Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ) - Кейн Алекс. Страница 45

— В чем я провинился?

— На днях вы без его дозволения встречались с Папой…

Лицо Стефанио окаменело.

— Я много чего делаю без дозволения генерала.

— Да, но не во вред ордену.

— Чем же я навредил, отец мой?

— Вы имели неосторожность защищать перед Его Святейшеством врага веры, — тихо ответил Вилларди.

— Нет, вы ошибаетесь, Галилей добрый католик и…

— Генерал просил передать, — ледяным тоном перебил отец Бернардо, — что вам запрещается перед кем бы то ни было хлопотать за этого человека.

И переменив позу, добродушно улыбнулся.

— Как поживают Марио и его очаровательная супруга, брат мой?

Стефанио не посмел ослушаться приказа. Он уехал в Треви и оттуда получал известия о суде.

В этом процессе Галилей, настроивший против себя всех власть имущих резкостью и своеволием, остался практически без поддержки. Единственным его заступником оказался Великий герцог Тосканский. Он сумел добиться, чтобы Галилея выпустили из заключения, и все оставшееся до приговора время ученый жил на вилле Медичи, где располагалось посольство герцогства.

После двухмесячного разбирательства Галилей бы признан виновным в распространении книги с «ложным, еретическим, противным Святому Писанию учением», и перед ним встал незамысловатый выбор — отречься от своих взглядов или быть преданным «очистительному огню». Он выбрал первое.

Последний акт драмы проходил в церкви Санта-Мария-над-Минервой. Больного, полуслепого старика поставили на колени, и он в присутствии всех членов трибунала, среди которых, кстати сказать, был и Андреа Кальво, прочел текст отречения:

— Я, Галилео Галилей, флорентинец, на семидесятом году моей жизни, преклонив колена перед вами, достопочтенные господа, клянусь, что всегда веровал, теперь верую и при помощи Божией впредь буду веровать во всё, что проповедует Католическая Церковь. Но так как от сего Святого судилища мне было давно уже сделано законное внушение, дабы я покинул ложное мнение, полагающее Солнце в центре Вселенной и неподвижным, не защищал его ни устно, ни письменно, а я между тем сочинил и напечатал книгу, в которой излагаю осуждённое учение и привожу в пользу его сильные доводы, то признан я находящимся под сильным подозрением в ереси. Посему, желая изгнать из мыслей ваших, достопочтенные господа, это подозрение, законно против меня возбуждённое, от чистого сердца отрекаюсь, хулю и проклинаю вышеназванные заблуждения в ереси.

С трудом разбирая написанные крупными буквами слова, Галилей читал отречение более получаса. Для гордого, своевольного ученого эта унизительная процедура была подобна смерти.

Папа, которому трибунал предоставил выбор наказания, не стал арестовывать Галилея, и того отпустили домой с условием постоянного инквизиторского надзора.

В ноябре состоялась очередная консистория, на которой Папа возвел в сан нескольких кардиналов. В их числе надеялся оказаться и Стефанио, но незадолго до собрания епископу намекнули, что вручение ему галеро откладывается.

— Не стоило вам, монсеньор, так горячо защищать еретика Галилея.

Стефанио был смертельно разочарован. Консистории проходили не чаще раза в год, значит, еще минимум год ему ждать кардинальской мантии. Видно, и правда не нужно было вмешиваться в дело Галилея, тем более, что пользы это не принесло. Но разве мог он не попытаться спасти своего старого учителя?

«Наверняка не обошлось без Кальво, — горестно подумал он. — Ладно, подожду».

В личной переписке Стефанио, как умел, поддерживал профессора. В последнем письме, которое он получил от Галилея, тот писал:

«Я горд тем, что могу назвать себя философом. Ведь философы как орлы — парят высоко, встречаются редко, в то время как галки летают стаями, оглашают небо пронзительными криками, галдят и гадят на землю».

Во время очередного визита в Рим Стефанио неожиданно встретил в Квиринальском дворце Роберто Бантини.

— Филин, — бросился к нему Стефанио и тут заметил, что старый друг облачен с кардинальские одежды. Епископ встал в изумлении, как вкопанный.

— Да-да, — улыбнулся Роберто, — теперь я кардинал и живу здесь, в Риме.

— Поздравляю, — искренне сказал Стефанио. Конечно, он чувствовал некоторую досаду, что Бантини его опередил, но в самом деле был рад за друга. — Странно, что я об этом не слышал.

— Действительно странно. Где ты остановился?

— У кардинала Дэти.

— А почему не у Марио? Я слышал, он женился…

— Не хочу мешать молодым, — засмеялся Стефанио.

— Что ж, в следующий раз прошу ко мне.

— Ну, раз ты теперь в Риме, то, конечно, мимо не проеду.

«Дорогой мой Андреа, пишет вам несчастный брат Сиро. Я по-прежнему живу в Мантуе с несколькими слугами, и положение мое незавидно. Впрочем, я взялся за перо не для того, чтобы огорчать вас подробностями своего существования. Мне необходимо рассказать вам удивительную историю.

До недавнего времени у меня был повар-китаец по имени Ли Чу. Когда-то он работал на герцога Модены и Реджио Франческо д'Эсте, но незадолго до свадьбы моего сына Камилло вышеупомянутый герцог проиграл мне в ломбер и вместо денег отдал своего повара. Это было выгодное приобретение, так как стряпал китаец и в самом деле прекрасно.

Несколько дней назад Ли Чу умер. Поскольку он давным-давно принял католичество, то, как положено, перед смертью исповедовался. Я послал ему моего личного священника, отца Игнасио. Этот человек предан мне телом и душой, и потому пошел на большой грех — выдал тайну исповеди.

Итак, Ли Чу рассказал, что перед отъездом на свадьбу герцог вызвал его и за большое вознаграждение предложил перейти на службу ко мне, поставив одно условие: Ли Чу должен был все время до венчания и после него добавлять в блюда моего сына какие-то специальные травы, которые вызывают мужское бессилие.

Теперь вы понимаете? Мой Камилло был опозорен, его вынудили признать свою несостоятельность в любовном вопросе и подписать об этом бумагу, уж не говоря о том, что наше семейство лишилось такой выгодной родни, как Винчини. И все это — дело рук Франческо д'Эсте! Он предпринял это, вероятно, ради того, чтобы не допустить усиления нашего княжества.

Мне, дорогой Андреа, теперь нужен ваш совет. Я чувствую необходимость расквитаться с проклятым герцогом, но как это сделать? Как и отец Игнасио, я связан по рукам и ногам тайной исповеди. Кроме того, никаких доказательств у нас нет. Возможно, вам удастся использовать эту информацию или вы найдете способ, как я мог бы ее употребить. В любом случае, напишите, что вы об этом думаете, и что мы могли бы предпринять.

Любящий вас брат Сиро Кальво да Корреджо (увы, теперь я даже не имею права подписываться этим именем)».

Письмо выпало из рук Андреа. Так вот из-за чего расстроился брак! Вот почему они потерял поддержку семейства Винчини, вот почему епископ Треви сейчас Надьо, а не он, Андреа! Проклятый герцог!

Поразмыслив, он сел за ответ и попросил брата немедленно прислать отца Игнасио в Рим.

В преддверии приезда отца Игнасио Андреа встретился с главой Священной Конгрегации Римской и Вселенской Инквизиции Антонио Барберини, младшим братом Папы.

— Меня терзает проблема, которую я не в силах разрешить, Ваше Высокопреосвященство.

— Что же это, отец Андреа? — участливо спросил кардинал.

— Мне стало известно, что некоему священнику на исповеди рассказали об ошибке, в результате которой одна знатная дама живет в блуде с мужчиной и считает его супругом.

— Вы говорите о себе? Вы тот самый священник?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, не я.

— Тогда как же вы об этом узнали? Тот духовник нарушил обет и открыл вам тайну исповеди?

— Разумеется, нет, — мягко улыбнулся Андреа. — Он просто поведал мне о своих сомнениях по поводу некой обманутой дамы.

— Если я правильно понял, она считала себя вдовой и вторично вышла замуж? А теперь стало известно, что ее первый муж жив?