На качелях XX века - Несмеянов Александр Николаевич. Страница 55

Что касается первого встречавшего нас у самолета, то это был известный мне по письмам мистер Мартин, исполнительный секретарь Королевского общества. С ним мне пришлось еще долгие-долгие годы переписываться. Он был чем-то вроде непременного секретаря, сохранявшего свой чин и функции независимо от каких-либо выборов и досконально знавшего все права и обязанности.

По приглашению лорда Эдриана я и Нина Владимировна сели вместе с ним в его машину, но свободно объясняться без переводчика нам было трудновато. Лорд Эдриан сказал, что завтра представит нам прикрепленного к нам переводчика. Мы попытались возражать: с нами, дескать, приехал наш. Это не было принято во внимание. Лорд Эдриан подвез нас к подъезду отеля, не того, где я жил раньше, сообщил, что дальнейшие инструкции мы получим от мистера Мартина, и простился. Действительно, мистер Мартин был здесь, и нами по его указанию занялась гостиничная администрация, а нас он попросил, устроившись в номере, тотчас спуститься вниз к завтраку. За завтраком мистер Мартин сел вместе с нами. Официант подвез к нашему столику двухэтажный стенд с закусками, но отсюда мы ничего выбрать не смогли. Тогда Нина Владимировна, как могла, объяснила официанту, а заодно и мистеру Мартину, что мы вегетарианцы, что нам все это не подходит, и нет ли у них грибов. — «Шампиньоны по-гречески подойдут?» — «Да, конечно». Мы храбро взялись за это кушанье и были наказаны. Шампиньоны по-гречески были маринованы вместе с цельными маленькими луковицами и по вкусу были им подстать.

К нам за стол подсела наша переводчица, и я познакомил ее с мистером Мартином. Последний подтвердил слова лорда Эдриана, что сегодня он представит мне д-ра Колли, который будет моим переводчиком, и попросил не беспокоиться Нину Владимировну, которая при этом выказала смущение. Мистер Мартин сказал, что «дамская» программа визита часто будет совершенно иная, чем «мужская», и хорошо, что есть два переводчика. Так, например, завтра на ленч я приглашен группой химиков — членов Королевского общества, а у Нины Владимировны ленч будет проходить в дамском обществе.

После того как мы справились с довольно ядовитой закуской, трудностей с выбором второго и третьего блюда не было. Что касается шампиньонов по-гречески, то каждый раз, когда мы вкушали ленч в нашем ресторане, мы их выбирали и с удовольствием ели.

В конце завтрака мистер Мартин передал мне отпечатанные на отдельных листках программы пребывания в Лондоне для каждого члена делегации Академии наук, прося просмотреть их и внести необходимые изменения. Вслед за Лондоном планировалась поездка в Кембридж. По окончании ленча я раздал листки членам делегации для внесения в них желаемых поправок. С единственным в группе химиком В.А. Каргиным мы решили в один из последующих дней просить устроить нам посещение лаборатории фирмы J.C.J., занятой процессами переработки высокомолекулярных веществ. Многие хотели посетить картинные галереи старой и новой живописи. Все это было включено в программу. Вечером мы погуляли по центру Лондона и отправились спать.

Утром явился Колли — довольно высокий худой блондин, хорошо говоривший по-русски, ирландец, по его словам. До ленча я предложил отправиться в галерею Тэйта — посмотреть английскую живопись, а ленч у нас был в разных местах, и мы должны были разъехаться. Галерея Тэйта производит сильное впечатление. Оттуда мы отвезли Нину Владимировну в гостиницу, а сами с Колли поехали на ленч с химиками. Там собрались Р. Робинсон, А. Тодд и еще человека три. Не было Ингольда [372]. Впрочем, Ингольд и Робинсон вряд ли были совместимы. Пока усаживались за стол, при посредстве Колли разговаривали. Меня спрашивали о функциях Академии наук в СССР и ее президенте. Я разъяснял. Официант роздал чашки с бульоном, а мне неожиданно вместо этого — прекрасный кусок дыни. Такая замена оказалась удачной. Завершив завтрак за оживленным разговором, мы стали пить прекрасный португальский портвейн. Я, в свою очередь, расспрашивал о бомбардировках Лондона и сказал, что я почти не видел следов разрушений. Мне назвали конкретно разрушенные места, но пояснили, что превосходство в воздухе было у немцев, пока не вступил в войну Советский Союз. После этого самолеты больше Лондон не бомбили. Большую роль сыграла и радиолокация.

Наступило время благодарить и прощаться. В гостинице я застал уже вернувшуюся Нину Владимировну. Обменялись впечатлениями. У нас был еще целый вечер, в который мы попросили Колли показать нам кое-что в Лондоне, в частности, Темзу, Тауэр, проехать по Пикадилли и Пэлл-Мэлл. Выполнив все это, мы вспомнили о греческих шампиньонах и часам к восьми с удовольствием вернулись в гостиницу, отпустив Колли.

На следующий день нам предстояла встреча с членами Королевского общества: я был приглашен на официальное заседание. Заседание это проходило в клубе Королевского общества. В зале нижнего этажа на президентском месте сидел лорд Эдриан. Он приветствовал меня и посадил близко от председательского места. Я хорошо рассмотрел атрибуты президента и, в частности, старинный тяжелый деревянный молот, служащий ему для объявления заседания открытым или закрытым. Когда лорд Эдриан счел момент подходящим, он пустил молоток в дело и объявил заседание Королевского общества открытым. Он объявил также, что сегодня будет рассказывать о своем последнем путешествии исследователь-географ такой-то (имя я забыл), который редко живет в Лондоне, а больше путешествует.

После этого председатель представил меня собранию. Еще до этого заседания Тодд сказал мне, что в таких случаях принято сообщать о каком-либо последнем открытии, выполненном представляемым ученым. Я это запомнил, попросил у председателя слова и рассказал о моем последнем открытии — о дифенилбромониевых и дифенилхлорониевых солях, которые мы получали так-то, а свойства их такие-то. Все мое выступление с переводом заняло 5-10 минут. Потом я ответил на вопросы.

На следующий день была намечена наша с В.А. Каргиным поездка в лабораторию J.C.J., что должно было занять большую часть дня, а через день утром на заседании Королевского общества я должен выступить с докладом, посвященным химии ферроцена.

Лаборатория J.C.J. оказалась вне Лондона. Нас встретил представитель администрации. В просторном лабораторном помещении нам продемонстрировали полимеризацию бутадиена в бутылке посредством смеси алкил натрия и алкоголята натрия с выдуванием из бутылки каучукового пузыря. Этот опыт и я показывал затем на своих лекциях в МГУ. Далее следовала демонстрация разнообразной переработки полимеров, в том числе совершенно аналогичная стеклодувной с размягчением на пламени и раздуванием, спайкой и т. п. Это было, по крайней мере для меня, неожиданно и казалось очень изящным. Сильное впечатление произвела и сварка пластмасс. Все это мы наблюдали на разных материалах и в разных масштабах. Как только мы собрались уезжать, нас почти насильно оставили на ленч, и пришлось уезжать, довольно сильно задержавшись. На ленче я спросил руководителей научной работы J.C.J., скоро ли, по их мнению, синтетическое волокно вытеснит шерсть. Меня поразил их ответ «никогда». Так он не соответствовал моему пониманию дела. Я считал и считаю, что это произойдет еще в текущем столетии.

В Лондон мы вернулись при вечернем освещении. Мне надо было приготовиться к завтрашнему докладу. Я должен был еще раз вслух прочесть французский текст. Доклад был о моих (и моих сотрудников) работах по ферроцену. Это вещество было открыто в 1951 г. в Шеффилде Посоном [373], и с тех пор началось интенсивное исследование этого соединения во многих странах. Вудворд [374], Розенблюм и Уилкинсон [375] установили посредством рентгеноструктурного анализа необыкновенную сэндвичеобразную структуру этого металлоорганического соединения железа, они же обнаружили первую реакцию ферроцена как новой ароматической системы — ацилирование по Фриделю — Крафтсу. Я нашел целую серию других ароматических реакций ферроцена, а также показал возможность введения в ферроцен ртути и лития, что в свою очередь необычайно расширило возможности превращений ферроцена. Все это и кое-что еще я и собирался доложить завтра.