Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 25

Держать в городе множество пленных было не особенно разумно. Потому Хабаров отобрал из них самых родовитых и отправил их гонцами с приказом передать, что готов отпустить всех за выкуп. А если дадут шерть, то и за ясак. Уже через несколько дней стали подходить дауры с выкупом. Мехами платили редко, ссылаясь на то, что меха уже отдали богдойцам. Как бы не тем самым, которых мы с честью отпустили. Зато платили серебром. Частью слитками, частью монетами с непонятной надписью. Скорее всего, китайскими. Немного везли и золото. Пленных воинов отпустили. В городе стало спокойнее. Поначалу я удивлялся, что взятых в плен женщин даже не пытались выкупить. Потом вспомнил, что в степной традиции, а в этом плане дауры были степняками, женщина – имущество, а выкупались люди, то есть воины. Казаки активно пользовались этим имуществом. Правда, не только утоляли самцовое естество, но пользовали их в качестве портних, прачек и для тому подобных женских дел. Впрочем, кто-то брал даурок и себе в жены. Других девок в Приамурье они не видели. А вернутся ли живыми, пока не знал никто.

В городе Гуйгудара пробыли больше месяца. Отходили от битвы, залечивали раны, пополняли припасы. Хабаров отправлял отряды вниз по Амуру и по реке Зее, где по словам пленных жили дауры. Казаки занимались привычным делом – собирали ясак, приводили под шерть. Делали так, как могли. Где-то мирно, а где-то и совсем не мирно. К сентябрю, Хабаров смог отправить караван с ясаком в Якутск. Кроме мехов, серебра и прочего отправил он письмо с просьбой прислать пороха, свинца и хлеба. То, в чем войско нуждалось. С караваном я отправил и своего доверенного человека, Степана Смоляного. Ему было особое задание, объехать всех моих людей, оставленных на Лене и в Илиме, сказать, что скоро их услуги понадобятся. Какие, я пока сам не знал. Но сеть стоит проверять и поддерживать в рабочем состоянии. Каждому человеку вез он небольшой подарок. Не столько для корысти, сколько с напоминанием: помним, уважаем.

Сами же мы загрузились на корабли, частью еще якутские, частью построенные уже на месте, и продолжили путь по Амуру. В поход пошло менее четырех сотен бойцов. Часть Хабаров решил оставить в городке Албазине, а части повелел острог строить возле впадения в Амур реки Зеи, чтобы если что, можно было отсидеться. Пушки же и пищали взяли с собой. За Зеей улусы даурских князей закончились. Начиналась страна народа дючеров. Когда проплывали по Амуру близ Зеи я чуть в воду не бросился. Это место я помнил более, чем хорошо. В мое время здесь был город Благовещенск, до революции он был крупнейшим экономическим центром в Приамурье. Еще в мое время там стояли могучие здания торговых домов Чурина, Бабинцева, Касьянова, Кунста и Альберса. Напротив него высились дома китайского Хейхэ. Некогда Хейхэ был маленькой рыбацкой деревушкой. Но за постсоветские годы вырос в настоящий город, куда наши частенько наведывались даже из Хабаровска. Кто жене шубу купить подешевле, кто-то еще чем-то разжиться. Я ездил туда просто пожрать китайской еды. Ну, нравится она мне. Пока же здесь стоял последний даурский улус, давший шерть русскому государю, да шумели нетронутые сосны.

Дючеров было меньше, чем дауров. Но их сила была в другом. Они были ближайшей родней маньчжуров-богдойцев. Собственно, те маньчжуры, что не пошли в поход с их князем Нурхаци и стали дючерами. Такое родство защищало их от дауров. Оно же позволило сделать своими данниками все остальные амурские народы: гольдов, гиляков, бираров и прочих. Кто-то, как бирары, просто бежали от реки. Теперь они жили в мелкосопочнике перед Становым хребтом. Другие народы покорились. Платили дючерам дань. Сами дючеры часто служили в армии старших родичей в качестве вспомогательной силы. Об этом я знал не столько от языков или пленных, сколько из умных книжек XXI века. Идти на дючеров и избежать конфликта с маньчжурами, как мне казалось, невозможно.

Но Хабаров считал иначе. Мы много говорили с ним перед походом. Вроде бы все разумно. Ведь посланцы «богдойского царя» сами сказали, что тот приказал с русскими не воевать. Видимо, считал Хабаров, у тех своих проблем выше крыши. В чем-то он был прав. В тот период, насколько я помнил, в Китае началась замятня, которая длилась лет десять, а то и больше. Сначала восстали китайские князья-данники, потом, кажется, воевали регенты после смерти старого богдыхана и воцарения мальчика Санье, будущего великого императора Канси. Все так. Взгляд маньчжуров устремлен на юг и восток. Но размеры их войска так велики, что выделить несколько тысяч воинов для похода в северные земли они вполне могли.

Однако главным был Хабаров. А у него, кроме добычи, были и другие резоны. О них он и сказал. Это сегодня мы говорим о двойной морали, о лицемерной политике. В Сибири до такого чуда еще не додумались. Принесшие шерть, кроме всего прочего, получали не только сомнительное право платить ясак в казну царя, но и вполне реальное право требовать защиты. Дауры теперь, по большей части, были нашими данниками. Потому требовать защиты от своих исконных врагов дючеров они имели право. И не только имели право, но требовали. В принципе, и дауры, и дючеры, как и все их данники нам были глубоко параллельны. Хотелось просто создать безопасное пространство, где можно удобно устроиться. Но вмешавшись в местную политику, Хабаров, а вместе с ним и мы все, уже не могли действовать, как угодно. Даже джокер не свободен от правил игры. И вот, мы шли в новый поход, еще толком не закрепившись на прежних землях.

Первые дни мы шли вдоль почти пустых берегов. Пару раз попадались брошенные стоянки и покинутые городки. Местные в бой не вступали, но и от переговоров уклонялись. Стоило нам набрести на живое стойбище или городок, направить суда к берегу, как жители бросались прочь, оставляя все свое добро казакам. Получалось, что казна наша росла, а вот дальнейшая судьба оставалась неопределенной. Мне казалось разумным попробовать договориться с дючерами. Какой-нибудь пакт Молотова-Риббентропа с ними заключить. Типа, вы наших не трогаете, а мы к вам не ходим. Пока закрепиться в низовьях Амура. А там, накопив силы, попробовать поиграть по другим правилам. Но я – человек другого времени.

Для Хабарова все было проще. Есть противник, его нужно привести к покорности или уничтожить. Схваченные пленные ничего особого сообщить не могли. Сами они были не из дючеров, а больше из их данников. С ними Хабаров был вполне ласков, поскольку видел в них будущих союзников, как конных тунгусов в борьбе с даурами. Так и шли мы вниз по реке, которая становилась все больше и больше. В месте, где с правой стороны в Амур впадала огромная река, которую местные называли Шингала, а мне привычнее было Сунгари, начались городки дючеров. В отличие от дауров, срубы здесь были проще, скорее, землянки с крышей, чем избы. Но городки вполне себе населенные. Чуть не по сотне домов в каждом.

К сожалению, и здесь политика была традиционной. Мы подплывали к городку, на лодке переговорщик в хорошей брони и со щитом подходил ближе к берегу, требуя от дючеров покорности и ясака. Взамен тем обещалась защита от врагов и покровительство Великого государя Руси. Поскольку же врагов у дючеров в тех местах кроме нас особо не водилось, а покровительствовала им южная держава, то ответ был очевиден. В переговорщика летели стрелы. Тот возвращался, а к берегу уже двигались все восемь стругов. Давали залп из пушек и пищалей. После чего высаживались и «имали ясак погромно», что, по совершенно непонятным причинам, нам любви дючеров не добавляло.

С каждым следующим городком, а таковых было множество, напряжение нарастало. Дючеры при виде нашей флотилии отходили от берега, но не исчезали, а шли следом. Через три дня пути, уже в октябре мы покинули места дючеров и вышли к их то ли данникам, то ли союзникам, очанам. В мои годы, то есть в том мире, что я покинул, здесь бы вилась дорога Хабаровск – Комсомольск с поворотом на город Амурск. Эх, как захотелось остановить машину, вылезти, размять ноги после многочасового сидения за рулем. Вздохнуть полной грудью и отправиться в придорожное кафе. Я не сноб. Есть в таких кафе на трассе мне страшно нравиться. Как правило, поставщиками здесь становятся совсем не гигантские ретейлы с их стандартно-замороженной продукцией, а местные люди мимо бухгалтерии. Потому и рыба там свежее, и пирожки с пылу-жару, даже папоротник-орляк они готовят как-то по-домашнему. Вспомнил кафе, опять потянуло на ностальгию. Вспомнились родители и, почему-то, Люда. Что за напасть? И, главное, нашел время. Тут едва вырвались, да и не факт, что вырвались от дючеров, а я сопли себе вытираю. Брр.