Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 28

– Ты что, Ярко, – не выдержал как-то я – Бунта хочешь? Они же там, почитай, одни смутьяны.

– Не пыли, Онуфрий. Сейчас нам ненадежные людишки очень в тягость. Они ведь и в бою ненадежные. А бой будет, как ни крути. Хотят назад плыть? Дозволения им не дам. А останавливать не буду. Станут нашим заслоном от богдойцев.

Не знаю, хитро оно или жестоко, но какая-то логика здесь, конечно, была. Будь смутьяны среди наших, иди знай, сколько они еще народу с пути посбивают. Добыча для казака слаще девки. А тут все понятно. Последние три корабля – не надежные. Может, он и прав. Блин, опять у меня капитан Смоллет включился. Ну, все мне не нравится. Смута – это неправильно. Особенно, когда маньчжуры вот-вот нагрянут. Понятно, что все силы от крепости не пойдут. Но нам и тысяч трех за глаза хватит, чтобы юшкой собственной умыться по самые не хочу.

Последние дни шли меж высоких скалистых берегов. Не люблю я это место. Шли, в основном, на веслах. Казалось бы, за день так упашешься, что спать будешь без задних ног. Как бы не так. Опять битвы какие-то, сражения. Опять мой старик, который тут главный дух, показался. И снова в виде огромной кисы. На этот раз встретились мы у ворот какого-то изрядного острога, даже, скорее, города. Стены высокие. Локтей тридцать. Из бревен сложены, но двойные, крепкие. Башни с навершием в виде терема. Раскаты с пушками. Людей много. Казаки вход охраняют. Смотрят, кто вошел, зачем вошел. Мы совсем рядом стоим. Я и этот тигр-переросток. Только они нас не видят.

– Смотри человек. Скоро ты сможешь такой город возвести. Только будь умным и смелым. Не бойся.

– Все хорошо. Я уже совершенно отважный барсучок или суслик. Только чего мне не бояться? Ты расскажи, милый друг.

Киса посмотрела сурово, открыла пасть, где моя голова со всем остальным со свистом пролетит, а зубы с изрядный кинжал будут.

– Ты сможешь жить так, как решишь правильным. Сможешь остальных на правильный путь вывести. И своих, и чужих. Главное, не спутай, какой путь правилен.

– Откуда я это узнаю?

– Придет время, узнаешь. Земля наша подскажет.

– А если неправильно пойму?

– Тогда ты умрешь.

И опять ветром задуло. Город смело, как будто картинка на экране сменилась. Зато другие картинки стали одна за другой появляться. Какой-то важный мужик, которому мне очень хочется голову отрубить. На худой конец, морду разбить. Еще бы понять: за что? То, что гад, по роже видно. Но хотелось бы конкретики.

Потом почему-то кузня. Да, не просто кузня. Настоящий заводик. Вот и он исчез. А на его месте поле огромное, все пшеницей засеянное. Чистое золото. Самая неожиданная картинка была в конце. Привиделась мне Людка. Только не в джинсиках и свитере, не в своей «эльфийской» одежде, а в самой местной. Стоит, смотрит так испуганно и подозрительно. Это, интересно, к чему? Не успел я удивиться, как проснулся. И вовремя. Занимался рассвет. Пора была двигаться к нашим острогам. Хрен его знает, может этот их царек уже следом спешит со своими богдойцами.

Москва. Кремль. Потешный дворец. Апрель 7158-го года.

Хотя весна только заявляла свои права, в Потешном дворце было душно как летом. Но в комнате, где находились двое, ставни окон были закрыты. Горели свечи, слегка рассеивая мрак. Один из собеседников, явно старший и более важный, удобно расположился на стуле с высокой спинкой. Одет он был в иноземный камзол, пальцы украшены многочисленными перстнями. На столе перед важным боярином стоял тонкой работы золотой кубок с вином. Всякий, сведущий в высокой Московской политике узнал бы нелюбимого, но могущественного тестя царя, боярина Илью Даниловича Милославского. Клан, главою которого он был, уже подмял под себя Земский приказ, что ведал пожалованными деревеньками и четями земли, Пушкарский приказ, под которым были мастерские оружейных дел мастеров. На очереди стоял Иноземный приказ. Милославский был жаден до власти, на средства не разборчив. Но за оказанные ему услуги платил щедро.

– Видел кто, Димитрий, как ты ко мне шел?

– Никто, батюшка, – почти прошептал другой собеседник, устроившийся близ боярина, но на краешке лавки. Звали его Дмитрием Зиновьев. Был он не многим моложе своего собеседника, но гораздо менее значимым даже внешне. Не только одет беднее, но и смотрит неуверенно, пальцы мнет, глазки бегают. Пока он лишь дворянин Сибирского приказа. Чин не малый, но и не великий. Увидевший его в покоях Милославского, в недавно построенных для него палатах, досужий соглядатай изрядно удивился бы. Милославские уже несколько лет враждовали с политическим кланом, возглавляемым боярином Борисом Морозовым. Судья же Сибирского приказа Алексей Никитич Трубецкой был ярым сторонником боярина. Но Милославский умел и любил находить людей в чужом стане. Таким и был дворянин Дмитрий Зиновьев.

– Это хорошо, – проговорил боярин – Я слышал – из Сибири опять челобитную прислали. Так?

– Так, батюшка.

– О чем там?

– Францбеков, воевода Ленский со своим ближником Ерошкой Хабаровым бьют челом Великому государю, дескать нашли они и страну, богатства невиданного, и дорогу в Никанское царство. Просят помощи.

– Про то я знаю. Про то уже, почитай неделю весь двор государев шепчется. Ткани предивные, меха, серебро. Знаю я и про то, что государь по наущению Матвеева повелел снарядить пять полков на помочь даурским казакам. Знаю, что ты поедешь вперед тех полков. Так?

– Так, батюшка Илья Данилович.

– Так вот! Надо мне, чтобы государь передумал.

– Как же так?

– Тут ничего сложного нет. Ложно писали Димка Францбеков и его людишки. Нету никакой страны богатой. И земель нету. Трубецкой тебе одну грамоту даст – про полки, про дела твои военные. А я другую – про то, что поручено тебе того Ерофейку Хабарова ведать. Вот и проведаешь.

– Да как же, ежели все там есть?

– Так, оно всегда, как посмотреть. Может, еще в чем его обвинить можно? Дескать, тать он и вор. С собой возьми не меньше сотни стрельцов. Ежели выйдет, того Ерофейку с собой захвати. Понял?

– Как скажешь, батюшка. Да… Зачем оно нужно-то?

– Экий ты. – засмеялся боярин – Что ж тут непонятного? Если богатые земли в Сибири найдем, да с Никанским царством торговлишку наладим, то кто сильнее от того станет? То-то. Твой Трубецкой, а с ним и Борька Матвеев. А ежели мы Смоленск возьмем, да Киев с городками? Тогда уж я сильнее стану. Вот и думай.

– Что тут думать, батюшка? Все сделаю, как велено.

– Ну, и ладно. Иди, хоронясь. Хотя погодь.

Боярин повернулся к небольшом ларцу, вынул из него мешочек, звякнувший монетами.

– Возьми. Здесь сто рублев. Сделаешь – намного больше получишь. И земельку, и деревеньки.

– Благослови тебя Бог, боярин-батюшка! Живота не пожалею! – Зиновьев быстро поклонился и выскользнул за дверь.

Буча началась неожиданно. И повод был странный. У строящегося городка-лагеря, что возле слияния Амура и Зеи, примерно там, где сегодня стоит Благовещенск, встретили казаков, которых Хабаров отправил с ясаком и воеводскими поминками в Якутск. Было их человек тридцать. Привезли они порох и свинец, что было очень кстати. Особенно, в свете того, что богдойцы уже, возможно, идут по нашему следу. Привезли и хлеба. Тоже совсем не лишнее. Были там и письма. Разные. Мне Степан передал весточки от моих людишек. В письме от воеводы, тот, узнав про бой под Очанским острогом, потребовал, чтобы на богдойского царя мы шли войной, заставили того признать вассалитет от Москвы. Ой, мамочки родные. Было и совсем грустное письмо от брата Хабарова. Никифор писал, что из столицы приехали какие-то люди, чтобы дела воеводские ведать. Воевода с ними по все дни в своих палатах сидит. А если выходит, то бледен.

Это было плохо. При всех своих прибабахах Францбеков был надежной и купленной насквозь крышей. Потому известия казаков Хабарова не обрадовали. Старшим среди них Хабаров назначил якутского Третьяка Ермолина сына. Вот он и рассказал, что отправил в лодке пять казаков из вольных, навстречу к Хабарову. По мне, так большую глупость трудно придумать. Ну, земля или вода этим ребятам пухом.