Человек в стене - Ангстрём Эмма. Страница 12

Снова громыхнуло: это Лили перетащила пылесос обратно через порожек ванной комнаты. Когда она широко распахнула дверь спальни, он отполз подальше к стене, в изголовье кровати.

Гул пылесоса стал еще громче. Этот звук оглушал. Довольно скоро он почувствовал вибрацию: пылесос втащили в спальню.

Он скрючился, чтобы стать поменьше, но, даже сложившись вдвое, оставался ужасно большим. Ножки кровати вдавились в его спину, а Лили тем временем стала водить насадкой пылесоса вдоль шкафа. В шланге дребезжало, когда в него засасывались пылинки и соринки. Лили начала петь, громко, чтобы заглушить гудение пылесоса.

Она все еще была в длинной ночной рубашке и босиком. Может, под рубашкой она голая? Он выбросил из головы эту мысль, как только она появилась, и еще сильнее вжался в стену.

Скрипнул каркас вокруг пружинного матраса. Лили обошла кровать и сунула под нее шланг пылесоса. Она встала на колени, чтобы дотянуться поглубже, и несколько раз, не глядя, провела насадкой по полу. Он быстро поджал правую ногу, и насадка прошла всего в нескольких сантиметрах от нее.

Лили провела насадкой пылесоса по дуге. Он хныкнул, но этот звук заглушило гудение пылесоса. Лили сдвинула шланг с насадкой вправо, потом ткнула им в середину пространства под кроватью и, наконец, по-прежнему не глядя, переместила шланг влево.

И задела его.

Насадка угодила ему прямо в живот, и он застонал. Лили остановилась и убрала шланг.

Она наклонилась, и ее волосы свесились вдоль лица. Несколько темных локонов закрыли ей обзор, но она отодвинула их, чтобы заглянуть под кровать. Когда это произошло, время остановилось. Он перестал дышать и больше не слышал ударов своего сердца. Лишь гудел пылесос, насадка которого теперь не касалась пола. Когда Лили попыталась выбежать из комнаты, он схватил ее за лодыжку. Она упала на пол, разбив подбородок и ударившись головой о шерстяной коврик на полу. Ее шея как-то странно хрустнула.

Не выпуская ноги Лили, он подтянулся до уровня ее бедер. Она извивалась под ним, и он схватил ее за руки. Потом перевернул ее и сел ей на живот.

Его поразила мысль, что он никогда прежде не дотрагивался до женщин, если не считать матери. Это была странная мысль.

Под его тяжестью Лили застонала. Он разглядывал ее лицо — кровь сбегала с него вниз по шее и пачкала ключицу. Кусочек кожи на подбородке отслоился и висел на одной ниточке. Он наклонился и, завороженный, уставился на рану.

Потом она начала кричать. Она кричала громче, чем шумел пылесос, и в ушах у него зазвенело. Вначале он схватился за свою собственную голову, но потом понял, что лучше закрыть Лили рот ладонью, чтобы заставить ее замолчать. Он опустил ей на лицо огромную руку, которая закрыла и ее рот, и нос. Пальцы впились в синие припухшие щеки, и глаза Лили широко раскрылись. Ему нравились ее глаза, но не сейчас. Сейчас они тоже как будто кричали. Обычно, когда он наблюдал за ней с Йенсом за ужином, эти темные большие глаза улыбались.

Ее руки извивались, как плети, и она все еще кричала. Если бы только она замолчала, он мог бы отпустить ее, но вместо этого еще сильнее зажал ей нос и рот, а она продолжала биться под ним. Ее пальцы впились в его длинные тонкие предплечья. Это было больно, и он попытался стряхнуть ее, словно кошку. Она лупила его по груди и по плечу, пинала ногами по спине, но он был сильнее. Сопротивление Лили все слабело и слабело. Только в ее взгляде оставалась еще какая-то энергия.

В конце концов она затихла. Она перестала двигаться и безвольно обмякла под ним. Ее глаза оставались широко открытыми, и ему захотелось закрыть их. Они были удивительно огромными и пугали его.

Он провел ладонями по своим предплечьям. Оба были покрыты глубокими царапинами, и шея тоже. Следовало промыть их чем-то спиртосодержащим. Наверное, в бутылке еще что-то осталось с тех времен, когда он сломал руку.

Пылесос по-прежнему гудел. Он выключил его, вытащил шнур из розетки и дал ему втянуться в корпус. Потом выкатил пылесос в коридор, перетащив через Лили, и убрал в стенной шкаф.

Она лежала молча, не шевелясь. Он осторожно ткнул ее ногой. Потом опустился на пол.

Ночная рубашка задралась у нее на бедрах. На Лили было белое нижнее белье, и все. Ее тело оказалось очень стройным, маленьким и удивительно пропорциональным. Блестящие черные волосы раскинулись по тонкому серому ковру.

Он снова ткнул ее в бедро. Никакой реакции.

Он выждал пятнадцать минут. Когда она не подала никаких признаков жизни, он склонился над ней и положил руку туда, где должно было биться сердце. Он ничего не почувствовал, но ее кожа была теплой, а шею и лоб увлажнял пот. Грудная клетка Лили не двигалась. Он понял, что произошло.

Эта мысль была ужасной. Он подтянул колени к груди и принялся раскачиваться взад-вперед.

Он не плакал. Неизвестно откуда, но он знал, что в таких ситуациях слезы помогают.

Он сидел возле ее тела и думал, что делать. В конце концов, выбора у него не было. Он поднял Лили, перекинул через плечо и вышел в прихожую.

ГЛАВА 2

РАЗЛОЖЕНИЕ

Он сидел спиной к стене и смотрел на Лили. Ее ноги на полу были согнуты под неестественным углом. Он пытался положить ее в более удобную позу, но не смог их разогнуть. Они окоченели и, хоть он и старался изо всех сил, так и оставались все в той же странной позиции.

Он встал, стараясь не смотреть на тело. Царапины, которые она оставила на его руках, горели. Он передумал и склонился, чтобы разглядеть ее лицо. Даже посиневшее и избитое, оно все равно было прекрасным. Он обратил внимание, что ее уши поменяли цвет и их мочки теперь синевато-красные. Перевернув Лили, он заметил, что ее шея тоже стала фиолетовой.

Она выглядела как манекен. Ему трудно было осознать, что это то же самое тело, живая и здоровая обладательница которого еще так недавно выбежала из своей спальни.

Он думал, что, возможно, теперь, когда рядом с ним Лили, перестанет чувствовать себя таким одиноким. В конце концов, она была прямо под боком. Но это оказалось не тем, чего ему хотелось. Он хотел, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить, кто мог бы взять его за руку. А она лишь лежала меж стен, холодная и безжизненная.

Он уловил слабый запашок, исходящий от ее тела. Вроде как от апельсинов, острый, но все равно сладкий.

Он заглянул в квартиру. Йенс сидел в гостиной возле кофейного столика. Перед ним стояли телефон и большая порция виски. Еще на столике были сумочка, паспорт и связка ключей. Йенс выглядел усталым. Влажные глаза блестели, плечи поникли, а волосы растрепались. Он взял телефон и набрал номер:

— Привет, это снова я.

Подавшись вперед, Йенс уперся локтями в колени и одной рукой ерошил волосы. От этого они стали выглядеть еще неопрятнее.

— Нет, я пока ничего от нее не слышал и начинаю дико волноваться.

Он поднялся, подошел к бару и достал полупустую бутылку виски, чтобы налить себе еще.

— Но вся ее одежда на месте. Паспорт тут, и ее телефон, и ключи, и кошелек лежали в сумке в прихожей. Дверь тоже была заперта — мне пришлось открыть ее ключом, когда я вернулся домой.

Йенс поставил бутылку на стол, вытащил из нее пробку и плеснул виски в стакан. Сделав солидный глоток, он поморщился и откашлялся.

— Нет, не может быть.

Он покачал головой:

— Это вообще на нее не похоже.

Йенс моргнул. В уголке его глаза набухла слеза и покатилась вниз по щеке.

— Нет, на самом деле совсем наоборот. Мне кажется, у нас все шло отлично.

Он вернулся к креслу и снова уселся в него.

— Да, конечно, у нее бывала иногда тоска по родине, но мы уже забронировали билеты, чтобы слетать туда зимой. Я знаю, она несколько дней назад разговаривала с матерью, и там все вроде как было хорошо.

Лицо Йенса исказилось, и он сильно надавил на переносицу большим и указательным пальцами.

— Нет, я просто не понимаю… Не понимаю, и все!