Тень машины войны (ЛП) - Бейли Кристин. Страница 62
Мы с Дэвидом нашли остальных наших друзей возле туннеля. Они помогали поднять Джона Франка на тележку. Джон был одним из самых жизнестойких мужчин, что я встречала на своём веку, но даже он выглядел вялым, пока его аккуратно грузили на платформу.
Тогда-то я увидела красное пятно и заметила, что нижняя половина его руки отсутствует. Окровавленный обрубок был замотан тканью, руку над раной туго перетянули ремнём.
— Джон! — я подбежала к нему сбоку.
Он слабо поморщился, но зубы все так же ярко сверкнули на его смуглом лице.
— Не думал, что вновь увижу вас, — он закашлялся. — Я бы пожал вам руку, но у меня её теперь нет.
Высокий русский Развлекатель, которого я не знала, подозвал другого мужчину, и вместе они покатили тележку с Джоном по туннелю.
Я вернулась к своим друзьям, ужасно радуясь, что они не пострадали. Питер взял меня за здоровую руку. Он сжал её, не сказав ни слова. Все мы выглядели потрясёнными, и дар речи меня покинул.
— Сюда, — сказал он, подводя меня к другой тележке. — Ты выглядишь как сама смерть.
Я покачала головой, когда с другой стороны ко мне подошёл Манодж, чтобы помочь.
— Это правда? Майкл мёртв? — спросил он.
Я сглотнула, затем кивнула.
— Травмы Сэмюэла очень серьёзны.
Манодж притих, опустив свои тёмные глаза. Похоже, ему сложно было уложить в голове все эти события. Да всем нам было тяжело. Ноа обхватил рукой плечи Дэвида, и они вдвоём пошли прочь.
— Итого как минимум девять погибших. Не знаю, сколько человек было ранено, — тихо произнёс Манодж.
В этот самый момент Оливер вернулся с моим дедом. Сообща они поддерживали Уилла, Джозефина семенила за ними.
Они положили Уилла на тележку. Papa использовал рубашку Уилла, чтобы привязать к его ноге шины и перебинтовать ребра. Уилл накинул пальто на плечи, но его вид всё равно был далёк от приличий.
Это не имело значения. Я в своём ободранном платье тоже едва ли выглядела подобающим образом.
Я устроилась под боком у Уилла, и Питер с Маноджем покатили нас на тележке по длинному тёмному туннелю.
Джозефина несла факел и шла рядом с нами.
— Столько всего разрушено, — произнесла она. — Столько всего потеряно.
— Это отстроят заново, — пообещала я, взяв Уилла за руку. Некоторые вещи утеряны навсегда, и придётся их оплакивать, но со временем эти раны затянутся.
— Я не знаю, что теперь делать, — сказала Джозефина. — У меня никого не осталось.
— Мне всегда не помешает помощь в моём магазине игрушек, — предложила я. — Для членов семьи проживание бесплатное.
Джозефина покосилась на меня, но на её губах промелькнула тень улыбки. Papa подошёл к ней и положил руку на её плечо.
Да, мы начнём с начала.
***
Оставшаяся часть ночи пронеслась каким-то размытым пятном. Пока мы выбирались из катакомб во двор Академии, я смотрела на звёзды, и на мгновение моё сердце сделалось лёгким и свободным.
Я прошептала тихое «прощайте» своим родителям, наконец-то почувствовав, что они покоятся с миром. Затем я поддалась куче вопросов и хаосу, который, похоже, неизменно окружал меня.
Уилл, несмотря на его травмы, оставался моей непоколебимой скалой, и его спокойное присутствие угомонило меня, когда измождение взяло верх.
Академия превратилась в гудящий улей активности, особенно для тех немногих членов Гильдии и Ордена, которые являлись хирургами или костоправами. Я оставалась с Уиллом в лазарете, и мужчины с Литейного завода окружили нас, засыпая Уилла вопросами о случившемся. Время проносилось словно в дымке, казалось, что я проспала много недель и горевала.
Papa чествовали как героя-завоевателя, вернувшегося точно Одиссей после тягот и изнурительного труда. Я получала удовольствие при виде лиц тех, кто вечно во мне сомневался. Это доставляло минутное веселье, но в итоге я почти не обращала внимания. Это уже не имело значения.
31 декабря, когда в Академии наступила полночь, толпа людей в здании замерла неподвижно. В башне зазвонил колокол.
Согласно традиции, мы должны были собраться в зале, но из-за текущих обстоятельств те из нас, кто по-прежнему находился в лазарете, взяли за руки тех, кто был рядом, и подтвердили свою приверженность друг другу. Простые слова, простое обещание защищать Орден и служить ему. Ставить друг друга превыше славы или богатства. Сохранять узы верности, которые не ограничивались рамками нации, и самое главное, поддерживать древний огонь вдохновения, который будет пылать до тех пор, пока существует Орден.
Это была наша молитва. И пока слова, произносимые на разных языках, возносились к холсту звёзд на небе, я знала, что наступает новый день и новый год.
Судьба войны, которая бушевала за морем, теперь будет решаться теми, кто сражался за то, во что они верили. Джаггернаут никогда не увидит света дня. Я ощутила надежду, что 1863-й станет годом, который будет отмечен обещанием свободы.
Сидя на стуле возле Уилла в лазарете Академии, я знала, что у нас наконец-то есть надежда.
Глава 34
Весна 1867 года
Я расправила свои тёмно-красные юбки, спускаясь по склону во двор Академии. Я в последний раз делала это в качестве ученицы. Мои товарищи-соученики толпились во дворе, разговаривая друг с другом приглушенными, но восторженными глазами, пока птицы в золочёном вольере пели «Оду радости» в знак приветствия.
Я держала голову высоко поднятой и улыбалась, когда Питер поздоровался со мной из того самого угла, где он стоял так давно, в день нашей первой встречи. Как я и предсказывала, ему не удалось полностью избавиться от пухлости щёк.
— Ученица Маргарет, — он учтиво поклонился мне.
Я улыбнулась и присела в реверансе.
— Ученик Питер.
Ноа покачал головой, присоединяясь к нам. Я поражалась тому, как мои друзья — мои братья — выросли в таких статных молодых мужчин.
Манодж неспешной походкой подошёл к нам от вольера, выглядя вполне впечатляюще со своей аккуратной бородкой. За последние несколько лет она сделалась гуще. Он носил другой тюрбан. Вместо маленького узелка на макушке его нынешний тюрбан был смелым тёмно-красным головным убором, который он носил как корону. Драгоценное украшение с печатью Ордена свешивалось с передней его части.
— Манодж, в красном ты выглядишь прямо-таки царственно, — заметила я.
Он улыбнулся мне, и его тёмные глаза светились теплом.
— И ты тоже.
Кто-то прочистил горло позади меня, и я повернулась. Там стоял Дэвид с его кривой улыбкой. В нём появилась новая скромность, которая ему шла.
— Какой долгий путь мы проделали, — сказал он. Я радовалась тому, что наконец-то могла считать его настоящим и доверенным другом.
— Действительно, — мне повезло.
Он поклонился и предложил мне руку.
— Идём?
Мы вошли в зал Собрания, кивнув Джону Франку, который стоял у двери и придерживал её в открытом положении своей механической рукой. Он мне подмигнул, и я улыбнулась.
Сиденья зала были заполнены Развлекателями, каждый из которых облачился в тёмно-красные одежды с капюшоном, покрывающим голову. Они держали факелы поднятыми. Те, кто завершил ученичество, проходили по ступеням и собирались внизу зала.
Я помнила, какой одинокой чувствовала себя в ночь выдвижения, но теперь это чувство забыто.
Я находилась в окружении друзей, и меня ждала семья.
Я подняла взгляд к потолку, когда мой дед, облачившийся в церемониальные чёрные одежды с золотой цепочкой на шее, спустился с высоты. Платформа опустилась с потолка в окружении колонн огня, которые обвивались вокруг медной арматуры по четырём углам.
Шагнув вперёд из объятий древнего пламени, мой дед опустил капюшон и улыбнулся мне.
— Как глава Секретного Ордена Современных Развлекателей, я приветствую вас, новейших членов нашего благородного сообщества.