Совет знаменосцев - Яковлев Юрий Яковлевич. Страница 7

Такого оборота дела Володя не ожидал. «Выходит, если наше знамя действительно пропадет, — думал он, — то нашу дружину расформируют? „Расформируют“ — слово какое-то холодное и чужое».

Володе стало не по себе. Но солдат Володя заметил это и поторопился успокоить его:

— Ты думаешь, красное знамя пропало? Ну нет, брат! А дело было вот как…

И солдат продолжал свой рассказ.

…Теперь все трое защитников знамени отдали свою жизнь в неравном бою. Но даже мертвым старший политрук Барбашев продолжал прижимать знамя к груди и, казалось, не было такой силы, которая могла бы вырвать у него из рук боевую святыню.

Фашисты, расстреляв советских воинов, не пожелали рисковать завязнуть в болоте и, развернув свои бронетранспортеры, вернулись в деревню, проклиная трех воинов, доставивших им столько беспокойства.

Смерть сразила последнего знаменосца. Она сняла последнего часового с поста номер один.

Но пост у знамени — бессменный пост!

И смена пришла. Она пришла ночью без начальника караула, без разводящего. Не пришла, а прокралась под носом у врага.

Очевидцами неравного боя были не только враги. Все, что произошло на болоте, видел старый солдат бывшего 301-го Бобруйского пехотного полка, царской армии кавалер георгиевского креста колхозник Дмитрий Тяпин. Бывший солдат прокрался ночью на болото, чтобы предать земле прах павших героев, и у одного из них, со шпалой старшего политрука на петлицах, обнаружил знамя. Оно лежало в вещевом мешке на груди мертвого знаменосца.

Старый солдат смекнул, что неожиданно в его руках оказалась судьба дивизии. Спасет он это знамя, сбережет его — дивизия будет существовать, не выполнит своего священного долга, не сохранит знамя — не будет славной дивизии.

И в эту ночь, приняв знамя из холодных рук мертвого знаменосца, старый колхозник Дмитрий Тяпин стал часовым. Теперь он уже был не хозяин самому себе. И, пока бьется сердце, он не имеет права покинуть свой пост до прихода смены.

Тяпин хорошо понимал, что, если враги пронюхают, что он не просто старик, а часовой поста номер один, что он охраняет Боевое Красное Знамя, — его повесят. Но покинуть пост он уже не мог.

Старик старательно завернул свою находку в брезентовую плащ-палатку и до рассвета зарыл ее глубоко в землю.

Так среди вражеских частей возник пост номер один советской части.

Прошел год, другой. Начинался третий.

Наконец старому солдату пришла смена.

Она явилась с грохотом разрывов, со скрежетом танков, с грозным и родным солдатским «ура». Она появилась с лавиной наших наступающих войск, освободивших село Анютино.

И тогда в штаб явился Дмитрий Тяпин. Он встал навытяжку, приложил, как положено, руку к козырьку и доложил полковнику Петрову:

— Товарищ полковник, я, солдат бывшего 301-го Бобруйского полка Дмитрий Тяпин, спас знамя дивизии и хочу передать его командованию.

Тяпин привел воинов на то место, где было зарыто знамя. Он взял лопату и начал копать. Он копал молча. И все окружавшие его воины тоже молчали. Время от времени он останавливался, выпрямлялся и вытирал рукавом пот со лба. Потом снова брался за лопату, снова копал. И, хотя старику было нелегко орудовать лопатой, никто не предложил ему помощь: все понимали — он сам хочет исполнить свой долг.

Когда лопата уткнулась в сырую, побуревшую плащ-палатку, Тяпин нагнулся, пошарил рукой в ямке и извлек оттуда сверток. Он развернул плащ-палатку, развязал вещевой мешок. Потом он неторопливо достал оттуда алое полотнище и высоко поднял его над головой. И оно захлопало на ветру, затрепетало, как живое пламя.

На пост номер один заступил новый боец.

А по всем фронтам разнеслись слова приказа: «За сохранение Боевого Знамени старейшего соединения Красной Армии патриота Советской Родины Дмитрия Тяпина зачислить в списки одной из частей соединения и представить к награждению орденом Красного Знамени».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Поезд прибывал в Москву на рассвете.

Пока пассажиры — временные обитатели вагона — складывали свои пожитки, Володя Бубенец встал на свой пост к окну. Он прижался к холодному стеклу лбом, желая получше рассмотреть Москву.

В это время за его спиной появился солдат Володя. Он положил руку на плечо мальчику и спросил:

— А тебя кто встречать будет?

— Дядя Митя! — уверенно ответил Володя-школьник Володе-солдату.

— А ты с ним знаком?

— По фотографии. Он высокий, худой, у него маленькая бородка. Мама говорит, что эта бородка у него с войны осталась.

— Понятно, — сказал солдат, — раз бородка, значит, ты его сразу заметишь.

Когда поезд наконец остановился у, перрона долгожданной станции Москва, Володя, подхватив чемоданчик, бросился было к выходу с намерением найти человека с маленькой бородкой, оставшейся с войны. Но в ту же минуту человек с бородкой неожиданно сам вырос на пороге купе.

— Дядя Митя!

— Владимир?

Дядя и племянник, впервые увидевшие друг друга, неловко обнялись и направились к выходу. Володя так заторопился, что даже забыл попрощаться со своим дорожным товарищем. А солдат Володя не то с улыбкой, не то укоризненно сказал ему вслед:

— До свиданья, тезка!

— До свиданья! — отозвался Володя.

Он хотел еще что-то сказать солдату Володе, но пассажиры уже подхватили его и дядю Митю и стали теснить их к выходу…

Когда в городе много снега, на улицах становится тише. Словно кто-то повернул невидимый регулятор громкости. Шаги не звенят по камням — их смягчает снег. Машины по снегу идут мягче и тише. И даже голоса тонут в белых сугробах, которые не успела подобрать снегоочистительная машина с двумя стальными руками, прозванная московскими ребятами «давай-давай».

Каждое утро, когда дядя Митя уходил на работу, Володя шел его провожать. А потом начиналось нескончаемое путешествие по Москве.

Кремль. Университет на Ленинских горах. Метро. Планетарий. Володе не хватало дня. Он спешил. Он все хотел успеть. Вечером он возвращался домой такой усталый, что, едва приклонив голову, мгновенно засыпал.

Однажды Володя не торопясь шел по улице и глядел по сторонам. Он рассматривал незнакомые дома с таким вниманием, как будто хотел с каждым из них познакомиться лично и даже заговорить.

И вдруг Володя увидел приземистого паренька в аккуратно завязанной под подбородком ушанке. Ничего в этом пареньке не было приметного, и Володя наверняка не обратил бы на него никакого внимания, если бы он не нес на плече свернутое знамя.

Увидев знамя, Володя замедлил шаги. «Знамя небольшое, пионерское. Совсем как мое?» — невольно подумал он.

Но как могло знамя Володиной дружины очутиться в Москве?! Не совершило же оно одновременно с Володей такое большое неожиданное путешествие. Володя понимал это. И все же его потянуло к знамени. И, когда незнакомый паренек со знаменем поравнялся с ним, Володя загородил ему дорогу.

— Слушай, — заговорил он. — Слушай… что у тебя за знамя?

— Обыкновенное, — ответил незнакомый парнишка и с расстановкой добавил: — Пионерское.

— Пионерское, — повторил Володя и протянул руку к знамени.

— Но-но! — строго сказал парнишка и свободной рукой преградил Володе путь к знамени.

Голос его звучал так твердо, что Володя сразу понял: с таким шутки плохи. Тогда Володя, которого вдруг потянуло к знамени, более сдержанно попросил:

— Покажи!