Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 24

Я, конечно, не Суворов, но готов повторить, про тяжело в учении – легко в бою. Походный шаг мы отрабатывали еще в Усть-Куте, а потом в Албазине. Теперь несли щиты копейщики, а следом шли стрелки. Дауры попытались отбить стену, но пики быстро отбросили их на несколько метров, а стрелки обратили в бегство. Хотя, как в бегство. Город был довольно плотно застроен. Избы шли плотнее, чем в Якутске. И избы крепкие. Из каждой избы, из-за каждой изгороди в нас летели стрелы. Спасали щиты и прочные доспехи, которые я, не ленясь лепил в Албазине. В сполохах пожаров, в ночи продолжалась битва.

Вдруг, сзади раздались крики и топот копыт. Пипец, успел подумать я. Но пипец был преждевременный. Подъехавший воин, явно предводитель, спешился и приветствовал Хабарова. От дауров я бы их отличить не взялся. Но сами они, видимо, легко решали кто есть кто. После обмена несколькими фразами, союзник вскочил на коня и указал своим на город. В сторону еще сражавшегося даурского города полетели сотни стрел. Это стало последней каплей. Дауры бежали в крепость. Город остался за нами.

Казаки и союзники кинулись добывать хабар. В еще не растаявшей ночи, люди ходили по брошенным избам, отбирая, серебро, ткани, меха. Оружие тоже собирали. Особенно, брони. По старому обычаю, добытое свозилось в общую казну, а потом уже делилось между всеми бойцами. Потому на грабеж пошли не все. Часть осталась стеречь выход из крепости. Мы тоже остались у пушек. И не зря. Лишь только ночь сменилась утренними сумерками, из ворот цитадели рванулись даурские воины. Их все еще было больше, чем нас.

Союзные тунгусы бросились на дауров. Началась сшибка. И те, и другие были совсем не мастера пешего боя. Но в городе на лошади не очень удобно. Кто-то пытался биться конным, кто-то спешился. О каком-то построении речи не шло. Была огромная свалка, крики, стоны, мельтешение людей. Дауры медленно, но верно, продавливали наших тунгусов. В конце концов те бросились врассыпную, оставляя трупы своих родичей вперемешку с мертвыми даурами. Но мы тем временем успели выстроиться. Щиты, пищали, пики, даже пушки были готовы к схватке. Тем более, что расстояние было совсем малым, шагов сорок. Мы стояли вперед избами, а от крепости по пустому пространству катил вал дауров. Впереди шли воины в дорогой броне с копьями наперевес, с саблями. За ними бежали остальные, пытаясь стрелять из луков.

Наши успели дать один залп из пушек картечью. Даже без наводки смело первый ряд, проломило дорожки в даурской массе. Пищали добавили смертей. Но дауры перебирались через завалы мертвых и упорно лезли на щиты. Дошел черед до копейщиков. Бей – раздался крик пятидесятников, когда даурский вал, изрядно прореженный пальбой, докатился до щитов. Копейщики ударили почти одновременно. Раздались крики. Дауры пытались пробить щиты, но казаки умело орудовали своими копьями, отбивая яростные, но неумелые наскоки. Тем временем стрелки успели перезарядить ружья. Теперь стрелять залпами было опасно. Можно было задеть своих. Но даже разрозненная стрельба была весьма действенной. То здесь, то там падал очередной даурский боец, пораженный свинцом.

Но дауры упорно лезли вперед. Уже не менее десятка раненных казаков оттянулись в задние ряды. Их место заняли новые бойцы. Мы с пушкарями, тоже, откатив пушки, ринулись в драку. Ярость пьянила не только дауров. Хотя потери наши были несравнимы. Но и число дауров было велико. Несмотря на огромные потери, она продолжали давить на щитоносцев. Ряд щитов уже изрядно прогнулся во многих местах. Спасением стали наши союзники, которые вновь бросились на своих врагов. Атака израненных, усталых, но злых и воинственных тунгусов на своих вековых врагов стала последней каплей. Дауры побежали обратно к крепости. Наши кинулись вслед.

На этот раз успели ворваться в крепость. По крайней мере, первый десяток заскочил. С ним еще человек пятнадцать тунгусов. Дауры наседали. Один наш и человека три тунгусов упали, пробитые стрелами, но проход удержали, а после подоспели наши и началась свалка. Зажатые в небольшой цитадели, дауры метались, пытаясь вырваться из плотного кольца, падали, пораженные стрелами и пулями, рассеченные мечами и топорами. Похоже, что даурские владыки в этой части реки погибли все. Наконец, стали сдаваться. Сначала один, потом другой, бросали оружие и садились на корточки, опустив голову. В какой-то момент, я осознал, что махать саблей больше нет необходимости. Гуйгударова крепость пала.

Глава 9. Путь в страну Очан и другие события

Все следующие дни мы приводили крепость в хоть сколько-нибудь божеский вид. Жить здесь, делать крепость своей никто не собирался. Хоть и была она посильнее крепости Албазы, которую все уже звали Албазинской крепостью, но запах смерти, своей и чужой, слишком впитался в эти стены. Пересидеть, еще ладно. А жить – увольте. Тунгусы собрали своих павших, мы – своих. Похоронили так, как принято. Дауров же, которых было множество, просто снесли в ров и там сожгли. Мерзкий запах горелых тел еще несколько дней висел над городом. Но оно лучше, чем трупный яд, который пошел бы от разлагающихся трупов. Да и союзные тунгусы торопили. По их повериям, непогребенные враги после смерти превращаются в злых духов. Они воруют живых и пьют из них кровь. Оно, конечно, суеверия. Но проверять мне не хотелось.

В то же время произошло событие, важное и странное. Когда мы вышли из крепости, чтобы похоронить своих павших, к счастью, немногочисленных, показался отряд людей, по одежде сильно отличающийся от местных. Необычные шапки, узорные ткани рубах и кафтанов, высокие и статные лошади, явно дорогие брони. Кроме сабель были у них и ружья, сплошь фитильные. Один из них подъехал к нам. Безошибочно определил в Хабарове главного и начал что-то лепетать. Если даурский язык и речь тунгусов мы как-то понимали, то речь важного гостя не поняли совсем. Хабаров велел позвать пленника, который знал язык гостей. После некоторой заминки нашли и такого. Благо, пленников у нас было больше четырех сотен.

С переводчиком-толмачом беседа пошла лучше. Тоже не совсем, поскольку русского языка толмач не знал, а мы на местном говорили не особенно, но все лучше, чем ничего. Гость говорил не быстро, а толмач переводил. Суть была такова, что они – посланники от великого царя маньчжуров или богдойцев Шамшакана. Собственно, как я понял, сказано было «Сына Неба, Великого Богдыхана Шуньчжи». Только разницы нет. Шамшакан, так Шамшакан. Даурам так проще говорить.

Тогда Хабаров стал выяснять, почему те не участвовали в сражении. Объяснение иноземца было простое. Они – только наблюдатели. Их царь запретил им участвовать в сражении. Он желает с русскими не сражаться, а торговать. Хабарову такой оборот очень понравился. Он сказал, что и русский царь (Великий государь Руси) тоже жаждет торговать с царем Шамшаканом. Ну, и как положено, одарил посланников. Кстати, в основном, мехами и моими изделиями. Это было забавно, поскольку меха и так изначально предназначались маньчжурам, а моими изделиями мы их данников и побили. Но политика – удел Хабарова. Я туда не лез. Послушал и ладно.

Гости, долго кланяясь, пятились задом к своим коням, но сев на них скрылись почти мгновенно. Мы же вернулись к печальной церемонии. Честно говоря, отделались мы в тот раз малой кровью. Десяток бойцов потеряли, да с полсотни раненых. Конечно, жалко каждого. Но дауров полегло не меньше тысячи. Сколько их сгинуло от ран, даже предположить страшно. Да и союзники наши потеряли сотен пять. Спасали щиты, брони, выучка. Оружие огнестрельное выручало. Но это здесь, а как дальше пойдет, сказать трудно.

Добычу мы взяли изрядную. В хорошо сделанных куяках (бронях) были теперь все. Обзавелись и саблями в придачу к привычным топорам. Тканей шелковых множество свертков, серебро, меха, хлебные запасы. Не хватало только пороха и свинца. Мы за битву едва не треть всего запаса израсходовали. Еще пара таких сражений и останемся мы без огненного зелья. Щедро расплатились с союзниками. Казаки тоже щеголяли в шелковой одежде, звеня добытым серебром, хвастаясь саблями с искусной насечкой в богатых ножнах.