Тайная жизнь Маши Ромашкиной (СИ) - Март Амалия. Страница 25

Ух. Вот это сходка. Надежда, что приехав на час позже, я не попаду в толпу расселяющихся, канула в небытие, потому что весь холл галдит группками по три — пять человек. Половина из них с сумками и чемоданами разной величины у ног, часть вальяжно развалились на диванах, а небольшая доля и вовсе уже с бокалами горячительного. Там и тут компании взрываются смехом, везде стоит галдеж, а девочка на рецепции выглядит изрядно замыленной. Что ж, судя по всему, мы с Мышкой можем и не пересечься в ближайшие два дня. В такой толпе легко затеряться. И это к лучшему, конечно, к лучшему. Убеждаю я свое протестующее нутро.

Привлекаю внимание хорошенькой девушки за стойкой и протягиваю документы. Она вежливо улыбается, не клюнув, впрочем, на мою харизматичную морду, возможно, это последствия желтеющего под глазом синяка. Я снова надеваю темные очки, и решаю не расставаться с ними до конца мероприятий. И пофиг на всех. Присаживаюсь на резко опустевший диванчик, как велит мне сотрудница отеля, и втыкаю в телефон. Судя по всему, отель не слишком-то подготовился к потоку клиентов и придется подождать.

За окном уже знатно гремит и завывает ветер. Сухие деревья клонит к земле, и я ухмыляюсь своей предусмотрительности, вполне вероятно, некоторые тачки не доживут до воскресенья. Спустя какое-то время народ начинает потихоньку рассасываться по номерам, а те, кто остаются, уже активно вливаются в атмосферу расслабона с помощью открытого бара. Небольшая компашка представительных мужиков в костюмах и дамочек им под стать, в возрасте слегка за сорок, обосновались у одного из панорамных окон холла. При каждом новом звуке карающего грома, они дружно поднимают бокалы и чокаются. Отличная игра. Мне по вкусу!

— Че, Руслан А́дамович, — коверкает отчество девушка с рецепции.

— Ада́мович, — мягко исправляю ее, опираясь руками на стойку. — Одно из древнейших имён, — подмигиваю ей.

Ее пластиковая улыбка на мгновение становится чуть теплее.

— У Вас очень необычное имя, — немного смущается она.

— Разве? Мне кажется, его еще Пушкин восхвалял, — отмахиваюсь я.

— Ой, я имела в виду, фамилия и отчество, — она прикусывает нижнюю губу, флиртуя. — Никогда таких не встречала. А "Руслана и Людмилу" я тоже люблю, — хлопает она глазками.

Ну вот, конференция еще не началась, а развлечение уже нашлось. Че, а ты по-прежнему хорош. Девчонка протягивает мне ключи и наклонившись еще ближе, томным голосом объясняет, как пройти в номер, где расположен бар, спа и прочие развлечения. Готов поспорить, что еще минута, и она расскажет, во сколько заканчивается ее смена, но тут звенит дверной колокольчик и запустив моросящий холод, в проеме появляется самое жалкое из созданий.

Мы с девчонкой с рецепции отстраняемся друг от друга, и смотрим на мокрую Мышку. С ее пальто стекает водопад, мгновенно организовывая лужу там, где она стоит. Волосы закрученными паклями облепили лицо, а под глазами видны отчетливые потёки туши. И я напрочь забываю о флирте минутной давности с другой, потому что мое сердце начинает безумные скачки.

Мышка пока не замечает меня, она кидает небольшую коричневую сумку себе под ноги, присаживается прямо посреди отполированного холла и начинает в ней рыться. Она не замечает, что все на нее пялятся и что под ней уже растеклось озеро Байкал, а уборщица с тряпкой несётся к ней наперерез. Она не видит и то, как люди вокруг перешептываются. Ей вообще не до этого, судя по ее злому лицу.

Когда нужный предмет находится в недрах вещей, она резко вскакивает и не сделав и шага, врезается в уборщицу. Ведро с водой под ногами растекается мыльной пеной, частично заливая и сумку мелкой. Она шипит что-то нецензурное, а потом начинает неистово извиняться, сетуя на неудачный день.

Я наблюдаю за всем этим со стороны и поражаюсь, насколько другой мне сейчас кажется Мышка. Без привычного апломба и равнодушия на лице. Без маски хладнокровной тихони. Простая, беззащитная, настоящая. И самое сильное желание сейчас — просто спасти ее. Схватить под руку и увести отогреваться: горячим чаем и моими объятиями. Раздеть ее и уложить под многослойное одеяло, прижимая к обнаженному телу.

Но пока я размышляю об этом, все решается само собой. Мелкая достигает стойки регистрации и протягивает паспорт. Ещё раз приносит извинение за свое эффектное появление и недовольно косится на меня.

— Нечего так ухмыляться, — зло бросает мне.

А я и не заметил, что все еще улыбаюсь от пришедших мне в голову картинок.

— Я не… — начинаю оправдываться, но меня прерывают.

— Мария Сергеевна, Ваш номер 206. По лестнице направо, второй этаж, спа-зона находится на цокольном этаже, ресторан на первом, вход со стороны улицы, конференц-зал на четвертом. Режим работы вы найдете в буклете на столе в номере. Там же пароль от вай-фай. Приятного отдыха! — рапортует стандартное девчонка за стойкой, но от былой доброжелательности не осталось и следа.

Мышка подхватывает сумку и, оставляя за собой мокрый след, гордо удаляется в сторону лестницы. Я иду за ней, раздираемый мыслью: стукнет она меня, если я помогу с сумкой или нет? Ответ становится очевидным, когда она, резко развернувшись на ступенях, огревает меня мокрым подолом пальто по лицу.

— Ты с какого прешься за мной? — злится.

— Нравится твой вид сзади, — шучу я.

— Ты о харассменте что-нибудь слышал?

— Отличная идея! Давно пора было оставить на тебя жалобу, — подкалываю.

— Вали куда шел, а? — старается не сорваться на меня, но вижу, как вздулась жилка на ее шее. Ужасно сексуальная жилка.

— Я туда и иду.

— Прошу, — отходит она в сторону. — Не буду Вам мешать, господин Че.

Будешь, дорогая. Ещё как будешь, ведь мы в соседних номерах.

*Харассмент — дословный перевод — домогательства. Термин пришел из США и обрел специфический налет, обозначающий конкретно домогательство на работе.

Глава 22

Лучший способ протрезветь — попасть под проливной дождь. Доказано, подписано, утверждено мной.

Стою под струями горячего душа и все никак не прогреюсь. Кожа уже раскраснелась, пар заполнил прозрачную кабинку, а я все так же не шевелюсь, позволяя потоку воды смыть этот ужасный вечер. Не нужно было слушать Юльку, нельзя было поддаваться на ее "ну, один бокальчик!". Тогда я не опоздала бы на электричку, не поехала бы на автобусе, не отказалась бы от такси, не попала под проливной дождь и не опозорилась бы перед носом ненавистного Че.

Из груди вырывается жалостливый стон. Какое позорище. Мой план быть великолепной и загадочной с треском провалился в первые же секунды появления здесь. Никакое платье теперь не спасет меня. Все запомнят меня как девчонку с лужей под ногами. Нелепую, мокрую, странную.

Блин. Локоны, так тщательно накрученные Юлькой на втором бокале портвейна, распустились, едва я сделала шаг из автобуса. Ультрамодный макияж продержался чуть дольше, но и он не выдержал стихии, красочно растекаясь по лицу пятнами Роршаха. А платье, которое должно было сегодня вечером сразить весь мужской пол с Че впридачу, насквозь мокрое и отдает лимонным средством для мытья пола. Да, из того самого ведра.

Останусь в номере. Закажу ужин, включу телек и лягу пораньше. Ну его это знакомство. Делать большую карьеру в маркетинге я все равно не собираюсь, а одного представителя в лице моего извечного мучителя вполне достаточно, чтобы фирма была на слуху. Точно. Так и представляю, как Че ослепительно лыбится, пожимая руку очередному представителю рекламного гиганта. А еще представляю, как позже он угощает бокалом игристого какую-нибудь хорошенькую блондинку, имя которой он даже не собирается запоминать. И посреди ночи меня разбудят громкие стоны из-за соседней стены.

Озноб неприязни и какого-то липкого отвращения пробирает меня похуже холодного ливня. Я не смогу снова наблюдать, как он с другой. Одно дело жить с осознанием, что он неизвестно где, непонятно с кем и не ясно чем занимается, и совсем другое — видеть и слышать это.