Скандальная мумия - Хиршфельд Корсон. Страница 54

Шики тронул счастливый талисман в кармане с безмолвной молитвой, чтобы упаковали все его туалетные принадлежности. Его волновал не деликатный шампунь из «Кабул вандерленд», не французское мыло или шапочка для душа, не зубная щетка, зубная нить, паста, бритва, пена для бритья, стареющая головная щетка или аспирин, а пятикаратовое бриллиантовое кольцо, утопленное во флаконе крема для кожи с витамином Е. Кольцо Риты Рей. Кольцо, которое он купил на первый роковой заем от Тадеуша Траута. Которое он, улетая в Вегас, подменил на отличную циркониевую копию. Отплатил Рите Рей за то, что продала его лучшего друга в этом мире, малыша Гудини, четырехфунтового йоркширского терьера, – продала какой-то чужой тетке на улице Гатлинбурга.

Гудини. Друг куда лучше Фенстера, который родному брату подсыпал наркотик изнасилования на свидании. Выйдя из тюрьмы, Фенстер сразу позвонил Шики в Гатлинбург накануне отлета в Вегас. Шики неохотно согласился выслушать про мошенничество в Лос-Анджелесе – «шанс, который бывает один раз в жизни»: Фенстер продавал липовые кладбищенские участки нелегальным иммигрантам. Основная идея: «Смотрите, что вы получаете» – и документ на участок с надписью мелким шрифтом на юридическом жаргоне: «Лица, похороненные в США, получают гражданство автоматически».

– Загляни по дороге в Вегас, – сказал Шики, размягченный новым займом Тадеуша Траута. – Выпьем в «Мираже», посмотрим «шоу белых тигров», и если я смогу на тебя поставить, то поставлю.

Когда братья обняли друг друга в баре «Миража», собственная ставка Шики, как и его оптимизм, были сильно уже потрепаны. После первой же рюмки Фенстер предложил, чтобы наплевать на кошачье шоу и позвонить двум классным девочкам по вызову. Ключевым моментом плана было то, что Фенстер называл «по-настоящему крепкой дурью» – настолько крепкой, что можно будет с девушками поразвлечься, потом выкинуть их, а они «не вспомнят, как маму зовут», а не то что с кем и где они были и заплатили ли им.

– Без меня, – ответил Шики, как всегда отвечал на планы Фенстера, не зная еще, что «по-настоящему крепкая дурь» окажется в шампанском на столе предоставленного Шики номера в «Кабул вандерленд».

Шики собирался вовремя смыться от брата ради покера в «Цезаре» – последнего удара, избавляющего от финансовой зависимости от Траута. Но после нескольких рюмок он расхвастался о своем бесплатном номере, удаче и о выгодности своей церкви в Теннесси. Увидев жадный блеск в глазах Фенстера и его протянутую ладонь, Шики сдал назад, начал жаловаться на бедность и наконец дал брату пятьсот долларов. Фенстер в благодарность запустил ему в голову миску орехов с барной стойки, оставив Шики шишку на лбу и билеты на Зигфрида и Роя в кармане рубашки.

Последний раз Шики видел своего брата в тот роковой момент перед отключкой на плюшевом ковре своего номера.

Сейчас он смотрел, как тает в пустынном тумане международный аэропорт Мак-Каррана. Когда прозвучал звоночек, разрешающий включать электронику, он взял со спинки сиденья телефон и позвонил матери.

Обычно он звонил маме на ее день рождения и на Рождество, ни разу не пропустив. День рождения был уже два дня назад. Мамочка Дун бывала женщиной суровой и упущенные сроки могла так же не простить, как Тадеуш Траут, так что Шики уже ожидал тяжелой нотации сиплым голосом. Но позвонить все равно надо было. Не только поздравить с днем рождения, но еще выйти на след Фенстера – засранца этого, который брату подсыпал наркотик и обчистил – бумажник, «ролекс», остаток денег, бриллиантовое кольцо, билет на самолет и почти всю одежду.

Кредитной карты не было, Шики позвонил за счет абонента.

Первое слово из уст матери было такое:

– За мой счет?

– Прости, ма, – сказал Шики и, пока оператор не успел прервать, добавил: – С днем рождения тебя.

Она повесила трубку.

В Атланту самолет прилетел с получасовым опозданием – Шики едва успел пересесть на Ноксвиль. Приземлившись в Теннесси, он поспешил за багажом – проверить, запаковали ли крем для кожи.

Сумку он открыл на пеленальном столике в первом же попавшемся туалете, быстро перебрал содержимое.

В «Кабул вандерленде» флакон все-таки уложили. Кольцо было на месте. Шики Дун произнес короткую молитву за святого покровителя путешественников, хозяина гостиницы, и поволок свой чемодан в газетный киоск за мелочью, а оттуда – к платному телефону – узнать, может ли он выпросить еще время у Тадеуша Траута. Он попросил оператора соединить его с «Грейт-Смоки фудз». Ожидая соединения, он репетировал фразу: «У меня сейчас столько нет, но давайте я отдам частями?»

Ответил писклявый голос – мальчишка какой-то. Шики прокашлялся:

– Не соедините меня с мистером Траутом?

– Может, и соединю. Это кто?

– Шики Дун.

– Понимаю.

Очевидно, мальчишка прикрыл микрофон рукой, потому что Шики услышал приглушенный голос: «Па, это кто-то звонит насчет Дуна», – а потом далекий, но вполне узнаваемый голос Тадеуша Траута: «Это Молот»?

У Шики перехватило дыхание. Молот. Наемный убийца, о котором Траут его предупреждал, когда он брал вторую ссуду. Эта жаба уже заказала его!

«Откуда я знаю? – сказал мальчишка отцу. – Мне спросить?»

«Нет-нет. Дай мне трубку».

Шики услышал более ясный, хотя и нерешительный голос:

– Молот?

Шики сумел прохрипеть:

– Нет.

– А кто? Вы из музея?

– Я… я… – Шики почувствовал, что заикается.

– Говорите прямо. Если вы добыли тело Дуна, я вам плачу за него пять штук.

Шики повесил трубку и привалился к кабине, вцепившись руками себе в лицо. И что теперь? Быстро забежать в «Маяк» за скромной припасенной заначкой, попрощаться с некоторыми из любимых «светляков», а потом… Мексика? Подумав о своем невезении, он вспомнил женщину, которая запустила этот черный шар. Мамочка. День рождения. Два дня тому назад.

Он запихнул в телефон порцию монет:

– Ma?

– На этот раз ты хотя бы сам за разговор платишь.

Он не успел ответить, как лед в ее голосе растаял:

– Слава богу, что ты все еще жив.

– Он до меня еще не добрался, – сказал Шики, имея в виду Молота. Но откуда она могла про это знать? Траут пытался ее трясти? Мамочку? Крыса он подлая.

– Кто «он»? – спросила она.

Вопрос смутил Шики, и потому он не ответил. Факт тот, что во всей Калифорнии одна Рита Рей знала, что у Шики есть мать, а Шики не мог себе представить, чтобы Рита Рей сказала об этом Трауту, даже если он на нее нажал, пытаясь вернуть долг.

– …я до смерти переволновалась, – говорила мамочка, – когда тут во всех газетах, по телевизору говорят, что ты был Вознесен и найден мертвым в пещере – да как ты смел меня заставить такое переживать?! Я звонила, тебя не нашла. Ты не перезвонил. Вижу я, что ты меня в могилу свести хочешь…

– Я? Вознесен? Мертвым?

– Эти твои «светляки» говорят, что мумия – это ты.

– Мумия?

– Я видела фотографию, и она куда больше похожа на тебя, чем твой гламурный портрет. Слава богу, что они ошиб…

– Когда это было, мама?

– Вчера. Ты газет не читаешь? Телевизор не смотришь? Где ты вообще? Эта твоя жуликоватая жена, охотница до денег, тоже звонила, тебя искала. Наверное, деньги ей нужны на украшения. Если бы ты тогда меня послушал…

– Мам, хватит…

– Рита Рей Дивер! Ха! Я тебе точно скажу, что никакая она

не нефтяная вдова.

– Мам, Фенстер последние дни не проявлялся?

– Ну ты и брат! Как ты мог забыть, что Фенстер снова в каталажке? Он звонит первого числа каждого месяца – не то что другой мой сын, который, хотя и на свободе, даже в мой день рождения забывает поздравить.

– Фенстера выпустили, ма.

– Уже? И он тоже не позвонил? Господи Боже, чем прогневала я Тебя, что Ты проклял меня двумя неблагодарными сыновьями?

Шики показалось, что он слышит скрежет зубов. Потом мама сказала:

– Фенстер всегда звонит, когда его выпускают. Ему было сидеть еще три месяца. Ты уверен…

Фенстер! Шики вспомнил, как хвастался своими гатлинбургскими доходами, шикарным домом. Фенстер украл у него билет на самолет и все остальное. Если Фенстер поехал в Теннесси…