Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 14

– То воевода жаловал?

– Ага. Новый воевода сам без денег сидит. Денежного жалования уже, говорят, здесь с зимы не видали. Это мы соли больше выпарили. Ее и продали. Это не государевы деньги, а наши. Своя казна, сами и дуваним.

– Себе-то сколько взял, – усмехнулся Макар.

– Себя не обидел. По обычаю – десятнику двойная доля. Завтра и раздам.

– Это дело.

На том в тот вечер разговор не закончился. Казаки, поверив, что завтра получат серебро, стали проситься в Якутск или хотя бы на илимский торг съездить. Я решил не отказывать. Но отпустил не всех. Договорились, что поедет половина. Остальные им закажут, что надо. А в следующем месяце поедут другие. На том и порешили.

На солеварне учет вел дядька в чине писца. Его я и прозвал грамотеем, хотя, звали его Егором. Был он не молод, хил. Но дел свое знал. Он ведал доходами и расходами. Все заносилось в особую книгу, точнее на листы, которую затем подшивали в книгу. Понятно, что подворовывал. Но я следил. И если за рамки приличия не выходил, то закрывал на это глаза. Всем жить надо. Вот он и принес мне довольно увесистый мешок с серебром. Я пересчитал. Отложил свою долю. Вышло больше, чем на рубль. Считай, за месяц треть годового денежного жалования получил. Остальное раздал казакам.

На следующий день половина казаков с Макаром за старшего уезжала в Илим. Собирались с шутками и прибаутками, кучей пожеланий от остающихся. Кроме всего прочего, я тоже надавал им поручений. Возникла мысль переделать колесцовый замок в ударный. Такой, который использовался в армиях следующего столетия. Для этого нужен был хороший металл на пружину и кремень определенной твердости. В прошлой жизни такие ружья я уже делал. Правда, там в моем распоряжении была сталь с нужными свойствами и станки. Но попробовать стоило. Все же у колесцового замка с его заводкой ключом и частыми поломками недостатков масса. Сразу после возвращения «командировочных», которые привезли сырье и инструменты, начал переделку.

Совсем не сразу, но у меня вышел вполне приличный вариант ударного механизма. Дольше всего пришлось делать пружины. Они должны быть упругими и крепкими. Да и огниво получилось не вдруг. Но то, что вышло, было совсем недурно. Переделал замки не только у себя, но и у всех казаков из моего десятка. Теперь следи, чтобы порох на полке не намок и не слежался, меняй его. Остальное – не хуже, чем современные образцы.

Работа на солеварнях шла полным ходом. Освободившийся народ я стал отправлять в лес на охоту. Потому и питаться мои люди стали получше. Я же продолжал переделывать все мушкеты, до которых мог дотянуться. Теперь в моем маленьком форте с каждой стороны стояло по три ружья в стиле крепости Робинзона Крузо. Впрочем, понадобились они мне лишь однажды. Какие-то аборигены, где-то под две сотни рыл то ли набрели на Усть-Кут, то ли сознательно шли сюда, но на большой острог идти побоялись. Попытались вломиться ка мне. Тут в них все ружья и разрядили. Еще и сверху добавили. Число любителей пограбить сразу сократилось десятка на полтора. Тем временем из острога вышел десяток казаков и крестьяне с топорами, а кто-то и с ружьями, выдвинулись и мы. Аборигены сбежали. Даже ограбить избы слободы не успели. Кто такие были наши гости, мы так и не узнали. Тунгусский мир был огромным и разнообразным. Не только со своими духами и шаманами, но со своей политикой и историей. И ее нам не преподавали. Местные сибирские народы проходили у нас на факультете под рубрикой «этнография». В основном, жили тунгусы в северных районах, пасли олешков. С тех олешков и жили. Народов там было много. Но все малые. В тайге жили охотники. Этих было побольше. И для нас они были самыми ценными. Они больше других добывали собольи шкурки – основной объект вожделения далекой столицы. Были и рыбаки, что жили вдоль рек. А в степях жили конные тунгусы. Вот эти были воинственны – не менее монголов. В схватке с ними они некогда свои степи и отстояли. Кто именно на нас напал? Гадай – не угадаешь.

Пока люди в десятый раз пересказывали друг другу события того дня, я все думал про свой план. Про будущий поход в Приамурье. Мысль была простая как мычание. Чтобы остаться живым, нужно быть сильным. Причем, не только самому. Один в поле не воин. Нужно иметь, пусть небольшое, но слаженное и преданное войско. Ну, не войско, так хоть отряд. Десяток казаков – это хорошо. Только мало. То есть, для здешних мест хватит. А вот для Приамурья – не факт. Точнее, факт, что не хватит. Все просто. Природа здесь небогатая. Много людей прокормить трудно. Вот и кочуют местные инородцы семьями человек по десять-пятнадцать. Большими группами собираются редко. Потому и десяток – немалая сила. В Приамурье все не так. Тамошние люди и многочисленны, и воинственны. Там для победы нужны сотни, да еще и с пушками. Причем, не просто сотни, а верные сотни. Постепенно идея вырисовывалась.

Глава 5. Ярко

Идея была простейшая. Потихоньку выкупать кабальных, привлечь гулящих, делая из них бойцов. Понятно, что не спецназ. Я и сам-то хитрым кунг-фу не обучен. Но люди здесь все резкие. К воинским занятиям или, скорее, к разбойничьим склонные. Вот и будут они совсем мои. Считай, свой десяток, с которым прибыл в Илим, кроме тех казаков, кто семейные были, удалось «приручить». Авось и дальше так пойдет.

Пока я размышлял в воротах показался конный. Ага. Тот белобрысый. В смысле, Хабаров. Я поднялся с крыльца, на котором предавался планированию, и пошел навстречу.

– По добру ли, Ерофей Павлович? Дело какое?

– Добро, Онуфрий Степанович! И дело есть, и проведать хотел.

Я кивнул парню у ворот, чтобы принял коня, а сам повел гостя на солеварню. Показал колесо, чаны для варки соли, новый желоб. Ерофей важно кивал. А на колесо смотрел с живым интересом. Впрочем, ни о чем не спрашивал. То ли это была знаменитая сибирская привычка не лезть в чужие дела, то ли какая-то мысль билась у промышленника. Пока демонстрировал выставку народного хозяйства, вышла стряпуха и пригласила «Отведать, что Господь послал». Прошли в избу.

– Что сказать, – промолвил гость, когда первый голод утолили, – Дело у тебя, Кузнец, хорошо поставлено. Я по тому и заглянул. Думаю, у себя тоже колесо поставить. Мне и лучше, ручей его сам крутить будет.

Я пожал плечами. Колхоз – дело добровольное. Хочешь – ставь.

– Только я еще одно дело к тебе имею.

– Что за дело? – спросил я, хотя примерно уже представлял, о чем пойдет речь. Едва мы обжились, как здешний люд стал мне на кузню свое железное барахло привозить на починку. Платили, чем могли. Кто-то серебром, кто-то медом или свежаниной, а кто-то и собольими мехами. В хозяйстве все годилось. Порой кузня больше, чем солеварня приносила. Этим я тоже делился с казаками. Во-первых, так было правильно. Во-вторых, помогали они мне, чем могли. Кто горн раздувал, кто с молотом помогал, кто инструменты подавал. За несколько месяцев усть-кутского жития мы стали друг друга реально, не по имени ощущать братьями, родней.

Хабаров начал разговор неторопливо.

– Тут вот как. Есть у меня пищали. Старые совсем. Замки поломаны. Мне бы их подмастерить. Не подсобишь?

– А много пищалей-то?

– Изрядно. Три десятка штук. Может, чуть менее. Есть совсем старые, фитильные. Есть поновее. Но все кузнеца ждут.

– Ну, – стал прикидывать я – Работа не малая. Думаю, седмицы три делать буду. Да, считай, что и месяц. Это, если в цене сойдемся. Сам же говорил, без выгоды только медведь живет.

– А сколько ты хочешь, Кузнец? – прищурился Хабаров.

– По полтине за штуку.

– Эк… – крякнул Хабаров. – Круто забираешь, Кузнец. Давай-ка сбавим маленько.

– А ты какую цену дашь?

– По алтыну.

– Нет, по алтыну мало. Давай два пятиалтынных.

Спорили долго. Сошлись на пятиалтынном и трех деньгах. Договорились, что хабаровы людишки подвезут пищали.

– А ты, Ерофей, нешто воевать кого решил? – спросил я после того, как сделку закрепили чаркой.