Ты мой закат, ты мой рассвет (СИ) - Субботина Айя. Страница 28

Это просто паника.

У меня настолько мизерный шанс забеременеть, что, если бы не вопрос Антона, я бы даже не допустила такой возможности.

Нет повода переживать.

Разве что о вчерашних словах моего майора: я не готова стать матерью, и я действительно не Та самая женщина. Даже если он для меня - Тот самый мужчина.

В аптеке беру сразу несколько надежных экспресс-тестов.

Захожу в пустую и жутко холодную квартиру, сбрасываю куртку, но остаюсь в обуви. В ванну.

Меня снова тошнит, но теперь уже просто от страха.

Где-то в прихожей разрывается затолканный на дно рюкзака телефон.

Тесты делаю сразу все, раскладывая «палочки» по коробкам, словно на витрину.

«Я не готов становиться отцом... Я не уверен, что нашел ту самую женщину...»

Как набат в голове, когда первый тест показывает положительный результат.

И второй, и третий тоже. Я... правда беременна.

Уже два месяца во мне живет маленькая жизнь.

Которую я травлю таблетками, потому что глупая и слабая, и просто... ничтожество.

Мне снова нечем дышать. До такой степени сильно, что приходится бежать в комнату и настежь распахивать окно. Глотаю морозный воздух, поставляю ладони под разлапистые снежинки, которые тают на кончиках пальцев и покалывают кожу.

Что делать, господи?

Так больно внутри. Жжет и колет, выкручивает, как полотенце, ломая кости и разрывая нервы.

Что делать?!

Распахнутое окно выглядит... таким...

Звонок телефона снова возвращает меня в реальность, и я хватаюсь за этот звук, как за спасительную соломинку. Может быть, это Антон? Он мне так нужен именно сейчас. Чтобы просто обнял, сказал... любую глупость или даже грубость, но только не оставлял одну, когда мне совсем не на кого опереться.

Но это не Антон.

Это мама.

Она что-то громко говорит в трубку, но я не хочу ее слушать.

— Мам, у меня будет ребенок, - говорю сломленным голосом - и только когда эти слова звучат вслух, до меня доходит весь ужас ситуации. - Мам, это... точно.

— Йени, солнышко... - Она замолкает, и я слышу, как опускается в кресло, точно так же подкошенная этой новостью, как и я.

— Мам, я не знала, клянусь! Я не думала даже! Но... мне было так плохо. Я несколько раз...

— Ты принимала лекарства? - догадывается она. -Да.

Мы обе молчим и синхронно всхлипываем.

— Ты где, солнышко?

— У себя. - Язык беспощадно прилипает к нёбу. - Мне так плохо, мам. Так страшно... Дышать нечем, мамочка...

Жаль, что нельзя вскрыть грудную клетку - может, хоть тогда бы стало чуточку легче.

— Солнышко, все хорошо! Пожалуйста, дождись меня! Я уже еду! Все будет хорошо, слышишь, моя маленькая? Я уже, уже...

Телефон выскальзывает у меня из рук, и я потихоньку сворачиваюсь в эмбрион, обнимая себя руками за колени, покачиваясь, совсем как в тот день, когда всех моих розовых овечек повели на бойню.

Он прав.

Он снова оказался прав - я Не та женщина.

Я не знаю, сколько времени провожу в тишине и пустоте.

Наверное, долго, потому что, когда до меня доходит, что странный раздражающий звук, который все-таки пробирается в свитый мною защитный кокон - это звонок телефона.

Снова.

У меня не так много людей, которые могут ждать общения со мной, да еще и в такое раннее время. Мама уже едет, это точно не папа.

Может быть, Антон?

Я с ужасом смотрю на перевернутый телефон.

Антон проснулся, увидел, что меня нет и подумал... что я ушла? А теперь попросит подать на развод? Или попросит вернуться?

В звонкой колючей тишине собственный смех пугает до чертиков.

Он никогда не попросит вернуться. Потому что я сняла кольца, хоть обещала этого не делать. А теперь мне придется сказать, что он был прав.

Или не придется?

Мы вообще можем больше никогда не заговорить друг с другом, только выхолощено пожелать удачи, выходя из ЗАГСа со свидетельствами о разводе.

На экране действительно имя мужа.

Нужно просто ответить и принять правду.

Например, о том, что он для меня - Мой мужчина, а я для него просто женщина с проблемами, которой нужна нянька, и которая на заслуживает доверия.

Если сейчас скажу ему про ребенка, получится, что снова соврала.

Я прикладываю телефон к уху и боюсь произнести хоть слово.

— Йени?! - Антон почти орет. - Скажи хоть что-то!

— Не кричи на меня, пожалуйста, - отвечаю еле слышно. - Я боюсь, когда ты на меня кричишь. Мне сразу хочется забраться под кровать, хоть там, кажется, нет места для такой взрослой девочки.

Выдох сквозь стиснутые зубы на том конце связи.

Пара крепких выражений, которые почему-то вызывают у меня улыбку.

— Пожалуйста, - очень сдержанно, как будто ему приходится разговаривать со мной и одновременно придерживать дверь, за которой полчища демонов, пытающихся прорваться в наш мир. - Бери трубку, когда я звоню. Сразу. Даже если мы поссорились. Даже если у тебя заняты руки. Просто, блядь, бери чертову трубку!

— Ты снова орешь, - напоминаю я.

— Прости, - уже немного спокойнее. - Просто волновался. Первый раз в жизни не слышал, как кто-то ходит рядом.

— Ты просто не заметил вчера, что я купила на той ярмарке еще и тапки-нешумелки. Думала, брак, а оказалось, что работают.

Я переворачиваюсь на другой бок и, хоть пол вряд ли можно назвать удобным местом, чувствую странное удовольствие от нашего разговора.

Мой майор не сказал о разводе.

Он не сказал.

Может быть, и не скажет?

— Ты в своем репертуаре, писательница. - Я почти вижу, как в этот момент он сокрушенно качает головой. - Куда сбежала на этот раз? Прямо напрашиваешься, чтобы я тебя на замок закрывал. Что ж тебя вечно тянет куда-то в блуд?

Я все-таки смеюсь.

Не знаю, как у Антона это получается и делает ли это нарочно - скорее всего, нет -но у меня от пары его слов настроение превращается в пьяную синусоиду и стремительно, до самого пика, взлетает вверх.

— Так где? - уже строже повторяет вопрос. - Приеду тебя забирать. У нас еще чертов список часть вторая.

— Я у себя. - Прикусываю нижнюю губу и изо всех сил жмурюсь, уговаривая себя, что эта ложь будет последней. - Нужно помочь маме, она сейчас приедет.

Антон молчит. Слышу только, как фоном громко работает кофемашина. Даже могу мысленно представить, как прямо сейчас берет чашку, поднимается на второй этаж и выходит на балкон. Мы прожили бок о бок всего ничего, но я каким-то образом успела выучить все его привычки.

Потому что вбирала в себя каждую минуту рядом с ним.

— Хорошо, женщина, - говорит Антон. - Только учти, что вещи, которые ты бросила, до сих пор лежат там, где ты их бросила.

— Вещи? Бросила? - не понимаю я.

— Ага, все так. Кольца, господи.

Я швырнула их в раковину.

— Я их заберу, - очень неуверенно, сама не очень понимая, спрашиваю или констатирую факт.

— Договорились. Точно не нужна моя помощь?

Я слышу, как мать проворачивает ключ в замочной скважине, мысленно считаю до трех и говорю:

— Все хорошо, мужчина. Я позвоню. Пусть пока будет вот так.

Возможно, неопределенность, но она лучше, чем определенное и окончательное расставание.

Глава двадцать шестая: Йен

Мать привозит меня в частную клинику.

Воскресенье, предпраздничные дни и здесь на удивление тихо.

Но здесь работает врач, который наблюдает меня с того самого дня, и мой отец... В общем, нам здесь рады даже в такое неподходящее для визита время.

Я подробно пересказываю, что и когда принимала.

К счастью, не так много.

К несчастью, доктор все больше хмурится и изредка поднимает на меня взгляд, в котором столько осуждения, что даже мать протягивает руку, чтобы сжать мои лежащие на коленях ладони.

Мне не нужно мнение со стороны, чтобы понять - все эти вещи нельзя было пить. Ни до беременности, ни во время неё.