Пепел (СИ) - Бунькова Екатерина. Страница 6

Посол благодарно раскланялся и ретировался спиной вперед. Меня это немного позабавило: видимо, он уже проникся местными обычаями, ведь у нас в Крагии так не делают.

Проводник для меня нашелся быстро: это был невысокий (по местным меркам, разумеется), смешливый мужчина лет тридцати пяти — достаточно взрослый, чтобы не наделать глупостей, но недостаточно старый, чтобы о них не мечтать. Он назвался Бардосом, и мы довольно быстро нашли общий язык. Правда, мне пришлось смириться с тем, что Бардос обращался ко мне на «ты», хоть и весьма уважительно. Но в этом были и свои плюсы: куда удобнее пускаться во все тяжкие с человеком, близким к тебе по статусу, чем с тем, кто будет униженно целовать твои туфли, упрашивая не идти куда-то, где опасно, заботливо разгонять горожан, если тебе приспичило отлить в ближайших кустах, или придерживать тебе волосы и воротник и успокоительно гладить тебя по спине, пока ты блюешь после особо удачной пирушки.

— Что тебе показать, Эстре? — спросил он, когда мы, накинув какие-то странные хламиды — местный вариант плаща — вышли на улицу. Интонации у него были непривычными, а голос слишком низким для моих ушей.

Я постеснялся сразу выкладывать ему настоящую цель своего визита в Асдар: нравы здесь действительно куда свободнее, чем в Крагии, судя по соблазнительно мелькающим тут и там женским ножкам, но обжимающихся парочек что-то не видно, а значит, в этом вопросе явно наблюдаются свои сложности, и лучше пока понаблюдать за культурой в целом, а потом уже напрямую спрашивать про женщин. Поэтому я выбрал более лояльную тему.

— Расскажи, как вы тут живете, — попросил я. — Покажи, где люди работают, где живут, где товарами обмениваются.

Бардос сразу оживился и потащил меня вниз по улице — не по той, по которой мы приехали, а по боковой. Я поначалу брезгливо пытался перешагивать пыльные кучи, в которых крутились сухие листья и опавшие с деревьев сережки, а потом понял, что это бесполезно: ветер так и так щедро посыпал меня пылью, и можно было не стараться, выбирая маршрут. Передвигаться без кареты было немного непривычно, зато очень удобно, учитывая, как странно порой извивались улицы: карета бы тут попросту застряла. Люди косились на меня с любопытством, но без агрессии. Пару раз я ловил на себе заинтересованные взгляды женщин. Но стоило мне глянуть в ответ, как те опускали глаза, улыбаясь и принимаясь шушукаться с подружками и хихикать.

Бардос доверительно сообщил мне, что по местным меркам я довольно симпатичный, хоть и слишком поджарый: местные мужчины, в основном, отличаются большим количеством мышц. Я приободрился: а судьба-то ко мне действительно благосклонна. Я ведь и не задумался о том, что в глазах чужестранцев мог бы выглядеть уродом. Местные жители были не только крупными и сильными, но и отличались темным оттенком кожи: у меня такой загар мог бы получиться, только если б я задался целью целый месяц по часу в день дремать под палящим солнцем. Еще у них были раскосые глаза, что особенно было заметно у молодых женщин: у пожилых верхнее веко чуть обвисало, и они куда больше походили на моих соотечественниц. Я поглядывал на смуглые ножки местных обитательниц, то и дело сглатывая слюну. У меня возникло странное ощущение, что грядет настоящая охота, в которой мне предстоит переловить всех этих востроглазых красавиц и проверить, так ли крепко держатся меховые юбки на их телах.

Мы уходили все дальше в город, и все больше девушек попадалось мне на пути. Некоторые просто рассматривали меня, некоторые подмигивали, а одна даже подраспустила шнуровку на платье, вполне открыто соблазняя меня пышной грудью. Бардос присвистнул и со смехом толкнул меня локтем в бок. Я смерил его тяжелым взглядом, и он больше не позволял себе таких вольностей. Хороший мужик, понятливый.

Мы гуляли уже пару часов. С обеих сторон тянулись рабочие кварталы. Бардос объяснил мне, что жилые дома находятся ближе к краю города: чтобы дети, живущие там под присмотром матерей и пожилых людей, не мешали работать. Тогда мне наконец стало ясно, почему девицы строят мне глазки, но не дают возможности познакомиться: они банально заняты делом. Мне сразу разонравилось смотреть рабочие кварталы, хотя многое здесь впечатляло. Особенно кузницы чудовищных размеров и печи для обжига глины величиной с мои покои в доме отца. Я пожаловался Бардосу, что голоден, и он предложил выйти к жилым домам: как оказалось, ни о каких трактирах в Асдаре и слыхом не слыхивали. Завтракали и ужинали люди дома, а обед брали с собой. Я, естественно, согласился: очень уж хотелось посмотреть, что это за общины для женщин и мужчин.

Но когда мы, наконец, добрались до окраины города, я был жутко разочарован: женскую общину — огромную территорию с красивыми домиками, окруженными подобием сада, по которому неспешно прогуливались старики, беременные женщины и носились как угорелые звонкоголосые детишки — Бардос обошел по широкой дуге. Вместо этого он повел меня в сторону странных угрюмых строений, откуда не доносилось ни звука. Мы прошли по пустынной территории, зашли в один из домов, и Бардос, по-хозяйски зашуршав кастрюлями, принялся готовить мне обед. Это было так странно, что я даже наступил на горло своей гордости и напрямую спросил его:

— А почему мы не пошли в женскую общину? Там наверняка есть готовая еда.

— Что ты, друг, — Бардос даже уронил чугунную крышку от кастрюли, и она загрохотала по полу. — Туда нельзя, тем более днем. Только старикам можно.

— Почему? — удивился я.

— Женская община — место, где взращивается новая жизнь, — пояснил он. — В этот процесс нельзя вмешиваться мужчинам, если только они не прожили достаточно долгую жизнь, чтобы посмотреть на все со стороны.

— Но как же вы тогда… — я чуть запнулся, подбирая подходящие слова.

— О-о-о, — многозначительно разулыбался Бардос. — Для этого есть особый час. Когда солнце клонится к закату, и женщины начинают укладывать детей в их кроватки, мужчины готовят угощение и разжигают большой костер. Вон там, во дворе. Видишь?

Он кивнул на грязное окно. Я действительно разглядел во дворе след от костра.

— Когда дети засыпают, и старики укладываются рядом с ними, чтобы следить за малышами, женщины покидают свои дома и идут на свет костров. И тогда мы поем, и танцуем, и любим друг друга. Но только пока темно. Если солнце увидит мужчину и женщину в объятиях друг друга, быть беде. Так завещала нам наша богиня. Ночь — время плотских утех. Ночью никто не осудит тебя, кого бы ты ни возжелал. Главное, чтобы избранная женщина сама тебя хотела. А день — время созидания и чистоты духа. Днем нельзя думать о плотских утехах, чтобы не смутить свой дух, не отвлечь его от важного дела. Даже если и овладеет тобой подобное чувство, держи его в узде: придет ночь и освободит твое тело.

Я задумался. А что? В этом есть некий смысл. По себе знаю: страсть порой мешает думать и уж точно не дает работать в полную силу. Ладно, дождемся ночи. Тем более, что ждать уже недолго.

— Бардос, а я могу к вам присоединиться? Или же вы чужаков к себе не пускаете? — на всякий случай уточнил я: мало ли, вдруг я «сын Великой Матери» только на территории ее дома?

— Разумеется, друг, — закивал он. — На этой земле нет чужаков, есть только те, кто чтут речи богини, и те, кто не чтут их. А про чужеземцев богиня особо отметила: мол, асдарцы должны привечать всякого путешественника, который желает жить, как мы. Но ты знай: ежели у нас надолго останешься, и Великая Мать попросит тебя найти себе отдельный дом, придется тебе и работу сыскать, чтобы платить за детей, что в Асдаре рождаются.

— То есть, пока я считаюсь ее сыном, я никому ничего не должен? — уточнил я.

— Сыновья Великой Матери не должны платить за детей, ведь они и сами — дети, — не совсем понятно пояснил Бардос. — Даже если им давно за тридцать, они будут считаться детьми до тех пор, пока Великая Мать лично от них не откажется. От всех, кроме дочерей: от дочери Великая Мать отказаться не может. Но дочь может от нее отказаться и стать Великой Матерью, даже если ее мать еще жива.