Флибустьер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 70

Что ж, для моего корабля не самый худший расклад. Может, поучаствуем в сражении, а может, и нет. С этой приятной мыслью я и отбыл на свой фрегат.

65

Словно бы дожидался окончания совещания, бриз вдруг стих. На пролив опять наполз туман, спрятав английский флот от нас, а нас от него. У меня появилась радостная, подленькая мыслишка, что судьба сбережет меня от выполнения мудрого королевского приказа. Все-таки нам предстоит не с трусливыми купчишками сражаться, двукратное превосходство которых меня бы нимало не смутило, а с военно-морским флотом, в котором людям платят именно за готовность вступить в бой и победить. Разве что якобитов среди них окажется много, и они перейдут на нашу сторону. Ничто так не подрывает боевой дух войска, как предательство сослуживцев.

В половине десятого задул западный ветер, разогнал туман. Английский флот выстраивался курсом бейдевинд (шесть румбов (шестьдесят семь с половиной градусов) от ветра) правого галса в линию по направлению к французскому берегу, юго-юго-запад — северо-северо-восток.

— Флагман приказывает строиться в линию, — доложил мне Гильом де Сорель.

— Раз приказывает, так и сделаем, — согласился я. — Свистать всех наверх!

Сейчас существуют две школы ведения морского боя — формальная и неформальная. Апологеты первой считают, что капитаны всех кораблей эскадры обязаны точно выполнять приказы адмирала и не покидать линию. Слабой стороной этой школы было то, что адмирал не всегда видел все корабли своей эскадры и в горячке боя не успевал отдавать приказы, а на этих кораблях не всегда видели или успевали своевременно получить приказы через посыльные суда или катера. Апологеты второй уверены, что каждый капитан и сам знает, что надо делать, и если видит, что для победы лучше выйти из линии и напасть на какой-то вражеский корабль, то должен так и поступить. Вот только не каждый капитан и не всегда знал, что надо делать. Адмирал де Турвиль предупредил меня, что является сторонником формальной школы и не терпит самовольство.

Загудели боцманские дудки, призывая всех занять места по боевому расписанию. Почти все члены экипажа были на палубе, любовались вражеским флотом. Судя по лицам, мысли у всех были далеко не радостными.

— Поставить марсели и брамсели! — приказал я.

Нижние, главные паруса на время боя не ставят. Они пригодятся в случае отступления.

Маневрируют французские корабли почти идеально. Такой слаженности можно добиться только путем долгих тренировок. Из чего следует, что последние десятилетия развитием французского флота занимались серьезно. Мне даже интересно стало поучаствовать в морском сражении нового для меня типа. Мой фрегат курсом фордевинд правого галса занимает место за последним линейным кораблем бело-синей эскадры, в кабельтове от него и не в строю кильватер, а в строю уступ вправо, чтобы после поворота на боевой курс оказаться дальше от противника. У нас более выгодная позиция, наветренная. То есть, ветер нам попутный, а врагу — противный. В наветренной позиции легче маневрировать, есть возможность заслонять ветер врагу и выбор: дать сражение и на какой дистанции или уклониться. В подветренной — удрать или остаться. В наветренной пороховой дым сносит на врага, а тому не только чужой, но и свой дым мешает прицеливаться. Зато при сильном ветре эскадра, идущая с подветренной стороны могла вести огонь пушками с нижней палубы, а идущая с наветренной вынуждена была закрывать нижние пушечные порты, чтобы не принимать воду. К счастью, ветер сейчас умеренный и волна низкая.

Тем, кто любит играть в шутеры на компьютере, на нынешнем военно-морском флоте делать нечего. Он просто лопнет от нетерпения, пока дождется начала боя. Сперва мы долго сближались с вражеским флотом. Потом легли на боевой курс — бейдевинд правого галса. Бой начал наш флагман «Королевское солнце» и случилось это через два часа после начала наших маневров и через пять часов после обнаружения противника. После первого же залпа нашу белую эскадру заволокло пороховым дымом. Ветер был не настолько силен, чтобы быстро развеивать его. Я видел только некоторые паруса и отдельные фрагменты корпусов, которые словно бы выпадали из черных клубов дыма.

С моего фрегата можно было бы вести огонь по двум английским линкорам третьего ранга, имевшим более пятидесяти пушек максимальным калибром, скорее всего, тридцать шесть фунтов, но они находились слишком далеко. Я убедился в этом, когда по нам произвел бортовой залп один из вражеских линкоров. Всего одно его ядро пропрыгало по волнам у нас по корме еще с кабельтов и затонуло. Остальные занырнули намного раньше. Мои двадцатичетырехфунтовки с гондека вряд ли покажут даже такой сомнительный результат. Про карронады и вовсе молчу. Разве что забить в них усиленный заряд пороха. Но какой смысл? Даже если ядро и долетит и попадет во вражеский корабль, вреда ему особого не причинит. Сократить дистанцию английские корабли не могли, поэтому мы превратились в зрителей, а точнее, слушателей, потому что слышно было лучше, чем видно. И чего я точно не увидел — это ни одного вражеского корабля, пытавшегося перейти на нашу сторону. Бывший английский король Яков переоценил любовь подданных к себе.

К часу дня ветер сменился на северо-западный. У англо-голландского флота появилась возможность сблизиться с нашим, что он и начал претворять в жизнь. Судя по увеличению клубов дыма возле нашего авангарда, голландцы пытались охватить его и поставить в два огня — обстреливать сразу оба борта. Если корабль ведет огонь одним бортом, то комендоры второго приходят на помощь, благодаря чему пушки заряжаются быстрее, а если в работе оба борта, тогда скорострельность падает. Да и ты наносишь ущерб одному борту каждого из двух обстреливающих тебя кораблей, а сам получаешь в оба. Три английских корабля прорезали нашу линию между центром и арьергардом и стали обстреливать правые борта кораблей нашей белой эскадры, но пять кораблей из бело-синей эскадры вступили с ними в бой, так же поставив их в два огня.

В третьем часу дня вступил в бой и мой фрегат. На нас, пользуясь изменившимся ветром, шли два английских корабля третьего ранга, пятидесятишестипушечный и пятидесятичетырехпушечный. Первый решил подойти, как можно ближе, а потом повернуться к нам бортом и открыть огонь, а второй пытался обойти за кормой и напасть с другого борта.

Я не стал дожидаться, когда фрегат окажется меж двух огней:

— На гондеке заряжаем ядрами и целимся в корпус, на опердеке — книппелями в паруса!

Когда дистанция до первого вражеского корабля сократилась кабельтовых до трех, начали обстрел. Первый залп, как положено, показался самым громким. Облако густого черного дыма зависло между кораблями, поэтому результат стрельбы я увидел через пару минут: на пятидесятишестипушечнике исчезли блинд и марсели на фок- и грот-мачтах, а брамсели заимели по несколько прорех. Скорость вражеского корабля, невысокая и до нашего залпа, упала вдвое, если не втрое. Он, видимо, решил развернуться бортом к нам или корабль сам начал поворачиваться бортом к ветру. Второй наш залп завалил фок-мачту и оставил только лохмотья от парусов на грот-мачте и бизани. На главной палубе засуетились матросы вокруг упавшей мачты.

— Карронады зарядить картечью! — приказал я.

К тому времени, когда их зарядили, вражеский корабль повернуло еще больше к ветру, так что били мы теперь не продольно, а немного под углом. Дым помешал увидеть результат, но, судя по исчезновению матросов с главной палубы вражеского корабля, третий наш залп оказался удачным. Впрочем, вполне возможно, что они перебрались в тридцатидвухвесельный баркас, который после нашего залпа выглянул из-за корпуса английского корабля. На баркас заводили буксирный трос. Четвертый залп мы влепили в борт пятидесятишестипушечника, уже развернувшегося с помощью баркаса. Он ответил с запозданием секунд на пять. Я услышал грохот его пушек и гулкие удары ядер по корпусу фрегата. Поскольку доклада о потерях или пробитии борта не последовало, залп англичан можно считать неудачным. Мы успели всадить в корпус удалявшегося на буксире пятидесятишестипушечника, в кормовую его часть, безответный залп.