ненависти в свою копилку от меня.

Я просидел здесь чёрт знает сколько под угуканья Эйко, которая, важно пуская слюни, высказывала своё личное мнение по поводу этого места. Заодно снял с неё комбез, чтоб не потела почём зря. Вот уж точно болтушка растёт. Чую, как начнёт говорить, будет компостировать мозги похлеще Джека, который предлагает выпить чая.

— Как ты считаешь, Эйко, тебе нужно вообще это освещение? — окинул взглядом я зал. — Может ну его?

— Уяяяу! — замахала она ручками, смеясь.

— Да, ты права, не стоит. Твоей маме обещали… — вздохнул я. — Есть вещи, которые очень важны. Например, обещание. Если дала слово, то нельзя его нарушать. Иногда, конечно, можно, но лучше не надо.

— Яуююю.

— Интересно, тот факт, что я говорю с тобой, говорит о каких-то сдвигах в моей психике или же это нормально?

— Брьпрьпрьпрь… — начала она губами вновь пускать слюни.

— Наверное, сдвиги, но мы будем притворяться, что всё в порядке. Типа так и должно быть. Видел, как мамы разговаривают с детьми, так что мы вполне можем сойти за них.

Смотрит, улыбается.

— Ну? Будем притворяться, что понимаем друг друга?

— Яу!

— Ни слова не понял, если честно, — покачал я головой. — Но вижу, что мысль тебе понравилась.

— Уаяаяу!

— А у нас, кстати говоря, ещё и грузовик стоит с добром всяким, ты представляешь? Вдруг там много-много сосок и погремушек. Оружие-погремушка — превращает любую цель в погремушку, как тебе?

Улыбается. Сразу видно, что ей нравится мысль.

— Знаешь, если ты продолжишь со мной общаться, то станешь такой же бандиткой, как Фея. Будешь в яслях детей по линии строить, что не есть хорошо. Девушки должны быть добрыми и заботливыми. Как, в принципе, и парни. А мы… нельзя быть похожими на нас, Эйко. Мы аномалия, плохие люди. Спросишь, тогда почему я продолжаю этим заниматься?

— Уау.

— Потому что жить хочется. Даже понимая, что ты тот ещё урод, просто отбросить всё уже не можешь, Эйко. Более того, ты начинаешь втягиваться в это. Как в курение, — вытащил я сигарету изо рта, покрутил её в пальцах, рассматривая. — Да, это как курение. Оно убивает, но ты уже не можешь остановиться. И не хочешь. Тебе это даже нравится. И если курение доставляет чувство удовлетворения, то власть, даже такая, чувство силы, чувство свободы и независимости. Это становиться тоже наркотиком. Ты уже не хочешь становиться другой, понимаешь?

— Уюуюую.

— Вот, да, я об этом, — щёлкнул я аккуратно её по носу, чем вызвал у неё бурю эмоций, словно перед ней разыгрался очень смешной концерт. — Тебе это нравится, и ты уже не готова отказаться от этого. Это как получать хорошую зарплату, а потом вдруг перейти обратно на полторы тысячи баксов. Видишь, какая ты умная, Эйко. Мало кто может похвастаться этим.

— Уя!

— Вот тебе и уя. А скоро мы тебя ещё освятим, как мать завещала, и вообще будет круто. Или нет… — сейчас, сидя в тёплом зале, наполненном шёпотом людей, мне стало как-то грустно. По идее, сейчас я бы сидел и ждал здесь с Саки. Она бы была радостной, говорила, что кто-то есть, и он приглядывает за нами, а я бы толкал пессимистическую речь по поводу того, какая же религия самый успешный и массовый обман.

Мне… чёрт, мне действительно её не хватает. Когда была, вызывала слабое тёплое чувство и лёгкое раздражение, а не стало… и не стало того, кто бы меня немного раздражал и вызывал снисходительный вдох. Иногда я прихожу к мысли, что в тот момент, когда вокруг не было никого, кого можно было назвать близким человеком, она заменила мне тех же сестёр. Заменила мне семью…

Плак-плак, конечно, но я не настолько жалкий, чтоб сейчас расплакаться. Но…

В глазах стало слишком мокро, и изображение поплыло. Не истерика, но, как говорил отец, несколько скупых мужских слёз всё же покинули глаза. Больно, обидно, одиноко, тоскливо…

— Что, Эйко, стала свидетелем моего позора? — тихо спросил я лыбящуюся рожицу в моих руках.

Но как бы сказали некоторые мои… бывшие знакомые: не время грустить — время тусить. Так что покончу с этим, и надеюсь, что больше не вернусь ко всей этой истории. Меня ещё ждало свидание с главой департамента полиции, которое неизвестно как пройдёт. Не сможем договориться… нет, мы договоримся, поэтому меня и мою компанию ещё не засадили. А потом первые поставки и поиски того, кто нас предал. Будет чем заняться. К тому же, мне уже не так плохо, как в первые дни.

Осталось только избавиться от наркозависимости. Я могу убивать себя годами, но всё же не стоит лететь в тартарары так быстро. Успеется. И институт, я про него не забыл. У меня есть все шансы поступить в Сильверсайдский Международный Университет. Или какой-либо поскромнее.

Да, я могу жить дальше потихоньку, просто сейчас немного грустно. Но всё образуется.

— Да, Эйко?

— Уа.

— Уа, верно.

Так мы и сидели, мило болтая между собой, не обращая внимания на взгляды других. То ли завидуют, то ли считают некрасивым то, что я курю при ребёнке… Да, они правы, я урод. Пусть сделают тогда что-нибудь с этим, а мне плевать. И не на Эйко, на неё мне не плевать, мне просто плевать… В любом случае, мы неплохо провели то время, что сидели в тёплом большом зале, дожидаясь, когда появится хоть кто-то из священнослужителей. Можно было, конечно, зайти в те двери или постучаться туда, что находились за столом, но там, скорее всего, запретные места, куда обычный смертный не заглянет.