Под британским флагом (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 83

Это еще больше напугало англичан. С весны у них был новый премьер-министр Генри Эдингтон, который, в отличие от Уильяма Питта-младшего, посчитал, что войну пора заканчивать. Первого октября были подписаны предварительные условия мира с французами.

В середине декабря корвету приказали перебазироваться в Гибралтар, где мы простояли до конца марта, когда по суше пришло известие о подписание Амьенского мирного договора. Струсившие англичане отказывались от всех своих завоеваний и обязывались возвратить все захваченные колонии, за исключением острова Тринидад и голландских владений на Цейлоне, больше не вмешиваться во внутренние дела Батавии, Гельвеции, Германии и итальянских республик, а также покинуть все порты и острова, занятые ими в Средиземном и Адриатическом морях. В ответ французы оставляли Неаполь, Рим и остров Эльба. Мальта возвращалась ордену святого Иоанна Иерусалимского. Независимость и нейтралитет ее гарантировались Англией, Францией, Австрией, Россией, Испанией и Пруссией. Английский король Георг Третий отказывался от лилий в гербе и титула французского короля, который его предшественники носили со времен Столетней войны, а взамен французы заставляли своих холуев батавцев компенсировать Оранской династии ее потери на своей территории. В общем, французские дипломаты воевали лучше, чем французские моряки. У англичан в выигрыше был только король Георг Третий. Ходили слухи, что именно он и продавил такие унизительные условия мира. В тавернах Гибралтара моряки материли свое правительство и задавались вопросом, за что они проливали кровь?! У дураков и вопросы дурацкие.

Мои матросы такие вопросы не задавали. С ними рассчитались почти за все призы. Задержка была только за захваченные летом. Теперь те, кто не пропил и не прогулял деньги с бабами, вернутся домой состоятельными людьми. Когда поступил приказ следовать в Портсмут, я рассчитал корсиканцев. Домой им придется добираться за свои, а из Гибралтара намного ближе и удобней, чем из Англии. Несколько человек остались в Гибралтаре на постоянное жительство. Людям с деньгами рады везде, английский язык они теперь знают, по крайней мере, ругаются знатно, так что легко впишутся в местное общество.

В Портсмуте я задержался на две недели, пока разоружали корабль, сдавали имущество, после чего разместили в затоне на отстой. На «Хорошем гражданине» продолжили службу только боцман, тиммерман и констапель. Мичманов Роберта Эшли и Джона Хедгера, чтобы время службы не прерывалось, по моей просьбе записали в корабельную книгу «Бедфорда», который с конца прошлого года превратился в плавучую тюрьму, а остальных отправил в распоряжение Адмиралтейства, чтобы подыскали им места на оставшихся в строю кораблях. Кораблем опять командовал Дэвидж Гулд, который с удовольствием пошел навстречу своему родственнику. Оклады мичманов будут оседать в его карманах, делая легкую службу еще приятнее. В благодарность за это я представил ему состоятельного и перспективного пехотного лейтенанта Томаса Хигса, как претендента на руку Ребекки. Молодые люди понравились друг другу, а отцу и матери девушки понравился банковский счет лейтенанта. После чего я нанял карету, запряженную парой лошадей, и вместе со слугой Саидом, который сидел на козлах рядом с кучером, покатил к жене и дочери в поместье Тетерингтонов.

94

Все-таки я не береговой человек. Месяца два-три чувствую себя прекрасно, особенно, если есть, чем заняться, а потом начинаю тосковать по морю, даже если живу на побережье. Первое время вместе с соседом Тетерингтонов мистером Арчибальдом Смитом, заядлым охотником, истреблял лис в окрестностях. Охотились с фоксхаундами (лисьими гончими) — не очень крупными, но резвыми и шумными. Два фоксхаунда создавали столько же шума, сколько целая свора русских гончих. Я помню, как в двадцать первом веке британское общество разделилось на две части: одна были за отмену охоты на лис, другие не хотели нарушать традицию. Таки отменили. Сперва в Шотландии, а потом и в Англии. Пока что это не столько спортивное мероприятие, сколько хозяйственное. Лисы доставляют много хлопот фермерам.

Я помню, как в двадцать первом веке мой сосед по деревне каждый год отстреливал по несколько молодых лис, не отходя от дома дальше ста метров. К концу лета вырастали лисята и начинали наведываться к нему в гости. Сосед выращивал индюков, гусей, уток и кур. Часть, против своей воли, для лис. Молодые лисы сперва таскали домашнюю птицу осторожно, а потом начинали наглеть, потому что в большинстве домов жили бабки или дачники, которых бояться незачем. Как-то я зашел в деревенский магазин и услышал рассказ бабки, как она сражалась с лисой. Услышала истошный крик домашней птицы, выскочила во двор, а там лиса волочет гусака за шею в сторону леса. Бабка догнала, схватила гуся за крыло и лапу и тянет на себя. Несколько минут играла с лисой в перетягивание птицы, пока у гуся не порвалась шея. В итоге лиса убежала с гусиной головой и частью шеи, а бабка пошла общипывать остальное: не пропадать же добру! Я тоже в деревне постреливал рыжих воришек из спортивного интереса, потому что гусей и кур не выращивал.

К следующему маю, когда Фион была уже на восьмом месяце беременности, мне пришло письмо от Джона Джервиса, адмирала белой эскадры и даже генерал-лейтенанта морской пехоты, занимавшего ныне пост Первого лорда Адмиралтейства, который интересовался, не найдется ли у меня время посетить его в ближайшие дни? Даже если бы я не умирал со скуки, то все равно не смог бы отказать своему самому главному командиру. Родословная и связи в английском обществе, что бы оно ни вопило о демократии и равенстве прав, были, есть и будут самым важным фактором для карьерного роста. Горацио Нельсон, сын священника, выиграл несколько важных сражений и все еще вице-адмирал, а Уильям Кейт, сын лорда, выиграл всего одно незначительное в тысяча семьсот девяносто шестом году, победив голландскую эскадру, и уже адмирал синей эскадры. У меня родословная слабовата, поэтому до сих пор командир корабля шестого ранга, сидящий на берегу на половине оклада. Так что надо налаживать связи с влиятельными людьми, одним из которых ныне является Джон Джервис.

На Джоне Джервисе было штатское платье, черное, с вышитым орденом на левой стороне груди и золотым шитьем в самых неожиданных местах. Наверное, чтобы издали напоминало адмиральский мундир. Первый лорд Адмиралтейства принял меня в кабинете размером с половину адмиральской каюты на корабле первого ранга. Видимо, чем дальше в любую сторону от поста адмирала, тем меньше полагалось помещение. Свет в кабинет проникал через единственное окно, узкое и низкое, а искусственный давали два подсвечника на три свечи каждый. Один подсвечник стоял на столе адмирала, на котором больше ничего не было, а второй — на столе секретаря в дальнем от окна углу. Секретарь вроде тот же, что был на адмиральском корабле. На столе у него располагались еще и чернильный прибор из бронзовой чернильницы с крышкой, из-за чего напоминала маленький пивной бокал, бронзового стакана с гусиными перьями, маленького ножа для их подрезки, бронзовой песочницы, содержимое которой использовали вместо промокательной бумаги, пока не придуманной, стопка чистой бумаги и один наполовину исписанный лист. Секретарь внимательно рассматривал конец гусиного пера, испачканный чернилами. Затем пожал плечами, будто не смог найти в пере причину плохого почерка, после чего продолжил выводить красивые буквы на листе бумаги.

— Быстро ты приехал! — ответив на мое приветствие, сказал Джон Джервис. — Ждал тебя не раньше послезавтрашнего дня.

— Надеюсь, простите мне служебное рвение?! — шутливо произнес я.

— Уже простил! — растянув губы в крокодильей улыбке, молвил он и махнул рукой на стул, который стоял по другую сторону стола, предлагая мне занять его. После чего сразу перешел к делу: — Ты ведь знаешь несколько иностранных языков, не так ли?

— Так точно! — четко по-военному ответил я, догадавшись, что время шуток закончилось.