Корсар (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 49

Мельком замечаю, что мои подчиненные не отстают от меня, рубят, как умеют. Оба шведские полка теряют строй, рассыпаются, начинают разбегаться. Я подскакиваю к батарее трехфунтовок. Рослый артиллерист замахивается банником. Успеваю выстрелить в него из пистолета, который вдруг оказался в моей левой руке, хотя, хоть убей, не помню, когда достал его из седельной кобуры. Артиллерист роняет банник и закрывает двумя руками грудь в том месте, куда попала пуля. Так, со сложенными на груди руками, падает ниц. Я догоняю его коллегу, невысокого, но широкоплечего, который бежит странно, вприпрыжку и не собирается расставаться с пальником с дымящимся фитилем. Наверное, наводчик. Я рассекаю саблей его левое плечо у шеи. Лезвие уходит наискось до позвоночника, после чего выдергиваю саблю, замахиваюсь вновь и сношу голову третьему артиллеристу в странной суконной шапке, напоминающей смесь тюбетейки с ушанкой. Следующим был офицер без головного убора. Длинные, похожие на лен волосы завязаны сзади черной ленточкой, торчат конским хвостом. Офицер постоянно оглядывается. Он молод, не старше двадцати. Лицо вытянутое, безволосое, а брови и ресницы такие светлые, что почти незаметны. Офицер шарахается в сторону, понимает, что не спасется, после чего падает плашмя. Может, споткнулся, а может, специально. Я придерживаю коня, чтобы не проскочить. Если наклонюсь, то достану шею офицера острием сабли.

Вместо этого произношу на шведском языке:

— Сдавайся!

— Да-да, я сдаюсь! — кричит он высоким, немного писклявым, наверное, от испуга голосом и продолжает лежать, уткнувшись лицом в примятую траву.

Я оборачиваюсь, вижу драгуна из своего полка, который только что с третьего удара таки добил еще одного артиллериста, показываю саблей на лежащего офицера и приказываю:

— Охраняй его!

Вместо ответа драгун кивает. Первый бой. Башню снесло, соображает с трудом, весь на инстинктах и наработанном навыке подчиняться командиру.

Я гонюсь за убегающими шведскими пехотинцами, успеваю срубить еще несколько человек, после чего замечаю, что третье шведское подразделение, образовав каре, медленно пятится к лошадям, не подозревая, что их сейчас угоняют в другое место. Четвертое и пятое тоже собирались отступить во всем правилам, но их смяла удирающая шведская кавалерия. Рейтарам и кирасирам стал понятен расклад, поэтому решили не попадать в плен.

Наши пехотинцы, не совсем выдерживая строй, шагают нам на помощь. Их цель — враги, построенные в каре. Командир шведов в окружении нескольких офицеров скачет в середине каре на саврасом жеребце. Ему под пятьдесят. Держится уверенно и спокойно. Ему переживать особо нечего, потому что полковников принято брать в плен. За полком остается дорожка погибших и раненых шведских солдат, как метки в детской игре казаки-разбойники. Шведов обстреливают из луков татары и калмыки, нанося немалый урон. Мои драгуны знают, что нельзя соваться на штыки солдат, построенных в каре. Кое-кто из эскадрона, вооруженного пистолетами, постреливает в них, а остальные предпочитают догонять и уничтожать солдат из других подразделений, которые убегают группками и поодиночке.

Наши пехотинцы догоняют каре, останавливаются шагах в пятидесяти и стреляют залпом. Ближний к ним ряд шведского каре сильно редеет. После второго залпа шведские солдаты ломаются психологически, бросают строй и бегут к лесу. Полковник кричит, пытаясь остановить их, но не долго. Подогнав коня шпорами, скачет вместе с другими уцелевшими офицерами полка вслед за удирающей конницей, которую преследуют казаки. За солдатами его полка начинают охоту наша конница, мои драгуны и Бауэра и Вердена. До леса удается добежать паре сотен или чуть больше. Там за ними гоняться никто не хочет. К тому же начались вечерние сумерки, а надо еще и трофеи собрать.

Мои драгуны рассыпаются по полю боя. Курильщики ищут в первую очередь табак и трубки, а потом и то, что интересует всех — деньги и изделия из золота и серебра: кольца, цепочки, медальоны… Такое можно заныкать, а потом продать маркитантам. Трофейное оружие, амуницию и лошадей придется сдавать. Война теряет для солдата большую часть своей привлекательности. Наваривается в случае победы только государство. Зато солдатам теперь не надо тратиться на вооружение и обмундирование.

Мы простояли у мызы Гуммельсгофе три дня. Хоронили своих и чужих, собирали и подсчитывали трофеи. В сражении погибло около пяти с половиной тысяч шведских солдат. Сколько точно — никто особо не считал. Пленные шведы вырыли несколько глубоких ям, в которые покидали трупы без счета и засыпали землей. Наши прикинули, что удрала примерно тысяча с небольшим. Вычли три сотни попавших в плен — и получили нужную цифру. Также мы захватили всю их артиллерию, обоз и двадцать одну расшитую тряпку под названием знамя. Наших погибло чуть более четырех сотен, и около тысячи раненых. Среди погибших любимец Шереметева, командир пехотного полка Лим. Захваченный обоз пришлось сдать интендантам, зато шведских лошадей поменяли на своих. У врага лошади крупнее и, как следствие, скачут быстрее. Теперь мой полк выглядел круче остальных драгунских.

Остатки армии генерал-майора Шлиппенбаха усилили гарнизоны в Пернау, где спрятался он сам, Дерпте и Риге. Сидели там тихо, не делая вылазок. Наша армия разделилась на несколько колонн и принялась грабить и жечь оставленную без защиты территорию. Петр Первый приказал уничтожить все, подорвать экономическую базу шведской армии. Он еще не догадывается, что эта территория вскоре станет частью Российской империи.

Мой полк следует по Рижской дороге. Эскадроны уходят влево и вправо, захватывая мызы и деревни. Все ценное забираем, дома и хозяйственные постройки сжигаем, скот и крестьян, за исключением стариков, угоняем. Крестьянок можно насиловать, чем мои драгуны усиленно занимаются всё свободное время. Богатых ливонцев арестовываем до уплаты выкупа. Треть всей добычи достается мне. Из своей доли я отдаю треть генерал-фельдмаршалу. Такая война мне нравится: напоминает славные рыцарские времена и моё недавнее пиратское прошлое. А то я уж думал, что будет так же скучно и ненаваристо, как во французской армии Людовика Четырнадцатого.

Наша цель — городок Вольмар. По сведениям, добытым от языков, там находится отряд шведов, около девятисот человек при четырех пушках, под командованием полковников Бранта, Лизона и Лимова. Туда же собираются привести свои отряды генерал-майор Майдель из Курляндии и генерал-майор Шлиппенбах из Пернау, чтобы совместными усилиями противостоять нам. Мне приказано захватить Вольмар, разорить в нем армейские магазины и сжечь все, что горит, лишив шведов базы.

Городок располагался на берегу речушки Аа. Вместо крепостных стен — валы с трех сторон, за исключением речного берега, ров шириной метров восемь и четыре башни высотой метров двенадцать по углам неправильной трапеции, сложенные из красного кирпича. В валах трое ворот из красного кирпича, по одним в каждой стороне, с подъемными мостами через ров. Ворота, ведущие на Рижскую дорогу, защищали две шестифунтовые пушки, а остальные — по трехфунтовке. На валах стояли шведские солдаты и офицеры и горожане. Вряд ли рады нашему приходу. Наверняка знают, что с ними будет, от тех, кому удалось сбежать от нас.

Я посылаю адъютанта поручика Поленова к командиру гарнизона полковнику Бранту с предложением сдаться и отправиться в Ригу или любое другое место без оружия и обоза, но с личными вещами. Шведы коротко, без традиционных оскорблений, отказываются. Значит, не уверены, что удержатся, что помощь подоспеет.

Я приказываю трем батальонам занять позиции напротив трех валов, а четвертый оставляю в резерве напротив Рижских ворот, на которые будут нацелены четыре пушки из восьми, имеющихся у нас. Мои драгуны роют рвы и насыпают валы для защиты пушек, рубят в лесу деревья для изготовления мостков через ров и на приличном удалении устанавливают шатры для офицеров, демонстрируя, что осада будет основательной и продолжительной. Шведы стрельнули по ним пару раз, ранили одного солдата и решили приберечь порох. С наступлением темноты выставили усиленные караулы на валах.