Подарок богов (СИ) - Лебедева Ольга. Страница 4

А Лариника решила не останавливаться на достигнутом. Собственно говоря, почему она должна мириться с окружающими её невежеством и безграмотностью? Только лишь потому, что здешнее образование ей не доступно? Так хватит и того, что у неё уже имеется. Ещё и других сможет научить кое-чему полезному. Но начинать нужно с малого, в противном случае можно и надорваться. Сперва следует обучить чтению и письму сестру, как самого близкого человека, к тому же воспринимающего все её странности, как нечто само собой разумеющееся, а после и до остальных дело дойдёт.

К слову, Виллана ни разу не задумалась о том, что Лариника чем-то отличается от других детей, да вот хотя бы от неё самой. Им просто было весело и интересно вдвоём. А ещё, находясь рядом с Лариникой, она чувствовала себя защищённой. Даже к матери Виллана не ощущала такой сильной привязанности, какую испытывала к сестре, которую почему-то считала старшей, хотя они и родились в один день.

Новая игра увлекла её сразу. У Вилланы даже глаза расширились от удивления, когда она поняла, что слова можно рисовать точно так же, как они рисовали собачку, солнышко или домик.

Малышка окунулась в незнакомое дело со страстью первооткрывателя. А Лариника к тому же умело подогревала её интерес, намекая на возможность передачи тайных сообщений друг другу при помощи таких вот рисунков. Вскоре Виллана довольно сносно читала по слогам короткие слова и немного коряво выписывала угольком на бересте отдельные буквы.

О бумаге и простейшем карандаше можно было только мечтать. Зато угля хватало с лихвой, как и бересты. Её заготавливали отец с братьями в большом количестве в конце весны. После долго сушили и складывали в сухом сарае. Дальше мастерили из неё колчаны для стрел, делали различные короба, а ещё плели лапти — незаменимую обувь в деревне для всех от мала до велика. С весны до осенней распутицы удавалось сносить не одну пару лаптей, так что плели их постоянно. Из-за своего увечья отец мог только руководить сыновьями, но делал он это настолько толково, что у братьев любое изделие выходило на диво ладным. Находились и покупатели на короба и берестяные плетёнки. Расплачивались, кто чем мог: птицей, холстиной, зерном. Прибыток был невелик, но и он семье в семье был не лишним.

Вот такой ценный материал присмотрела Лариника для своих нужд. Ей сгодились и те берестёнки, что по каким-то причинам забраковал отец. Мать обычно использовала их для растопки печи, но дочери в столь малой просьбе отказывать не стала. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось…

Местного алфавита Лариника не знала, да и сильно сомневалась в его существовании. Уж слишком допотопным выглядело всё вокруг. Разумеется, с подворья многого не разглядишь, им с сестрой по причине малолетства запрещалось выходить за ворота, но хотя бы раз за всё время мать с отцом должны были обмолвиться о каких-нибудь письменах или грамотах, если бы таковые имелись. Так нет же, создавалась впечатление, что безграмотность тут распространена повсеместно. Хорошо хоть худо-бедно научились считать. Да и то пользовались этим знанием неохотно. К примеру говорили: заготовили полклети зерна. Вместо того, чтобы назвать точное количество мешков, которое сгрузили в ту самую клеть. Кур, да гусей вообще не считали. Корова-кормилица была одна, ещё имелась пара коз, да пяток овец — вот и всё хозяйство. Чего его считать? Лошадь при необходимости брали у соседа. Охотнику она ни к чему, корми её целый год, чтобы воспользоваться разок-другой.

Вот такое простое житьё-бытьё, можно сказать, не жизнь, а топтание на месте, из года в год, из века в век, с непременным упоминанием традиций предков, которые ни в коем случае нельзя нарушать.

«Нельзя то оно нельзя, но если очень хочется, то можно», — сказала себе Лариника и принялась потихоньку расшатывать устоявшуюся систему, перво-наперво решив бороться с безграмотностью.

Не долго думая, за основу она взяла родную кириллицу, применить метод транслитерации оказалось не сложно. Знакомые буквы отлично вписались в чужой язык. А пытливый ум Вилланы воспринял подобное слияние как должное. Даже сложные для понимания мягкий и твёрдый знаки не вызвали у неё недоумения. Детям вообще свойственна лёгкость восприятия всего нового и необычного. Это стариков трудно бывает в чём-либо убедить, но Лариника и не собиралась вставать на этот заведомо-проигрышный путь. Ей хватит и малышни. С ними то она всегда сможет представить обучение, как занятную игру, а за такое ни один взрослый ругать не будет, и угрозы для сложившихся устоев в том не углядит.

В пятилетнем возрасте мозг охотно воспринимает информацию. Вот и Виллана схватывала всё на лету. Лариника не могла на неё нарадоваться. Вскоре девочка без запинки считала до ста и знала все буквы алфавита. А ещё она с большим удовольствием декламировала короткие стишки, сохранившиеся в памяти Лариники из прошлой жизни. Кто из мам не разучивал с детьми стихи незабвенной Агнии Барто про качающегося бычка и несчастного зайку? Запоминается легко, а заодно учит детей сочувствию и сопереживанию. Правда, пришлось сшить для Вилланы некое подобие мягкой игрушки, выпросив у отца кусочки меха, для наглядности, так сказать. Заяц вышел довольно неказистый, но Виллана визжала от восторга, тиская в руках мягкую игрушку. Усхат с Аттаем тоже выглядели довольными. От младшей сестры им достались слюнявые поцелуи и искренние уверения в том, что они самые лучшие. Лариника скромно умолчала о своей причастности к этому делу, всё равно одна она бы с такой работой не справилась, не с её детскими пальчиками прокалывать тугой мех. Помощь братьев пришлась очень кстати.

В награду Лариника с Вилланой решили устроить для Усхата и Аттая небольшое представление, посмотреть на которое собралась вся семья. Лариника с Вилланой читали стихи. В роли зайки выступал сшитый на скорую руку игрушечный заяц, бычка пришлось изображать Виллане, но эта роль ей безумно нравилась, так что все остались довольны. Напоследок сёстры рассказали выученную недавно сказку про колобка. В лицах, со всем доступным пятилетним актрисам артистизмом.

По окончании представления отец крякнул довольно и провёл крепкой мозолистой ладонью по склонённым головкам дочерей. Потом притянул обоих к себе поближе и расцеловал их зардевшиеся щёчки.

— Ох, и горазды вы сказки сказывать, красавицы, — вымолвил он наконец.

Этот немногословный мужчина обычно скупился на похвалы, тем ценнее были для Лариники его слова. А она то думала, что отец не обращает на дочерей никакого внимания, занятый лишь воспитанием сыновей.

Мать в свою очередь промокнула выступившие слезинки краешком фартука и подытожила дрогнувшим голосом:

— Большие-то какие стали, а уж умницы, каких свет не видывал.

— И то верно, — поддержал её отец. Довольная улыбка ещё долго не сходила с его лица.

Братья просили показать ещё что-нибудь, в крайнем случае, повторить всё сначала. Сестрички легко поддались на их уговоры. Им и самим это было в радость. Неизбалованным вниманием девочкам было приятно видеть улыбки на лицах родителей и наблюдать неподдельный восторг в глазах братьев. В общем, вечер удался на славу.

И только Илати, как обычно не было дома. Старшая сестра опять убежала к своему ненаглядному Тимату и наверняка снова останется с ним до рассвета.

Глава 3

В замке Аливасар царили панические настроения. Глава рода гесса Кордиана изволила гневаться. Внешне её недовольство никак не проявлялось, разве что складка между бровей становилась чуть глубже, да синие глаза темнели, как небо перед грозой. И горе тому, кто в это время встречался ей на пути. За такую неосторожность, бывало, расплачивались годами жизни, а самые слабые могли и вовсе её лишиться.

Сильнейшая представительница рода Аливасар имела обыкновение впадать в неистовство, если что-то шло вразрез с её планами. И тогда все обитатели замка старались слиться с окружающей обстановкой, лишь бы не попадаться ей на глаза.

Обычно гесса Кордиана довольно быстро приходила в себя, и жизнь в замке возвращалась в привычное русло, но только не в этот раз.