Наемник (ЛП) - Хорст Мишель. Страница 2

Они смеются над шуткой, тем самым согрев мне сердце.

— Сестра Джиллиан сказала, что вы все уже приняли душ.

— Да, — подхватывает Марк.

— Скажи мне, — произношу я, начиная измерять давление и температуру Марку. — Почему Ти-рексы такие злые?

Марк, который большую часть своей жизни провёл в больницах, просто пожимает плечами в ожидании ответа.

Я наклоняюсь ближе к нему.

— Потому что у них слишком короткие лапы, и они не могут обняться.

Я обнимаю его, осторожно, чтобы не навредить его хрупкому и измученному болезнью телу. Он обнимает меня так крепко, как только ему позволяет его ослабленное тело.

Я подхожу к кровати Бет и начинаю измерять её температуру и кровяное давление. Ей было четыре года, красивая девчушка с густыми светлыми кудрями и с огромными голубыми глазами.

— Как заставить осьминога смеяться?

Бет улыбается и качает головой.

— Нужно десять щекоток! — я слегка щекочу её, ухитряясь добиться нескольких смешков.

Когда я заканчиваю проверять и вносить новые показания в их карточки, то произношу:

— Пусть вам сегодня приснятся сладкие сны. Я ухожу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Ливви, — произносят они все вместе.

Это кажется обычным делом — уложить детей спать, но это далеко не всегда означает их спокойный и мирный сон. Они почти не спят из-за непрекращающейся боли, которую они испытывают, и по ночам кажется, что их боль усиливается в разы. Мы стараемся укладывать их спать так, как укладывают спать обыкновенных детей в обычной жизни.

***

В субботу вечером я как обычно открываю дверь своей квартиры, и когда Мейсон открывает свою дверь, я почти закрываю свою. Снова. Сегодня никаких признаков Джейн.

Я быстро захлопываю дверь, а затем бросаюсь к лестнице. Я чувствую его прямо у себя за спиной, а его тяжёлые шаги действуют мне на нервы. Не знаю, что меня так пугает в этом человеке, но это раздражает.

Когда я достигаю первого этажа, я почти срываюсь на бег, чтобы убежать от его подавляющего присутствия, которое словно физически исходит от него всё сильнее с каждым его шагом. Я пробегаю через двойные двери, и холодный зимний воздух тут же ударяет мне в лицо. Я не оглядываюсь по сторонам в надежде не увидеть его и спешу перейти дорогу.

И тут до меня доносится приглушённый крик, и, быстро оглянувшись через плечо, я лишь мельком успеваю увидеть Мейсона, бросившегося ко мне со всех ног, прежде чем что-то врезается в меня.

Острая как бритва боль пронзает мою левую ногу, а затем моё тело переворачивается. Проходит всего секунда.

Одна секунда.

Я сильно ударяюсь головой и плечом о лобовое стекло, которое моментально разбивается от силы удара, хотя, может, это было и не стекло, а я сама? Мучительная боль накрывает меня.

Визг шин и пронзительные крики наполняют воздух, и лишь смутная мысль о том, что меня только что сбила машина, всплывает в голове.

Автомобиль резко останавливается, что заставляет моё тело безвольно скатиться вниз. Я падаю на землю перед машиной, и стоит мне коснуться холодного асфальта, как мне кажется, что сразу миллионы осколков стекла пронзают меня насквозь.

Изумлённо я замечаю, как по асфальту растекается кровь. Моя кровь.

— Оливия!

Я слышу своё имя, но не могу поднять голову. На мгновение я оказываюсь запертой в пузыре из боли и шока, где всё вокруг меня меркнет. Звуки кажутся приглушёнными, а моё зрение становится всё более неясным, и очертания всего и вся кажутся расплывчатыми. Удивительно, но в какой-то момент боль начинает утихать. Страх пронзает меня, но я пытаюсь убедить себя, что всё будет хорошо, хотя в глубине души понимаю, что это не так.

Кто-то приседает рядом со мной, и я слышу, как его низкий голос прорывается сквозь пузырь. Я слышу, как он называет адрес, и чувствую его руку на своём плече.

— Не волнуйся, они уже едут. Просто лежи спокойно.

— Чёрт, моя машина, — слышу я другой невнятный голос.

Потом раздаются новые шаги, но они не такие уверенные, как у Мейсона. Человек, шатаясь, подходит ближе, а потом кто-то тянет меня за волосы.

Мейсон тут же вскакивает, и я перестаю ощущать, что кто-то дёргает меня за волосы.

Это последнее, что я чувствую, когда мои веки тяжелеют. Я моргаю всё медленнее и медленнее, пока мои глаза не закрываются окончательно.

Глава 2

Мейсон

Сидя в приёмной, я чувствую, как моя левая нога не переставая дрожит. Я ненавижу больницы. Я ненавижу этот запах и яркий свет. Я ненавижу всё это. Это всего лишь маскировка смерти. Сильный, чистый запах маскирует зловоние смерти. Яркий свет ослепляет вас словно оберегая от боли, горя-смерти.

Оливия.

Я всё время вижу, как эта машина мчится на неё. Мой долбаный мозг продолжает проигрывать это снова и снова. Машина врезалась в неё. Стекло. Кровь.

Пьяный ублюдок. Он был так пьян, что даже не понял, что натворил. Он проснётся и не вспомнит, как её тело рухнуло на землю. Он не вспомнит, как наступил ей на волосы.

Чёрт, там было так много крови!

Я встаю и в сотый раз подхожу к стойке регистрации. На этот раз мне даже не нужно спрашивать, есть ли какие-нибудь новости.

Женщина за стойкой регистрации быстро говорит:

— Извините. Доктор подойдёт к вам, как только сможет.

Я уже слышал эти слова миллион раз. Это просто ещё один способ для них попытаться ослепить вас, чтобы вы не видели, что происходит на самом деле.

Да, вы беспокоитесь, но у вас всё ещё есть надежда. До той секунды, пока доктор не покачает головой и не скажет вам, что он сделал всё, что мог, но было уже слишком поздно, вы цепляетесь за надежду, пока вам не нанесут смертельный удар.

Вместо врача ко мне подходит медсестра. Я вижу, что она плачет, и это наполняет моё сердце страхом.

Оливия не может умереть. Она слишком молода. Она одна из самых прекрасных девушек. Этот мир нуждается в её свете, иначе его поглотит тьма, которую носят с собой такие люди, как я.

— Сэр, насколько я понимаю, вы ждёте новостей об Оливии Николс?

По выражению её лица я уже вижу, что она не собирается давать мне никакой информации.

— Я её сосед. Я был там, когда произошёл несчастный случай. Я просто хочу знать, всё ли с ней в порядке.

Я возвращаюсь на своё место и беру сумку, которая была у Оливии с собой.

— Это её.

— Вы не член семьи, — произносит медсестра.

Я протягиваю ей сумочку.

— Вы можете просто проследить, чтобы она получила свои вещи?

— Когда она придёт в себя после операции, я прослежу, чтобы она всё получила.

Я киваю, благодарный ей за ту малую крупицу информации, которую она мне подсунула. По крайней мере, Оливия всё ещё жива.

Я возвращаюсь в свою квартиру. Нет никакого смысла пытаться выследить этого ублюдка, которым я должен заняться. Мне придётся подождать ещё неделю, прежде чем у меня снова появится такая возможность.

Вернувшись домой, я быстро принимаю душ. Потом я чувствую беспокойство. Я привык выходить по ночам и работать — избавлять мир от монстров. Я имею дело со смертью. Убийца. Киллер. Наёмник. У меня много имён. То, что я делаю, считается неправильным в глазах большинства людей, но для тех немногих, кому я помогаю, я — надежда. Я убиваю виновных. Я убиваю монстров, которые охотятся на слабых.

Раньше я работал в социальных службах. Я видел, как женщины бросают своих детей, потому что они слишком слабы, чтобы уйти от своих мужей или бойфрендов. Я видел, как из-за ублюдков, которые запугивают и процветают на страхе тех, кто не может защитить себя, разрушаются семьи.

Я пообещал МакКензи, что буду разбираться с монстрами. Хотя я и подвёл её, я не нарушу своего обещания.

Мысленно я всё время вижу, как Оливия выходит на улицу, не обращая внимания на быстрое движение. Я чувствую себя отчасти виновным в том, что эта машина сбила её. Я знаю, что она побаивалась меня. И если бы меня не было рядом, она, возможно, была более внимательной переходя дорогу. Может быть тогда, она заметила бы того пьяного водителя.