Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 59

Глава 2. Война видимая и невидимая

Как обидно, что фраза «пусть весь мир подождет» действует только в пространстве рекламы. Ну, или где-то на необитаемом острове. Как бы не был я счастлив от близости любимой, от чувства дома, а уже утром следующего дня пришлось заняться делами. Кто же их без меня делать будет? Нет, мои друзья-ближники делали очень многое. Но пока еще есть вещи, которые приходится мастерить самому. Ничего, вот утрясется все. Я назначу себя почетным приказным (или уже воеводой) Приамурья, а по нечетным буду ваньку валять.

В приказной избе уже с утра толпился народ. Конечно, были там Гришка с помощниками. Были обычные горожане, пришедшие о чем-то просить или для того, чтобы рассудили их спор, были какие-то переселенцы, которым нужно было определить место для строительства деревни или дома в городе, выдать помощь для обзаведения. О чем-то спорили Макар и Клим. Это, наверняка, про дела военные. В уголке, не отсвечивая, сидел Степан, мой главный разведчик и шпион.

Я постарался на ходу решить то, что можно было решить. Что решить быстро не выходило, откинул кому-то из ближних людей. Сам же прошмыгнул, насколько это было возможным с моим ростом, в свою комнату.

Кабинет у меня был не особо большой. Мне большой зачем? Зато именно здесь хранится казна. На входе стоял казак. Не то, чтобы кто-то покушался. На всякий случай. Деньги-то там не малые. Изрядный сундук занимал весь угол комнаты. Уже после выплаты жалования армии, ссуд переселенцам, оплаты труда мастеровых там оставалось в разных монетах при пересчете в рубли больше тридцати тысяч. Были там и просто украшения из серебра и золота с самоцветными камнями. Я их не оценивал. Это было на черный день.

Деньги шли и от продажи части пушнины, и от хлебной торговли, и от пошлин. Покупали наши изделия крестьяне, купцы на торгу. Шли ручейками. Зато расходились реками. Только в жалование казакам уходило ежегодно три-четыре тысячи рублей. А была еще закупка хлебных излишков у крестьян, оплата труда работных людей, Подневольные труженики ЖКХ давно уже частью стали вольными крестьянами, а частью бежали восвояси, получив малую деньгу за труды. Теперь трудились работные люди, не захотевшие стать землепашцами или мастеровыми. В ближайшее время надо будет отправить оговоренные пятьсот рублей в Нингуту. Эх, где мое наследство от американского дедушки-миллионера? Нету. Да и дедушки нету.

Почти сразу в комнату вошел Степан. В красном углу стоял высокий, начальничий стул. Но деловые беседы лучше вести накоротке. Уселись на лавках друг против друга.

– Ну, что нового узнал? – начал я.

– Нового не много. Только все не очень радостное.

– Говори.

– Из Нингуты гонец прибыл. Занемог Шархода. Лежит, отходит. Теперь сын его заправляет. Зовут Бахай.

– И что с ним.

– Вроде бы, все тихо. Наш караван мирно прошел, расторговался, пошлины уплатил и вернулся. Но богдойцы гудят, ждут перемен от нового князя.

– Так. Пока сидим, как сидели, и не отсвечиваем.

– Что?

– Спокойно живем. Новый караван готовим. Но ухо держать востро. Что нового в столице?

– В столице все с ляхами воюют. Совсем было помирились. Только у запорожцев Богдан Хмельницкий, гетман их, помер. Казачки с татарами к ляхам и переметнулись. Теперь опять воюют. Похоже, долго воевать будут. А с деньгой в столице совсем плохо. Уже народ медь брать не хочет. Все дорого. Голь потихоньку бунтовать начинает. По мне, так теперь им долго не до нас будет. Только, думаю, ясак нам опять увеличат.

– А что в Сибирском приказе?

– Пока все тихо. Сидит на приказе князь Алексей Никитич. Сидит высоко, к нему никак не подберемся. А вот с дьяками его через Ерофея Павловича снестись удалось. Там не просто. На воеводу нашего доносов много. Царица им недовольна. Говорят, что стар он, воеводство не удержит. Хотели на его место того дворянина, что за Хабаровым приезжал. Только тот так запужался, болезный, что занедужил.

– Твоя работа?

– Стараемся по мере силенок наших скудных.

– И кто теперь?

– Смотрят сына боярского Лаврентия Толбузина. Тоже занедужить?

– Зачем? Давай мы с тобой иначе решим. Пусть поклонятся каждому нашему знакомому дьяку и подьячему. Серебром поклонятся. Кому мало серебра, пусть поклонятся золотом. Не нужно нам Толбузина. Пусть делают уездным воеводою сына боярского Онуфрия Степанова. Надоело задом крутить.

– Да, дело не простое – задумчиво протянул Смоляной – Думаю, тут рублев четыреста уйдет серебряных. Хорошо бы подарков еще диковинных.

– Бери, что надо. Свобода дороже стоит. А у Лодыженского что?

– Помер воевода. Прямо днями и помер. Поди, только отпели. Говорят, уже новый едет.

– Кто таков?

– Царский стольник Иван Федорович Голенищев-Кутузов, что в Москве Большим кличут.

– Что про него знаешь?

– Пока ничего и не знаю. Скоро знать буду.

– Тогда так и делаем. Везде ухо востро держи. Чуть какая новость, я первым знать должен. А Москву считай сейчас основной. Тут нужно сделать так, чтобы комар носу не подточил. Наши люди надежны?

– Ну, совсем надежны только святые в храме. Но это люди уже пять лет нам служат. Пока не подводили. Да и понимают, больше им никто платить не будет.

– И ладно. Помолясь, делай. На тебя сейчас вся надежда.

Я протянул ему изрядный мешочек с серебряной монетой.

– На расходы это и на остальное. На подарки сам возьмешь, что потребно будет.

Степан усмехнулся, крутанул головой, взял деньги и вышел. Хорошо, когда есть такие люди. Трудный дядька, с двойным, а то и тройным дном. Но не предаст, не продаст. Добро помнит. Побольше бы таких. Ладно, мечтать некогда. Я выглянул за дверь и кликнул Гришку, чтобы тот позвал Артемия. Артемий был не просто одним из ближних людей. Он представлял на Амуре могучий семейный клан Хабаровых. По существу, его отец, Никифор был нашим главным торговым «окном в Европу», по крайней мере, в европейскую часть России или Русь, как говорили в Сибири. Через него удалось наладить поставку пороха и свинца, которых так не хватало казакам в прошлой истории. Сам же инициатор похода, Ерофей Павлович, был приказным над пашнями в Илимском воеводстве. Через его знакомства выстраивались отношения в Тобольске и Москве. Понятно, что не только мы имели прибыток от дружбы с Хабаровыми. Те имели не меньше. Но такими и должны быть нормальные отношения. Во всяком случае, мне так казалось. У нас же Артемий ведал делами торговыми. Пришел он не сразу. Я успел принять двух спорщиков, старосту одной артели и мастерового, желающего варить мыло в Хабаровске. Почему нет? Мыльник лишним не будет.

Наконец, в двери вошел Артемий с привычно хмурым выражением на лице.

– Звал, Кузнец?

– Звал. Проходи, разговор есть.

Артемий, уже начинающий обзаводиться солидным пузиком, уселся за стол.

– Случилось что?

– Нет, все идет с Божье помощью. Как у твоих?

– Тоже идет помаленьку. Торгуем, хлеб растим.

– Дай Бог. А позвал я тебя вот по какому делу. Нужно мне, чтобы ты караван к богдойцам снарядил. Возьмут пусть они товару немного. С ними пусть передадут или самому князю-наместнику богдойскому или его сыну серебра. Возьмут от него грамоту, что можно свободно торговать нашим людям по всему Северу, ехать дальше в Богдойское царство. Мы о том с Шарходой договорились. Сам не езжай. Пошли доверенного человека. Человек пусть посмотрит, какой товар у богдойцев идет из того, что мы сможем дать. Пусть все запоминает. Понятно? И хорошо, что понятно. К тебе другое дело будет. А поначалу скажи: батька в иные страны корабли водит?

– Не очень. Там своих хватает. А корабли у нас малые, защита на них слабая.

– Худо. Нужно мне, чтобы пошел корабль к иноземцам. Нужны мне будут от них не товары, а люди. Добрые ткачи, рудознатцы, стеклодувы. Пусть их не много будет. Только, чтобы дело свое знали. Если такие есть в русских землях, только лучше. И нужны они мне, чем раньше, тем лучше. Чем соблазнить, тебе лучше знать. Оплата будет не стыдная. А выучат наших своим премудростям, так домой в золотых подштанниках поедут. Сможешь? А из Руси мне пашенные люди нужны, мастеровые. Тут я за перевоз заплачу.