Обручённые Хаосом (СИ) - Змеевская Анна. Страница 43

— Твой папаша дело говорит, Джинни. Тебе стоит держаться от меня подальше.

Он было отстранился, но я не дала — вцепилась в его плечи так, что самой больно. И, почти касаясь его губ своими, тихо произнесла:

— Тогда вышвырни меня за порог, Хота. Потому что сама я никуда не пойду.

Хота замер. На долгие несколько секунд, а может, и минут — поди разбери, когда только и можешь, что слушать его дыхание да неотрывно смотреть в потемневшие от злости глаза. А потом…

Когда его ладони успели оказаться на моих бёдрах? Как вдруг вышло, что я сама подставляюсь под его руки и губы, вовсю помогая задирать на себе юбку? Невыносимо узкую, отвратительно длинную, такую лишнюю, что впору рвать её когтями…

Хота отлично справился сам. Не разорвал, к счастью, но подтянул юбку выше, обнажив меня до самой талии. И тут же замер, не то засмотревшись на ажурное чёрное кружево, не то примериваясь его с меня содрать.

— И вот в этом ты попёрлась на свидание с другим мужиком? — выдал он с негодованием, заставляя меня насмешливо дёрнуть бровью.

— Скажи спасибо, что на мне вообще есть…

Конец фразы потонул в судорожном всхлипе. Чужая ладонь по-хозяйски легла между моих ног, тяжёлая и уверенная, и всего пары движений хватило, чтобы проклясть придурка и всю его — ах, блин, нашу! — родню до седьмого колена. Почему я вообще до сих пор одета? Он ведь чует, как я его хочу; даже через тонкую ткань наверняка может ощутить, что я уже влажная и на всё готовая.

— Да снимай уже! — потребовала, едва ли не зарычав.

Но куда там. Не прекращая легонько поглаживать меня, Хота лишь склонился ещё ближе и, явно издеваясь, прошептал в самое ухо:

— Здесь я командую, кисонька.

Ой, да что ты говоришь?

Я с нажимом провела языком вдоль неосторожно открытой шеи, наслаждаясь солоновато-сладким вкусом его кожи. Прижалась губами там, где предательски частил пульс. Мстительно сомкнула зубы, заставив Хоту ощутимо вздрогнуть. Метки не останется, засранец её пока не заслужил, а синяк наверняка сойдёт уже к полудню… Но и этого хватило: запах зверя стал почти невыносимым, а утробный рык прокатился по коже волной приятного озноба.

Что ж, по крайней мере, он хочет меня так же сильно, как я его.

Почти жалобный стон сорвался с моих губ, когда чужие пальцы наконец-то проникли под краешек белья. Хота будто бы в точности знал, где и как надо коснуться, чтобы я вконец обезумела, чтобы судорожно комкала в пальцах его рубашку и бесстыдно подавалась навстречу ласкающей меня ладони. О боги, да ладно, он всего-то запустил руку мне в трусы… как это вообще может быть настолько хорошо? Так хорошо, что просто невыносимо.

Оргазм накатил быстро и внезапно, принося долгожданное облегчение и почти сшибая с ног. Буквально. Я бы точно сползла по стенке кучей дрожащего желе, если бы Хота не подхватил меня под бёдра, не давая рухнуть.

— Я держу тебя, Джинни, — невесть зачем пробормотал он, и я почти не узнала его голос, низкий и сиплый. — И не отпущу.  Больше нет.

Да я сама с тебя живым не слезу, пока ты меня не трахнешь!

Но нет сил даже съехидничать, особенно когда Хота глядит так алчно и голодно, и глаза у него уже не голубые, а тёмно-янтарные. Звериные. Он теряет контроль над своим зверем, и мне бы испугаться хоть для приличия. Но вместо этого я с жаром отвечаю на очередной поцелуй, мокрый и жадный, и расстёгиваю на нём брюки — неловко, с почти нелепой поспешностью…

А, плевать. Пусть думает что угодно, но он нужен мне. Я хочу его. Сейчас же.

44

Хота снова притиснул меня к двери, наконец-то вошёл одним резким движением. Довольно выдохнув, я скрестила ноги у него за спиной — чтобы быть ещё ближе, ощутить его ещё глубже в себе. С непривычки было больно, но это странным образом подстегнуло возбуждение, вышибло из головы последние жалкие крохи мозгов, оставив там лишь желание принадлежать… своему альфе. Здравый смысл? Не слышала. Тормоза? Ой, их вообще придумал трус. Стыд? Да какой там… с Хотой мне ничего не стыдно. Ни стонать, как в дешёвой порнухе, ни заполошно шептать его имя снова и снова, ни даже умолять, чтобы он не останавливался, чтобы трахал ещё сильнее и жёстче.

И он охотно выполнял все мои пожелания. Нещадно вколачивал меня в многострадальную дверь, с чуть слышным рычанием прихватывал зубами горло и так сжимал пальцы, что на бёдрах наверняка останутся жуткие синяки. Но я не против. Даже не так — мне нужно это.

Кажется, и десяти минут не прошло, а я снова кончила, содрогаясь всем телом и едва не плача — до того острым было удовольствие, прошившее каждую клеточку тела. Одно мне интересно: если вот это был секс, то что вообще за ерундой я занималась целых пять лет до сегодняшнего дня?

Ладно, вру. Не интересно ни капельки.

— Тихо, тихо, киса, — зашептал Хота, опаляя ухо горячим дыханием. Язык коснулся мочки, заставляя жалобно всхлипнуть — слишком уж чувствительна сейчас моя кожа.

И ладони, под которыми горят его сильные, крепкие плечи. И ноги, между которыми чувствуется влага, моя и его. И губы, которые он прикусывает снова и снова, едва вернувшись к ним.

Он хочет меня, любит меня, чувствует меня, наслаждается мной — и это лучшее, что может дать мужчина, занимаясь сексом с женщиной. Со своей женщиной, как непременно сказал бы Хота, будь у него хоть одна свободная секунда между нашими поцелуями.

Я хочу быть его. Снова.

А потому недовольно застонала, стоило ему выйти из меня. Выйти, но не отпустить — почему-то я уверена, что расставаться со мной он не собирается ещё очень долго.

— Тихо, — повторил Хота чуть строже. Крепче подхватил меня под бёдра, оторвал от двери, сделал два шага назад.

И да, всё же отпустил. Но тут же прижался ко мне, обнял за талию, снова увлёк в головокружительный поцелуй. Подтолкнул к краю стола — и резким движением смёл на пол всё, что на нём было. Это мой-то Хота, трудоголик и маньяк, любящий работу больше, чем что бы то ни было!

Или нет…

— Что ты творишь? — срывающимся голосом пробормотала я, вдруг снова ощутив между ног его пальцы. А затем и горячий язык, мягко исследующий мои самые потаенные местечки.

И когда он успел-таки стащить с меня трусики? А когда мои ноги оказались на его плечах, скажите на милость?..

— А на что похоже? — ехидно поинтересовались в ответ.

И впрямь, на что могут быть похожи ласковые прикосновения к ногам, животу, внутренней стороне бедра? То невесомые, то ощутимые и даже грубые, когда Хота прихватывает кожу зубами. Нежный и жестокий… он всегда был таким, но одновременно — ещё никогда.

Меня прошила волна удовольствия, и я выгнулась в его руках, едва он вошёл в меня снова. Хота что-то зашептал мне на ухо, но что именно — я не слышала, настолько было хорошо. Тело вмиг стало невесомым, а из головы исчезли последние мысли.

Все кроме одной: мне нужно ощутить в себе его клыки. Чтобы он пометил меня как свою сучку, свою самку, которая не хочет ничего, кроме как принадлежать ему…

Едва придя в чувство, я обнаружила себя почти повисшей на нём. Руки точно сами собой расстёгивали пуговицу за пуговицей, касались горячей кожи, оглаживали твёрдые мышцы. Зачем ему вообще одежда, с таким-то телом…

— Киса хочет ещё? — донёсся до меня голос Хоты, чуть насмешливый и до невыносимого ласковый.

Ну конечно, хочу. Что за глупые вопросы? Вместо ответа куснула его чуть выше ключицы, заставив странно дёрнуться. Подняла голову и тут же столкнулась с обжигающим взглядом его ярких звериных глаз.

— Что ты творишь? — теперь уже настал его черёд ворчать.

«А на что похоже?» — хотела передразнить я. Но острые зубы опять сомкнулись на мочке, и с губ слетел лишь очередной умоляющий стон. Хота нетерпеливо стянул с меня рубашку, рванул лифчик; я зябко поёжилась, но тут же забыла обо всём, едва его ладони легли на мою грудь…

К чему лишние разговоры?.. Ни к чему, на хрен их вообще. Хотя стоило бы подумать, как мы будем выбираться отсюда. И когда? И будем ли? И как так вышло, что мы занимаемся сексом в кабинете заместителя окружного прокурора?