Солнечная ртуть (СИ) - Атэр Александра. Страница 24

Мама о своей родне тоже не распространялась. Просто сказала, что у её никого не было и нет. Ада знала, что это ложь: сироты такими не вырастают. Но прощала обман, надеясь, что со временем всё прояснится.

Какая ирония: вот мама хотела именно девочку, её и получила. Она неизменно получала желаемое. До поры до времени эта молодая женщина растила дочку как диковинный цветок. Аде разрешали любой каприз. Если бы девочка вздумала прогуляться среди ночи, то ей бы всучили фонарик. Ребёнок воспринимал мать как подружку. Ни опеки, ни особой заботы — как здорово! Зато Ада твёрдо верила в то, что они на одной стороне. Она даже подумать не могла, что когда-нибудь усомнится в этом.

Вот игрушка. Вот компьютер. Вот мороженое на завтрак, обед или ужин. Но если хочешь, мы закажем тебе пиццу.

Мать называла её принцессой.

Женщина никогда не обнимала дочь. Но время от времени заполняла её голову серьёзными, отрывочными сведениями. В школе Аду будут называть умной девочкой и ставить тройки за то, что зная сложные вещи, она не понимает азов.

С мамой было весело, правда она могла исчезнуть на неделю или две без предупреждения. Утром встанешь — а она упорхнула как бабочка. Если у матери не было настроения, она давала дочери деньги и отправляла восвояси, настрого запрещая себя беспокоить.

Да, деньги. Любые.

А иногда просто забывала о ней. Несколько дней к ряду Ада шлялась по дворам, прогуливая уроки. Или шаталась по квартире, перебиваясь случайно найденной едой, пока кто-нибудь из родителей не спотыкался об неё.

"А! Это ты? Ты здесь была весь день?.. А вчера?"

Стоит ли придавать значение маленьким сбоям семейной жизни? На таких родителей грех жаловаться: не лупили, не морили голодом, покупали сладости и красивую одежду, пока Ада добровольно не стала ходить в обносках. Она знала ровесников, родители которых пили не просыхая и обустроили в доме вонючий притон. Видела синяки на озлобленных детских лицах. Был также опыт общения с детдомовцами, о чём она будет помнить всю жизнь.

Но чем старше становилась девочка, тем больше разрасталась брешь в её душе. Видимое благополучие уже, как говорится, не вывозило. В горло клыками впивалось одиночество.

Каковы шансы отпустить эти воспоминания? Может попробовать поговорить с кем-то из родителей сейчас, вытащить из них всю правду: почему всё сложилось именно так?

У Ады ломило плечи и немели икры. О, прямо сейчас, под потолком, она определённо не могла ничего предпринять.

Лишённая какого-либо домашнего воспитания, на школьной скамье девочка поняла, как слабы её социальные навыки. Другие дети просекли это сразу. В последующих учебных заведениях Ада отчасти сломает психологический барьер. Но первая школа навсегда отпечаталась в её сердце пинками и оскорблениями. Конечно, второклассница ничего не говорила ни учителям, ни родителям. Конечно, она ничего не могла тут поделать.

Когда стукнуло четырнадцать, наступил золотой век. Ада стала ощущать свободу от комплексов и обид. Наконец-то сформировался первый круг общения среди ровесников. И ещё она стремительно превращалась в довольно симпатичную девушку. Это был уже не ребёнок. А подросток — веселее и злее.

Однажды мама захотела её расчесать. Вот пришла ей почему-то эта блажь. У Ады были густые, роскошные волосы. Женщина аккуратно разделяла пряди расчёской и скептически смотрела на голову дочери. Та было подумала, что дело в неровном проборе, но оказалось, совершенно в другом. «У тебя красивые волосы, очень жаль, что они такие тёмные. Были бы хоть рыжими. Ты первая темноволосая девочка в нашем роду… Ну что ж, хотя бы достаточно длинные». На следующий день Ада обкорнала свои кудри кухонными ножницами. Ей понравилось: так она больше походила на мальчишку, но отец, вопреки ожиданиям, не оценил. Девушку ожесточило это. С тех пор она больше не отпускала косы и стриглась исключительно сама.

Всё это было ничто по сравнению с неожиданной переменой в поведении мамы. Никогда — ни до, ни после, — она не была так нежна и внимательна. Мать казалась почти заботливой. Именно тогда она подарила книгу со сказками про драконов. Не просто ничего не значащая безделушка, а подарок от чистого сердца.

Тем удивительнее был её скорый уход из семьи.

Отец тоже ничего не понял. Жена сказала ему, что должна оставить их на пару лет. "Так надо". Потрепала дочь по стриженой макушке и пошла собирать чемодан. Вот и всё объяснение. Комплексы вернулись к девочке в удвоенном количестве.

Итак, она исчезла. За семь лет Ада научилась относиться к этому как к одному из снов, которыми страдала. В основном они были о матери: совсем маленькой, Ада теряется в большом городе и пытается её найти. Догоняет людей, но когда те оборачиваются, оказываются незнакомцами. В своих снах она ходила босиком, в ночной рубашке по ночному мегаполису. Заглядывала в подворотни и дворы, но никого не находила там. Лишь иногда в просвете между серыми стенами виднелись шпили и купола, озарённые солнцем. Ада знала, что мама находится там, но даже приблизиться к этому месту у неё не получалось.

Свои сны она ненавидела. И ничего не могла с этим поделать.

Мать была недосягаемой мечтой. Казалась высшим существом, невзирая на всю боль, которую принесла своим уходом. Все недостатки этой женщины издали казались украшением обыденной жизни. Изюминкой. Привычка баловать дочь и забывать о ней, потребность в любом месте находиться на привилегированном положении. Для неё так естественно было приковывать взгляды и очаровывать беседой. Она отличалась удивительной красотой: золотисто-русые волосы, голубые глаза, тонкие бледные губы и фигура модели. Это сочеталось с необыкновенной физической силой: своими хрупкими руками мама легко открывала для Ады тюбики засохшей краски, с чем даже отец еле-еле справлялся.

Он называл жену легкомысленной, и это вполне справедливо. Человек, которому всё так легко даётся, может ли быть серьёзным? Не дело, если кто-то никогда не сомневается в своём праве и в своей правоте. Часто мать уносилась мыслями в далёкие края. Кто бы знал, что она там видела. Отец говорил, что Ада на неё похожа, подразумевая, что и она витает в своих мрачных облаках. И отворачивался, поджимая губы.

Женщина вернулась как ни в чём ни бывало, спустя почти десятилетие. Богатая, и знаменитая в кругу фотографов и интернет-журналов, сразу пригласила дочь к себе в просторную квартиру. Настоящий, мать его, пентхаус. Ада не отреагировала. Отсиживалась молча несколько месяцев, даже не заикалась отцу. Хотя он знал и так. Потом изволила явиться на встречу, потому что просто не могла иначе. И первое, что Аду поразило — молодость матери. Она осталась абсолютно такой же, какой была семь лет назад. Маме шёл сорок первый год, но выглядела она на тридцать с небольшим. В темноте — на все двадцать девять. Была вдвойне роскошнее, чем прежде.

Мама, в свою очередь, слегка удивилась тому как вырос её ребёнок, словно ожидала застать четырнадцатилетнего подростка, которого оставляла. Впервые в жизни взяла руку дочери в свою и не отпускала целых две секунды.

После они крупно поскандалили. Зажатая, тихая Ада не подозревала, что умеет так орать.

Дальнейшие действия матери были либо закидоном творческого человека, либо своего рода извинением. Она предложила квартиру и кредитку. Все эти годы Ада никуда не путешествовала и жила сначала за счёт отца, а потом на смехотворную стипендию. Ну и… снова за счёт отца. Подачки ей были не нужны, во всяком случае, именно это она тогда заявила. Теперь, спустя год, девушка считала свою гордость если не глупой, то уж точно бессмысленной, но всё ещё не решилась принять щедрое предложение. Да, неплохо жить в своём собственном доме. С другой стороны, жить с отцом — то же, что самостоятельно. По какой-то причине ей не хотелось его бросать. Возможно это был страх абсолютного и окончательного одиночества.

Эйфория грозила потерей сознания. Кофта сползла, оставив кожу незащищённой для верёвок, и костлявая ключица заныла. Это было неприятно. Но ещё не достаточно, чтобы потребовать вернуть себе свободу движений, а вместе с ними и чувство тревоги. Нервная лихорадка, беспокойная совесть: что если она могла что-то предпринять? Попытаться понять хотя бы по прошествии стольких лет?