По ту сторону черты (СИ) - Шевченко Юлия. Страница 10

Только вот это же просто мечты, которым не дано сбыться. Как бы ты ни старался что-то исправить. Ведь если бы это вышло, то вместо кресла в самолете я находилась на своем выпускном. В выбранном мной платье кружилась по залу в объятьях своего парня Кейда, принимала поздравления от друзей, получала диплом и праздновала вместе со всеми важное событие в своей жизни. Хотя и не так масштабно, как предлагала это сделать Одри. Возможно даже в отношениях продвинулась бы гораздо дальше. Позволила Кейду нечто большее, чем обычные поцелуи и горячие, сводящие с ума ласки.

Закончился один этап в жизни, должен был наступить совершенно другой. В месте, что стал мне домом на несколько лет. В месте, где я хотела обосноваться навсегда. Ведь тут мои друзья, самые близкие люди. Тут по-настоящему счастлива. Тут готова к новым свершениям, победам, возможно разочарованиям. Все же это неизбежно. Да только если рядом родные, любимые можно все преодолеть. Ничего страшного не будет. Но один-единственный звонок все разом перечеркнул, планы разрушил. Новость от мамы выбила почву у меня из-под ног. То, что изначально казалось шуткой, таковой вовсе не являлась. Она не разыгрывала, не врала. Мой отец на самом деле умер. Просто ночью сердце его перестало биться. Ведь после выстрела в голову никто не выживает. Нет у человека бессмертия. Никто его еще не придумал. Хотя это было бы очень здорово, так как стольких людей можно спасти. Один из которых мой папа.

Мужчина, что в последнее время редко ко мне приезжал, даже звонил раз в несколько недель. На вопросы про его отсутствие отвечал, что очень много работает. Нет времени и сил на элементарный отдых. Поэтому и пропадает столь часто. А сейчас его вообще не будет рядом со мной. Он исчез, испарился. Лишил себя жизни с помощью выстрела. О чем мне несколько часов назад поведала мама. Прямо в тот самый момент, когда я немного успокоилась. Когда находилась в кабинете матери Одри.

Тогда телефон снова ожил. В трубке прозвучали четкие указания по моему возвращению в Бразилию, а один из помощников семьи Керкленд должен был меня на него сопроводить, довезти на своей машине. На прощание, разговоры времени не было. Мужчина подгонял как можно скорее тронуться в путь. За что был награжден злобным взглядом моей подруги. Одри так не хотела отпускать от себя, постоянно в объятьях держала и все поехать в Сан-Пауло хотела. Но я ее останавливала. Хоть и нужна поддержка близкого человека в минуты такого горя, все же в душе я понимала, мама не будет рада моим друзьям.

Почему-то она с некоторым неодобрением относилась к окружению своей дочери. Редко с ними виделась, но никогда не старалась разговор завести. Просто вроде бы мило улыбалась и отвечала односложно. Другое дело отец. Он всегда был рад, когда на праздники приезжала не только я. Ему нравилось, что в доме полно народу. Что отовсюду слышится смех, разговоры, возможно и крики. Только такого вот никогда больше не будет.

Вряд ли друзья смогут приехать ко мне в ближайшее время. Сначала похороны, потом прощание в нашем особняке, обнародование завещания, вопросы прессы, частые посетители. Ведь обязательно будут приходить все его друзья, знакомые, сослуживцы. Приносить свои соболезнования, оказывать какую-то поддержку. Которая будет так необходима мне. Особенно от любимого парня, с которым не дали толком попрощаться. Лишь с Одри. Да и то на пару минут. Ведь назначен был вылет, а опаздывать нехорошо. Надо торопиться. Подруга все это понимала. Знала, как мне тяжело, как не хотелось уезжать. Также она мне пообещала, что непременно приедет вместе с Кейдом в Сан-Пауло. И плевать ей на реакцию моей мамы.

— Мисс, мы скоро приземлимся, — вырывает меня из мыслей голос стюардессы над ухом. Пару раз моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд. Так как неприрывно смотрела на протяжении нескольких часов в иллюминатор самолета. Как исчезал Лос-Анджелес с каждой милей. Как на душе грустно и одиноко становилось, будто я в последний раз все это вижу. Странное предчувствие меня не покидало весь полет. Но особо к нему не прислушивалась. Отгоняла от себя прочь ненужные мысли. Они только мешают.

— Хорошо, — еле слышно проговариваю, взглянув на молоденькую девушку. Пытается быть любезной, улыбается от уха до уха. Наверняка думает, что сможет свое веселье и мне передать.

Только всего этого не нужно. Это раздражает. Хочется плакать, закрыть глаза, забиться в какой-нибудь угол и не выходить оттуда. Но слез уже не осталось. Все выплакала там, в Лос-Анджелесе. От чего точно выгляжу не самым лучшим образом. Глаза должно быть опухшие, бледность на лице. В животе вот урчит от недостатка пищи, ведь кусок в горло не лезет. Не хочется элементарного фрукта. Просто внутри пустота. Словно душа умерла. Разбилось все вдребезги, как хрупкая, фарфоровая ваза, оставив после себя множество осколков.

— Сеньорита Керкленд. — Напротив меня садится тот самый помощник мамы, что и в самолет со мной сел. Находился где-то в другой его части. Чуть полноватый мужчина. намного старше меня. Черные волосы, синие глаза. Вроде бы обычный работник, выполняющий указания своей нанимательницы. Прилично одетый, без каких-либо дефектов во внешности. Но аура, что от него исходит, заставляла меня всегда вздрагивать и отводить взгляд в сторону, когда он пытался заговорить. Что-то в нем есть отталкивающее, создающее впечатление не очень хорошего человека. — Донья Маура не сможет вас встретить. — Я даже в этом не сомневалась. Должно быть готовится к похоронам да от журналистов пытается отделаться. — Она будет ждать вас в особняке. — Просто киваю головой на его слова. — Также завтра необходимо решить все вопросы, касающиеся завещания вашего отца.

— Так быстро его огласят? — Вглядываюсь в иллюминатор, где виднеется здание аэропорта и взлетно-посадочная полоса. Скоро мои ноги вступят на землю Сан-Пауло.

— Так как родных у него особо не было, решено было огласить его волю как можно скорее. Ведь помимо особняка, городской квартиры, домика в Ангре и некоторой собственности он имел и солидный счет в банке. Нужно узнать, куда отправятся эти деньги. Адвокат вашей мамы уже готов к любому исходу. Ведь возможно они пропадут или же…

Словно отключаюсь от внешнего мира. Не интересны совершенно слова этого человека. Не хочу слушать его, а уж видеть тем более. Он мне не нравится. Находиться с ним рядом не вызывает у меня особой радости. К тому же самолет уже замедляет ход, практически касается земли. От чего голос пилот просит нас пристегнуть ремни и приготовиться к посадке. Чисто по инерции, интуитивно все это делаю. Мечтаю поскорее отсюда уйти, приехать домой и закрыться у себя в комнате. Там только смогу дать волю своим эмоциям.

Кажется, что проходит несколько часов, прежде чем убираю в сторону ремни, беру в руку небольшую сумочку, поднимаюсь на ноги и направляюсь к выходу. Выхожу на улицу, встав на первую ступеньку трапа. Взгляд в небо, вдох полной грудью. Запах родного Сан-Пауло наполняет легкие. Насыщаюсь знакомой атмосферой города, в котором очень давно не была. И так не хотела сюда возвращаться, но пришлось это сделать.

Спускаюсь по лестнице вниз, слыша за спиной голос моего попутчика. Он с кем-то по телефону еле слышно переговаривается. Стоящая неподалеку машина явно ожидает меня. К тому же мужчина кивает на нее, продолжая прижимать смартфон к уху. Судя по всему вместе мы не поедем. От чего приходит облегчение. Этот странный человек отправится куда-то в другое место. Здесь его миссия выполнена.

Пара шагов по направлению к автомобилю. Открытая дверца приглашает занять заднее сидение в салоне. Что я тут же делаю. Присаживаюсь на кожаную обивку, бросив сумку рядом с собой. Даже не замечаю, как дверь закрыли, и машина тронулась с места. Водитель ни слова не сказал, просто поднял перегородку, отделяющую нас друг от друга. Дал мне время на одиночество. В себя хоть немного придти. Только как можно оставаться спокойной, когда твой родной человек больше рядом не будет?

Ты его не увидишь, придя в особняк. Никто тебя не обнимет, не даст совет, не поругает за проделки. Больше не у кого просить благословения на бракосочетание. Не с кем идти к алтарю в церкви. Кроме мамы в этом мире больше нет человека, что являлся частичкой твоей. Его забрал тот выстрел пистолета, что он сам себе в голову направил. Сам себя жизни лишил.