Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 70

Утолив голод, посмотрел мне в глаза своими старческими и произнес печально:

— Семиты сказали, что ты отказывался обменивать меня, предлагал убить, чтобы самому стать правителем Ура.

— Я и вижу, что ты валяешься в овраге с пробитой головой, а не сидишь напротив меня невредимый и свободный, — согласился с ним.

— Они так сказали, — упрямо повторил деверь.

— А Гильгамеш и твоя жена сказали тебе, что вы обязательно победите, но палец о палец не ударили, чтобы вызволить тебя из плена, — напомнил я. — Пора бы уже поумнеть, иначе долго не проживешь. И больше в походы не ходи, даже если я позову. Война — это не твое.

Мескиагнунна насупился и замолчал. Так понимаю, он не простит мне свое освобождение.

Следующие два года прошли в мирных хлопотах. Я улучшал свое маленькое государство, противостоя только весенним разливам. Третий паводок оказался очень разрушительным, размыл несколько плотин и затопил местность вокруг города. Правда, уровень воды был всего сантиметров пять. Город не залило. Защитили новые крепостные стены. Когда вода ушла, начали восстанавливать разрушенное. За этими хлопотами меня и застал привезенный купцами призыв защитить жителей Мелуххи от ожидавшегося нападения каннадига.

К тому времени мой флот состоял из шести однотипных судов. Они были отданы в аренду купцам, делая богаче меня и их. По договору суда должны быть немедленно переданы мне в случае военной необходимости, что и случилось. Я погрузил на них своих воинов, в том числе и новичков, так называемых «детей Лагаша». В свое время я собрал сотню крепких мальчиков в возрасте от семи до одиннадцати лет из малообеспеченных семей, сирот и рабов, а потом пополнял каждый год, поселил их в загородном тренировочном лагере, построенном на моем участке и на мои деньги, где опытные воины, и я в том числе, обучали их военному искусству. В первую очередь стрельбе из лука новым способом — натягивая тетиву большим пальцем. Еще учили владению копьем, дротиком, топором, кинжалом, одиночному бою и в составе фаланги на разных позициях, управлению колесницей. В общем, готовил универсальных бойцов, преданных только мне. Обучались в этом лагере и мои сыновья, правда, на более льготных условиях. В этот поход взял только старшего Меркара, которому исполнилось двенадцать лет. Пусть посмотрит на войну, поучится теории.

Добрались до Мелуххи благополучно. Если бы не жара, плавание в Аравийском море можно было бы считать видом отдыха. Не мудрено, что мореплавание сперва появилось здесь, но по этой же причине оно в этих водах не развивалось так стремительно, как в северных морях. Такие же суда, которые я вижу сейчас, будут в Аравийском и Красном морях и Персидском заливе и тысячи через четыре-пять лет.

Мы встали на якоря на рейде возле города. Судя по тому, что для меня прислали лодку с разноцветными подушками на банках, на одной из которых сидел командир храмовой стражи Сарама, в нас сильно нуждались. Меня повели, ни разу не обыскав, к верховному жрецу Укану, который уже не в силах был стоять, полулежал на специальном ложе.

— Наслышан о твоих победах над врагами твоей страны, — начал он с комплимента.

Похвалы, особенно в начале разговора, предупреждают, что тебя ждет отказ. Поскольку мне ничего не надо было от жрецов, попытался понять, в чем откажут. Не хотят больше платить дань? Так зачем им спешить?! Потянули бы время до зимы и сообщили об этом, чтобы я смог приплыть, как они думают, только на следующий год. Вообще-то, я могу приплыть и зимой, но пусть это пока будет для них тайной.

— Мои победы помогли и вам несколько лет прожить в мире с соседями, — напомнил я.

— Да, до этого года соседи не беспокоили нас, — согласился верховный жрец. — В начале весны дошли слухи, что каннадига собираются напасть. Мы послали гонца к тебе и делегацию к ним. Позавчера наши люди вернулась. Выяснилось, что слухи о готовящемся нападении каннадига оказались слишком преувеличенными. В любом случае хорошо, что ты приплыл так быстро. В городе есть купцы-каннадига. Они расскажут своим соплеменникам о твоем прибытии. Уверен, что это на несколько лет отобьет у них желание нападать на нас. Курухи до сих пор вспоминают тебя. Они уверены, что ты — злой демон, которого их верховный бог посылает на землю для наказания курухов. Ты ведь, по их мнению, появляешься из моря и исчезаешь в нем. Они уверены, что за морем ничего больше нет.

Если доживу века до девятнадцатого или двадцатого после рождества Христова, обязательно сплаваю или слетаю в Индию и внимательно присмотрюсь к индуистским злым духам. Наверняка самый страшный и жестокий будет похож на меня.

— То есть, вы не нуждаетесь в моей армии? — спросил я.

— Нет, пока что она не нужна, — ответил Укан, — но мы одарим тебя и твоих воинов за четкое соблюдение нашего договора.

Представление со слонопотамом по имени Ганапати устраивать для меня не стали. От предложения провести время в храме до отправления домой я отказался. Сарама проводил меня на «Лидду», по пути всячески подчеркивая уважение. У меня сложилось впечатление, что за время отсутствия я вырос в глазах мелуххцев больше, чем после победы над курухами.

Следующие два дня нам везли на лодках продукты питания и свежую воду. Особая лодка с усиленной охраной привезла подарки — горсти бусин воинам согласно их рангу, а мою долю передали в большой золотой чаще с барельефом на боках в виде слонов, каждый из которых держал за хвост идущего впереди. Мои воины рассчитывали на большую добычу, но и полученной без боя были рады.

Вечером третьего дня мы снялись с рейда и пошли в сторону Оманского залива. Купцы мне рассказывали, что в водах залива пошаливают пираты. На моих не нападали, не по зубам пока, но суда поменьше захватывают время от времени. Мы прошли вдоль восточного берега пролива, потом вдоль западного. Спрятать большое судно здесь негде. Видели мы только рыбацкие лодки, которые, завидев нас, удирали к берегу. Как догадываюсь, если на такой лодке маленький экипаж, то это рыбаки, если большой и лодок несколько, то превращаются в пиратов. У меня не было ни времени, ни желания отделять овец от козлищ, поэтому на этом и закончил антипиратскую деятельность. Четыре судна пошли на северо-восток, к Ормузскому проливу и дальше в Лагаш, а два под моим командованием отправились на юго-запад, чтобы посмотреть, что там творится. Я давно не был в море и не хотел быстро расстаться с ним.

Я посещал порт Бербера в две тысячи третьем году после рождения Христа. Тогда это был самый крупный и важный порт непризнанного государства Сомалиленд, которое отделилось от погрязшего в войнах и разваливающегося Сомали. Раньше это была британская колония, потом получила независимость, немного побыла самостоятельным государством и объединилась с бывшей итальянской колонией, называемой Сомали. Совместное проживание продолжалось недолго по историческим меркам. За неделю до нашего прихода в порт прошел референдум по новой конституции Сомалиленда, которая объявляла страну независимой. Мое судно привезло молодому и непризнанному государству гуманитарную помощь по линии Организации Объединенных Наций. В то время сомалийское пиратство набирало обороты, и на моем судне были три охранника, вооруженные американскими винтовками М-16, из польской частной военной компании: русский из России, русский из Украины и русский из Литвы, бывшие офицеры советской армии.

Гавань в Бербере лучшая на этой части побережья Африки, защищенная от ветров и волн. Правда, несколько полузатопленных, ржавых судов портили навигационную обстановку. Портовые сооружения появились при помощи советских товарищей, которые за это лет десять имели здесь военную базу. Затем американцы предложили больше — и дружба моментально кончилась. Один из наших охранников, русский из России, как раз в то время, благодаря хорошему английскому, служил здесь командиром взвода морских пехотинцев, охранял нашу базу. Он рассказал мне, как им дали неделю на то, чтобы убраться из страны; как дома, где они жили, построенные русскими на русские деньги, закидывали камнями; как орали им в спину и бросали камни, увидев на улице; как в аэропорту во время досмотра багажа забирали все ценное, пока у наших не кончилось терпение и дали отпор… И делали им все эти гадости люди, всего несколько дней назад клявшиеся в любви и дружбе, причем многие получили на халяву образование в СССР.