Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 66

— Она еще маленькая, — возразил я, — рано ей о замужестве думать.

— Так и Энтена еще слишком молод, мы подождем, пока подрастут, — сказал Игмиль. — Лишь бы уговор был.

Я догадался, что ему надо, чтобы все узнали о сговоре. Тогда Энтенастанет без пяти минут (пяти лет) родственником самого влиятельного энси Калама, и вряд ли кто-нибудь осмелится нападать на Эшнунну.

— Я в принципе не против. Дочь когда-нибудь придется выдавать замуж, а Энтена — хороший кандидат. Но ей еще несколько лет до замужества, за это время много чего может произойти, поэтому не хотел бы связывать словом ни себя, ни вас, — поделился я своими соображениями.

— Тогда пока скажем, что ты не против выдать дочь за моего племянника, а когда подрастут, встретимся и обсудим еще раз, — предложил лугаль Эшнунны.

— Можешь говорить, — разрешил я.

Уверен, Игмиль объявит, что свадьба на мази, осталось подождать, когда повзрослеет невеста. Пусть говорит. Есть свидетели, которые слышали, что крепкого слова я не давал, так что спроса с меня не будет никакого.

Затем началась самая приятная часть нашего похода — перевозка в мой лагерь сокровищ эшнуннских храмов. Мои воины взяли добычу в походе на гутиев, в основном оружие и доспехи с убитых врагов, но она ни в какое сравнение не шла с тем, что получили здесь. Целые повозки были нагружены драгоценными камнями, золотом, серебром, бронзой, оловом, свинцом, оружием, доспехами, дорогой расписной посудой, статуэтками, мехами, льняными и шерстяными выбеленными тканями… И это я еще разрешил эшнуннцам оставить себе большую часть храмового зерна, овощей, фруктов, пива и вина, выделить моей армии съестных припасов только на неделю. Кстати, самыми ценными камнями у шумеров считаются ляпис-лазурь и сердолик. Им придают не только материальную, но и некую духовную ценность. К алмазам, рубинам, сапфирам и изумрудам относятся намного спокойнее, поэтому я всегда беру свою долю добычи в первую очередь именно этими камнями. Глядя на свезенные в мой лагерь сокровища, я подумал, что Лагаш больше и богаче Эшнунны, и храмов в нем больше, не говоря уже о Мелуххе или Дильмуне…

Десятая часть добычи, в основном ляпис-лазурь и культовая расписная посуда, были отложены для жрецов Ниппура. Это поможет им пережить факт ограбления их коллег и сделает моими соучастниками, поскольку не сомневаюсь, что не устоят перед соблазном и заграбастают подаренное. Третью часть досталась мне. Я взял все алмазы, корунды, бериллы, а остальное — золотом, льняными тканями пурпурного цвета и статуэтками из поделочных камней, которые так нравятся Иннашагги и Итхи, и красивым доспехом с позолоченными бронзовыми овальными пластинами с барельефами в виде львиных голов. Пластины слегка перекрывали друг друга, напоминая рыбью чешую. Так понимаю, это один из первых чешуйчатых доспехов, которые станут очень популярны в будущем у состоятельных воинов. Впрочем, воин бывает бедным только до первой серьезной победы его армии. Оставшиеся шестьдесят процентов добычи были поделены между воинами моей армии, согласно их званию. В том числе получили, как старшие командиры, и Энтена, Игмиль и Эрибам. Судя по довольному выражению лиц последних двух, это была самая богатая добыча в их жизни. Энтене пока что не с чем сравнивать, поэтому просто обрадовался. Охочим людям я отстегнул от щедрот своих только выбеленные шерстяные ткани: командирам отряда по рулону, простым солдатам — один на троих.

— Надо было самим захватывать город, а не ждать моего прихода, — сказал я им и в утешение проинформировал: — Энси Эшнунны будет пополнять армию. Зачисленный получит участок земли. Так что у кое-кого из вас есть шанс стать богаче. Дерзайте!

Это я посоветовал Игмилю пополнить свое войско охочими людьми. Во-первых, поход по своей воле идут пассионарии, которые более стойкие солдаты. Во-вторых, они разбавят местных, уменьшат возможность бунта. В моей армии шумеры постоянно конфликтуют с эламитами, поэтому я не боюсь, что сговорятся и выступят против меня, если им что-нибудь не понравится. В-третьих, это обычно холостяки, так что женятся на местных женщинах, вольют свежую кровь, потомство будет лучше. Эшнуннцам пригодятся сильные воины, потому что гутии лет через десять восстановят численность своего войска и опять полезут к богатым соседям за добычей. Только сильный достоин быть богатым.

67

Какими бы грязными не были твои руки, священники все равно возьмут из них подношения и придумают убедительную отговорку, почему торгуют совестью и принципами. Религия для того и создана, чтобы превращать красивые призывы к другим в красивые вещи для себя. Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не взнесешь. То есть, чем больше грешат миряне, тем толще морды у священников. Я помню, как православные попы обожали, когда братва, прожженные бандиты и убийцы, дарила им колокола для церквей и деньги на строительство новых. А как не взять у покаявшихся на пару часов грешников?! Жрецы Ниппура тоже без колебаний забрали привезенное мной, хотя уже знали, что это всё захвачено в храмах Эшнунны. Дешевое трофейное оружие и доспехи гутиев я не стал предлагать, хотя не сомневался, что, поморщившись, и их заберут.

Чтобы прояснить непонятные моменты, меня навестил Энкиманси, верховный жрец храма богини Нанше. Я жил в шатре за городскими стенами, ссылаясь на то, что здесь воздух чище, чем в городе, не так воняет. Как ни удивительно было для меня, в духовной столице Калама санитария была на более низком уровне, чем во многих других городах. Оно и понятно: не жреческое это дело — в говне ковыряться. За годы, что мы не виделись, Энкиманси сильно сдал. Его вели под руки два молодых жреца. Только глаза все еще смотрели живо, молодо. Опустившись в шезлонг, изготовленный лагашскими столярами по моему чертежу, поерзал, устраиваясь поудобней, после чего взмахом истонченной руки приказал своим помощникам удалиться.

Выпив виноградного вина, захваченного нами в Эшнунне, Энкиманси начал издалека:

— Я слышал, что твой поход на гутиев оказался очень удачным.

— Да, боги пока что на моей стороне, — подтвердил я, после чего, догадываясь, зачем он пришел, добавил: — Заодно наказал тех, кто нарушил их законы.

— Да, до нас дошла такая новость, — сказал верховный жрец. — Нас удивила строгость наказания. Так ли уж была велика их вина, чтобы вешать?

— Они нарушили главный закон — посягнули на жизнь энси, назначенного богами их правителем. Если бы это прошло безнаказанно, то эшнуннские жрецы решили бы, что и боги им не указ. Я дважды давал им шанс одуматься, покаяться. Не захотели, повели себя дерзко — и теперь каются в подземном царстве, — рассказал я. — Дело в другом. Если вся земля принадлежит храмам, а так рано или поздно случилось бы во всех городах, то некому бы стало защищать их. Наемное войско хорошо до поры до времени. Однажды солдаты решат, что им платят слишком мало, чтобы умирать за жрецов, и сбегут с поля боя, как постоянно случается в Мелуххе, где все земли принадлежат храмам. В итоге вы потеряете всё. Если же земля принадлежит воинам и тем, кто ее обрабатывает, то они будут драться за свои участки до последнего. В Ниппуре пусть все так и остается, у вас статус иной, но в других городах надо освобождать жрецов от забот о хлебе насущном. Ваше дело молиться и оповещать народ о воле богов. За это вас и будут содержать те, кто получит землю, а энси проследит, чтобы вы не бедствовали. Вы помогаете ему держать народ в повиновении, а он за это обеспечит вам достойную жизнь.

— Мы живем так, как жили наши предки… — начал он.

— Все меняется, всему когда-то приходит конец, — перебил я. — Раньше у черноголовых не было так много таких сильных врагов. Сейчас они появились, и надо меняться, чтобы не погибнуть. Дикарям не нужны ни наши боги, ни наши жрецы. У них есть свои. Если вы не отдадите часть, потеряете всё.

На самом деле причиной гибели Шумера станет его старение, но вряд ли бы жрец понял и принял теорию пассионарности. Надеюсь, затеянные мною преобразования помогут шумерам растянуть период угасания.