Записки сотрудницы Смерша - Зиберова Анна Кузьминична. Страница 39

Были ли другие задания, переданные по телефону, я не помню, потому что за время работы в этом отделе я так много их переделала, что и не счесть. Нас с Жегуловым быстро включили в обычный ритм работы.

Лет десять тому назад в Совете ветеранов военной контрразведки ФСБ России выступал лектор, преподаватель Академии ФСБ, кандидат исторических наук, генерал (фамилию не помню). Он рассказывал о Великой Отечественной войне и очень плохо отозвался об Абакумове. По окончании лекции тогдашний председатель Совета ветеранов генерал-лейтенант А.И. Матвеев, ныне покойный, обратился к нам, слушателям, есть ли вопросы. Я выступила, высказала свое мнение об Абакумове, его работе с нашим 10-м отделом, об отношении к сотрудникам и в заключение сказала, что это умный и честный человек, патриот Родины. Лектор, прервав меня, заявил, что он рассказывал не только об участии Абакумова в войне, но и о его работе как министра.

На этом и закончилось. Все пошли к выходу, а мне ветераны Смерша (один из них — генерал Михаил Михайлович Зимбулатов) пожимали руки и благодарили за выступление. Я спросила одного генерала, который работал при Абакумове, почему он промолчал, и тот ответил: «Зачем поднимать то, что уже прошло?» В 1990-е годы очень ругали чекистов и Абакумова, и честно скажу, что у меня тогда ко многим присутствовавшим на лекции изменилось отношение. Я задумалась, почему они не выступили в защиту Виктора Семеновича. К слову, когда в 2006 году по телевидению прошел сериал «В круге первом» по роману Солженицына, то министра Абакумова в нем сыграл актер театра имени Маяковского Роман Мадянов. Потом у него спросили, пожал бы он руку Абакумову, на что артист ответил: «Сейчас бы пожал, особенно после тех пыток, которые он перенес и смог сохранить человеческое достоинство. Набрался мужества написать письмо, чтобы пожалели его сына, жену». Из документов тех лет, которые прочитал Мадянов, он узнал, что Абакумов не поощрял физическое воздействие на допросах.

Наши ветераны, женщины, работавшие в секретариате при Абакумове, до сих пор вспоминают о нем с глубоким уважением, жалеют его жену, Антонину Николаевну, также работавшую в секретариате (на приказах) МГБ СССР, и их четырехмесячного сына, которых на второй день после ареста Абакумова заключили в Сретенскую тюрьму МВД. Они провели там два года и восемь месяцев, вышли на свободу 9 марта 1954 года. Чекисты, работавшие в то время в тюрьме, покупали на рынке коровье молоко и кормили малыша, сына Абакумова. Потом следственное дело на жену прекратили за отсутствием в ее действиях состава преступления и десять месяцев ее не трогали, а 26 января 1955 года вызвали в милицию, отобрали паспорт и выдали другой, без права проживания в Москве. Два года спустя ей разрешили вернуться в Москву; сравнительно молодой она умерла от опухоли мозга. Следователи по особо важным делам при Абакумове были арестованы, осуждены и расстреляны.

В 1951 году я вышла замуж за Александра Ивановича Гречанинова, уроженца города Пушкина Ленинградской области. В 1940 году он окончил школу, был призван в армию и направлен на Дальний Восток, в пограничные войска. В начале 1943 года его откомандировали на службу в НКВД в Москву, в контрразведывательную школу, по окончании которой его зачислили в аппарат Главного управления контрразведки Смерш, в наш отдел, где мы и встретились. Это был тихий, очень скромный человек. Наши девчата окружили его со всех сторон, но он ни на кого не обращал внимания, и секретарь отдела Роза Пирожкова даже написала в стенгазету злую заметку «Мужчина-красавец». Но и заметка не подействовала: ни за кем он не ухаживал, никем не интересовался. В 1944 году, когда я овдовела, он по мелочам стал мне помогать: то сумки донесет до метро, то посмотрит за Валерой, когда я приходила с ним на конспиративную квартиру, чтобы подменить дежурного. А я не знала, как от него освободиться, от его опеки, и потому знакомила Александра с другими женщинами. Но ничего хорошего из этого не получилось, и он опять стал ухаживать за мной: бросал мне под ноги цветы, а мужчины отделения над ним посмеивались. Однажды он со своей мамой подкараулил меня по дороге домой (я жила напротив метро «Аэропорт», а он — на Лесной улице у Белорусского вокзала), и Елена Никифоровна, его мама, начала уговаривать выйти за него замуж, иначе он погибнет, так как женщины, с которыми он встречался, ему и ей не нравились.

В то время я начала задумываться об отце для Валерия, так как он, увидев на улице мужчину, бежал за ним со словом «папа». Александр обещал любить Валерика и не обижать, и в конце 1951 года мы поженились, он переехал к нам в тринадцатиметровую комнату. Свадьба была очень скромная, но на мне было шикарное белое платье до пят, присутствовали все мои родственники, друзья детства, друзья с нашей работы, а Леонид Максимович Збра-илов прислал в ЗАГС фотографа из отдела. Первые годы у нас все было хорошо, он с Валерой и на футбол ходил, оба болели за московский «Спартак». Я помогла Александру поступить на контрразведывательный факультет в Высшую школу КГБ. Учился он успешно, домой приходил только вечером. Всегда хвалил меня перед офицерами, которые окружали его, считал меня лучшей из жен.

Некоторые старались восстановить его против меня, как он говорил, из зависти. Так, ребята предложили ему меня проверить. Однажды приходит домой в день зарплаты и говорит: «У меня деньги вытащили из кармана». Меня, конечно, расстроило это известие, так как в то время мы жили от зарплаты до зарплаты, получал он очень мало (в территориальных органах не платили за звание), к тому же мы помогали материально Елене Никифоровне, и семья держалась только на мою зарплату. Но, услышав, что он остался без денег, я посочувствовала, подумала, что это может случиться со всеми, поэтому спокойно ответила, что не стоит горевать, как-нибудь проживем. Получился опять плюс мне.

Затем Александр почти каждое утро после завтрака стал бросать свою чашку на пол, говоря, что чай был холодный и невкусный. Чашка разбивалась, и я в обеденное время шла в магазин покупать новую. Это заметила Мария Ивановна Зарифьян, которая работала со мной в одной комнате, и поинтересовалась, зачем мне нужно так много чашек. Я рассказала, и она посоветовала мне склеить разбитую чашку и подать ему. Так и сделала. Утром, как обычно, Александр взял чашку с чаем, выпил глоток, второй и смотрит на нас с мамой. А мы с ней занимаемся своими делами, не обращая на него внимания. Он без слов допил чай, с того времени чашку не меняли, пока ему не подарили новую на день рождения.

В 1952 году родилась Лена, и Елена Никифоровна в ней души не чаяла. А вот Валера стал ее раздражать, и она начала восстанавливать против него Александра, который легко и быстро попадал под влияние: начались придирки и к Валере, и к моей маме, которая всегда его защищала. Когда я узнала об этом, то пожаловалась Елене Никифоровне. А она, когда была сердита, всегда говорила: «Пся крев!» Она объяснила, что ее сын — человек горячий, в нем польская кровь, поэтому нужно терпеть. Я терпеть не хотела и сказала, что жить с ним не буду. К тому же перед этим я узнала, что он начал мне изменять. Но здесь, конечно, виноват квартирный вопрос: жили мы в маленькой комнатке, справа от двери стояла кровать, где спали мама и Валера, напротив них — Лена в кроватке, а мы с Александром — на диване рядом с Леной. Только повернешься, Лена приподнимается: «Вы что делаете?» Действительно, тут любой мужчина загуляет! Я даже знала его любовниц. Однажды он пригласил одну из них в ресторан, забрав у меня последние деньги, которые я должна была отдать в детскую кухню за молоко для Лены. Это стало последней каплей, и я решила с ним разводиться. Мама просила меня не делать этого, но я была непреклонна. Мы развелись, он уехал на станцию Лобня, в военный городок, где служил, там получил ьсвартиру. Перед этим мы с ним только что купили в кредит немецкий мебельный гарнитур «Ева», разделили его пополам, и каждый стал сам погашать кредит. На прощание мы с Александром расцеловались. Прожили мы с ним три года.