Безрассудная леди - Хингстон Сэнди. Страница 32

Он отпустил ее так неожиданно, что Татьяна, пошатнувшись, вынуждена была ухватиться за косяк двери.

— Заставлять тебя! Скажи мне откровенно — ты не любишь меня? Если это правда, я никогда больше не прикоснусь к тебе.

— Я… — Она не находила слов. И куда подевалась ее хваленая сила воли?

Лукас улыбнулся:

— Разве я не предупреждал тебя однажды, что не следует бросать вызов человеку, которому нечего терять? — Он развязал поясок на ее пеньюаре. Ночная сорочка из тончайшей хлопчатобумажной ткани, отделанная кружевом, не скрывала розовых сосков. С непостижимым терпением Лукас расстегнул одну за другой крошечные костяные пуговки, потом склонил голову и прикоснулся губами к ее груди.

Татьяна тихо охнула, испытав ощущения, от которых голова ее закружилась сильнее, чем от шампанского.

Лукас нетерпеливо обласкал языком сначала один розовый сосок, потом другой. И девушка чуть не потеряла сознание от удовольствия.

— Ты пахнешь розами.

— Это мыло, которое мне дала миссис Смитерс, — честно сообщила она.

— Нет, это ты. — Он приподнял ладонями нежные округлости грудей, пощипывая соски кончиками пальцев. Раздвинув языком ее губы, он проник внутрь, исследуя, пробуя внутреннюю поверхность, вторгаясь глубже и вновь отступая, повторяя языком движения своих бедер. Татьяна подчинилась его натиску, прижалась к нему всем телом, не думая больше о том, кто она и кто он. Лукас однажды сказал ей, что она предназначена для чего-то большего. Теперь она знала, что предназначена для него.

Ухватившись за подол, Лукас стянул с нее ночную сорочку и застыл в изумлении, любуясь великолепием ее обнаженного тела. Он так долго смотрел на нее, что она почувствовала смущение и ей захотелось чем-нибудь прикрыть наготу, но он решительно сбросил с нее простыню, и его пальцы заскользили вверх по икрам, по бедрам, поднялись еще выше, пока он не накрыл ладонью треугольничек белокурых волос внизу живота.

— Кудряшки, — удивленно прошептал Лукас.

— Это единственное место, где вьются волосы.

— Мне нравятся кудряшки. — Он наклонился и прижался к ним губами; потом, подложив ладони под ее ягодицы, приподнял ее и крепко прижался к ней лицом, прикасаясь языком к самому сокровенному месту.

— Милорд, — задыхаясь прошептала Татьяна.

— Никогда больше не называй меня так! — Его голова на секунду приподнялась.

— Хорошо, Лукас… но ты находишься в более выгодном положении по сравнению со мной. — Он вопросительно поднял брови. — Я имею в виду…

— Ах, это? — Он торопливо сорвал с себя одежду. — Так лучше?

Она не знала, что ответить. Его орудие любви гордо возвышалось перед ее глазами. Она робко прикоснулась пальцем к его гладкой, округлой головке и тут же почувствовала, как содрогнулось тело Лукаса.

— Я не сделала тебе больно?

— Боже милосердный! Сделай так же еще разок!

Успокоенная, она обхватила ладонью символ его мужественности, и Лукас вздрогнул, как вздрагивал обычно Бел-лерофон, когда она почесывала его за ухом. При этой мысли Татьяна фыркнула.

— Чему ты смеешься?

— Оказывается, мужчины похожи на собак…

— Животные. Все мы одинаковы. — Его пальцы тем временем поглаживали кудрявый треугольник, отыскивая горячее, влажное средоточие ее женственности.

— Лукас! Любовь моя… — Татьяна раздвинула колени, и его член оказался внутри ее тела. Она судорожно глотнула воздух. Он был такой огромный, такой мощный!

Вторгшись в ее тело, Лукас помедлил в нерешительности, и она прижалась к нему, желая раствориться в нем, стать с ним одним целым.

— О, дорогая, видит Бог, я не могу больше сдерживать себя!

Но Татьяна этого и не хотела. Что бы ни означал этот танец, который он исполнял в безумном ритме, она была намерена позволить ему станцевать его до конца. Его броски внутрь ее тела участились и стали глубже, и она вдруг почувствовала ответную реакцию своего тела, горячую волну желания, захлестнувшую все ее существо.

— Лукас, — с трудом переводя дыхание, шепнула она, — что это?

Он на мгновение остановился, с гордостью глядя на нее сверху вниз.

— Любовь. Настоящая любовь… — Пробормотав эти слова, он снова опустился на нее и еще ускорил темп, пока ей не показалось, что сама душа ее взмыла выше, чем фейерверки на празднике у принца-регента.

Потом они вместе вернулись на землю. Татьяна долго лежала не двигаясь, прислушиваясь к тяжелому дыханию Лукаса, с радостью ощущая на себе вес его тела. Ее вдруг охватил страх: что с ним? Почему он лежит без движения? Господи, наверное, она его окончательно доконала! О чем только она думала?

Он застонал, подтвердив ее опасения.

— Хочешь, я дам тебе кларета? — прошептала она.

Лукас вдруг рассмеялся.

— Силы небесные! А что в ответ я должен дать тебе? Хочешь все королевские регалии?

Несколько успокоившись, она провела пальчиком по его небритой щеке.

— Я испугалась, что окончательно убила тебя.

— Так оно и есть. Но не сомневайся, я быстро оживу снова. — Он перекатился на спину и лег на подушки.

— И все же мне кажется, что немного кларета… — Потянувшись к столу, Татьяна хотела взять бокал, но Лукас в это время протянул руку к ее щеке и нечаянно опрокинул бокал. Вино, выплеснувшись, расплылось пятном на белой простыне.

Татьяна поднялась на колени и стала промокать пятно подолом ночной сорочки.

— Ах, какая я неуклюжая — испортила твою постель!

— Вернее было бы сказать: ты ее освятила. — Лукас приподнялся и, спустив ноги с кровати, сел. Татьяна, замерла, заметив еще одно красное пятно.

— Это не кларет, — прошептала она.

Он взглянул туда, куда указывала она, и по его лицу расплылась удовлетворенная улыбка.

— Нет, это не кларет. Это символ твоей девственности.

— Моей… — Она покраснела. — Но ведь так оно и должно быть. Ты как будто удивлен?

Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Я не удивлен, любовь моя, я обрадован. Ты ведь была помолвлена с Петром…

— Ну да, и обнималась с ним под соснами!

— Для меня это не имеет значения. Никакого.

За закрытой дверью раздался унылый вой Беллерофона.

— Бедняга, — пробормотал Лукас, целуя Татьяну. — Я непременно должен найти ему подружку.

— Может быть, одного из спаниелей твоей матушки?

— О нет. Подружка должна быть той же породы. — Он почувствовал, как напряглась Татьяна. — Полно, как ты можешь! После всего, что было между нами… — Его слова снова прервал вой под дверью. — Пропади пропадом этот пес! Где черти носят Смитерса, почему он не уведет его отсюда?

— Я сама. — Татьяна потянулась за своим пеньюаром.

— Оставайся на месте. Это все же мой пес, хотя ты, кажется, считаешь его своим.

Когда Лукас встал с кровати, Татьяна заметила, что он уже полностью восстановил свою мужскую мощь. Она лежала на спине, заложив руки за голову, и думала, что он прав. После всего, что произошло между ними, ей больше нечего опасаться.

Лукас открыл дверь, и Беллерофон немедленно ворвался в комнату. Подпрыгнув, он в диком восторге лизнул хозяина в лицо, а потом вскочил на кровать. Татьяна фыркнула, но, заметив чью-то тень в коридоре, снова потянулась за пеньюаром.

— Имею четь оповестить вас о прибытии ее светлости вдовствующей графини, — послышался предельно почтительный голос Смитерса. — Может быть, вам будет удобнее, милорд, увидеться с ней немного позже?

Глава 23

— Черт побери! — выругался Лукас, хватая свой халат.

— Сынок, дорогой! — Графиня, отстранив рукой дворецкого, появилась на пороге комнаты. — Я выехала немедленно, как только услышала о происшедшем. Еще никогда в жизни мне не было так страшно! Мой бедный дорогой мальчик, я боялась не застать тебя в живых!

— Ну, полно, полно, мама, — приговаривал Лукас, пытаясь вытеснить ее за дверь, пока Далси не заметила, что он не один. Какое счастье, подумала Татьяна, получив наконец возможность надеть пеньюар. Может быть, ей каким-то чудом удастся проскользнуть мимо них незамеченной и куда-нибудь спрятаться?