Кузнец (СИ) - Бляхер Леонид Ефимович. Страница 61

Собирали еще неделю. Теперь уже десяток оставался в лагере, остальные шли «по грибы». Грибы, в смысле самородки, попадались все чаще. В какой-то момент, я решил, что для первого раза довольно. Потом могут быть проблемы с тем, чтобы добраться до дому. Все же лето шло к концу. Вышло очень даже прилично. Весов у меня с собой не было. Но, в прикидку, думаю, килограммов двадцать мы набрали. Понятно, что это не разработка, а хищничество чистой воды. Потом так легко эти килограммы нам доставаться не будут. Но отказаться от такого куша было выше моих сил. Если я ничего не напутал с ценами, то даже, если просто продать это золото в казну, я получу не меньше ста тысяч серебряных рублей. Только в казну мы пока ничего продавать не будем. Получить медные деньги вместо серебряных мне не интересно. А вот с Китаем, то есть с Богдойским царством, мы вполне поторгуем.

С такими самыми приятными мыслями плыли мы обратно. Доплыли даже быстрее. Всего-то не было нас месяц. Но совершенно стабильная ситуация, которая была на начало экспедиции, теперь поменялась радикально. Говорят, что на детях гениев природа отдыхает. Не знаю, был ли Шархода гением, но на его сыне матушка-природа точно отдохнула. Старый князь умер. А его место занял сын. Этот урод заявил, что никаких договоренностей у него с русскими нет. Попытался ограбить караван. Пришлось уходить по-английски, быстрым бегом. Ну, в смысле, бежать на всех парусах. В перестрелке погибли трое наших. Пропала часть мешков с мукой. Словом, опять двадцать пять. Сейчас, по сведениям наших людей, в Нингуте празднуют «победу над лоча», формируют «сорок рот новых маньчжуров», то есть дючеров, чтобы идти на нас войной.

Сказать, что я был зол, ничего не сказать. Я был в ярости. Этот щенок левой пяткой разрушил с таким трудом построенный контакт. И он за это заплатит. Едва узнав про все эти радости, я собрал соратников. Постановили: поход!

В поход пошло шесть сотен человек на четырнадцати стругах. На каждом стояла небольшая пушка, а на двух больших судах установили целых шесть малых пушек. Загрузили и двенадцать больших пушек, полные запасы пороха, пуль, ядер, гранат. Пять гатлингов были готовы в любой момент начать свою песню. Категорически не люблю, когда рушатся мои планы. По пути, на Сунгари какие-то уроды попытались обстрелять нас из местных пушечек. Правда, после одного выстрела из единорога разбежались, оставив нам свои уродливые поделки.

На третий день вошли в приток Сунгари Муданьдзян. На входе нас опять попробовали задержать. Толпа человек в пятьсот, спрятавшись за глинобитной стеной палила по стругам из пищалей времен царя Гороха. Даже те пули, что долетали до кораблей через не особенно широкую реку, отскакивали от кирас и шлемов. Тем не менее, я распорядился пристрелять бортовые пушки. Залпа восьми малых пушек хватило, чтобы разбить стену, ранив некоторое количество стрелков. Выстрел из большой пушки картечным ядром, хоть и был неточным, попробуй точно выстрелить при корабельной качке, окончательно убедил маньчжуров, или кто там был, что лучше бежать.

Едва показались стены Нингуты, выстроенные из обожженной глины, как суда пристали к берегу. Крепостные ворота были закрыты, на стенах обильно присутствовал народ, что-то крича и показывая руками в нашу сторону, но каких-либо препятствий для высадки нам чинить не стали. И умнички. Мы успели выстроить четыре линии по сотне бойцов в каждой, вооружились щитами, приготовили артиллерию, пулеметы и, не торопясь, двинулись к крепости. Точнее, к посаду вокруг нее. В посад входить не стали. Просто остановились шагах в ста от него и шагах в пятистах от крепостной стены напротив ворот. Расстояние замечательное. По идее, если бы речь шла о хорошей книжке про рыцарей, я должен был бы начать долгие переговоры, воззвать к чести и совести. Но мне не хотелось. Как, впрочем, и всем нашим. Просто зарядили наши недофугасные снаряд и долбанули из них по воротам. Хорошо долбанули. Ворота не слетели, но покорежило их изрядно. Впрочем, после третьего залпа они повисли на остатках петель. Тогда мы стали рушить башни и стены. Тоже выходило неплохо. Несколько зажигательных ядер залетело за стены. Там начался пожар.

В самый разгар веселья остатки ворот распахнулись и на нас повалила толпа всадников. Надо отдать должное маньчжурам, всадники были в хорошей броне. Передние уже опустили изрядные копья, задние ряды выпускали стрелы. Словом, красиво, но неприятно. Потому в первую линию выставили гатлинги и… началось избиение. Пулеметы просто выносили целые ряды конных. Пушечная пальба добавляла веселье. Да и пищали тоже вполне себе попадали в цель, хоть и не всегда. На то, чтобы остановить конную лаву ушло минут пять. Остатки выплеснувшихся за ворота конных сотен стремительно убрались восвояси.

Мы, между тем, продолжили увлекательное занятие – уничтожение стен Нингуты. Минут через двадцать, когда от части стены, примыкающей к воротам, осталось нежное воспоминание и куча осколков, мы решили сделать перерыв. В этот момент из города в нашем направлении робко вышли три пожилых мужика в темной одежде. Наши парни, разгоряченные стрельбой и недавней схваткой, собирались в них пальнуть, но я решил выслушать.

Парламентеры приблизились к нашему переднему краю, боязливо обходя трупы и еще бьющихся в агонии лошадей. Я вышел вперед.

– Кто вы такие? – обратился я к ним на языке дючеров. Хоть немного, да научился за эти годы.

– Мы скромные советники наня (князя) Бахая из клана Гувалгия народа Суваль.

– Плохо же вы ему посоветовали, если мне приходится рушить ваш город.

– Чем вызван твой гнев, русский?

– Вы не знаете?

– Нет. Ни мы, ни наш князь-наместник, светлейший Бахай не может понять причины твоего гнева.

Я почувствовал, что начинаю закипать.

– Значит, ваш Бахай из рода как его там не грабил мой караван, не нарушал слова, данного его родителем, не убивал моих людей?

– Это страшная ошибка. Его мудрые слова просто неправильно были истолкованы.

– Послушайте меня, мудрые старцы. Я не собираюсь играть словами. Мы заключили с князем Шарходой договор. Если ваш Бахай обязуется его исполнять, а также выплатит мне сейчас за волнения и тревоги выкуп в две тысячи монет золотом, триста отрезов шелка, сто тюков чая, то я сделаю вид, что ничего не было. Если этого не случится, то город будет разрушен полностью. Если же данное мне сейчас слово будет нарушено, то одним городом вы не отделаетесь. Пылать будет весь ивовый палисад.

– Ты требуешь невозможного, русский. Сын Неба защитит нас. Его армия сотрет тебя и твоих людей с лица земли.

– Почтенный, я слушаю тебя из уважения к твоим годам. А теперь послушай меня. Первой, что сделает Сын Неба, узнав о том, что происходит здесь, он казнит и вашего князя и вас. Потом он пришлет небольшой отряд, потому что его силы сражаются сейчас на юге и западе. Этот отряд я уничтожу так же, как недавно уничтожил вашу конницу. Иди, передай мои слова князю. Я жду выкупа до того времени, как солнце коснется горизонта. Потом Нингута сгорит.

Почтенный шеньши (ученый) обалдело посмотрел на меня, потом развернулся и сгорбившись побрел к воротам. За ним отправились его спутники. Конечно, стоило наказать щенка сильнее. Но мне не нравилась идея, что за подлость одного будут платить сотни невинных людей. Гуманизм, блин, взыграл.

Ждали недолго. Уже часа через три из ворот выехали тяжело груженные повозки с выкупом. Я не стал брать оптом. Не дождетесь. Придирчиво оценил товар. Потребовал заменить три слишком коротких отреза шелка, один тюк чая. Пересчитал монеты. Не то, чтобы сильно жадничал. Просто решил покуражиться, поскольку злоба еще кипела. После этого загрузились на корабли.

Обратно шел с двойственным чувством. Казаки праздновали победу. Я тоже поддерживал праздничное настроение. Но в душе особой радости не чувствовал. Дружба с маньчжурами не выходила. Понятно, что какое-то время он будут бояться. Гадить будут только тихо и с оглядкой. Но хотелось другого. Хотелось доброго соседства. Ладно, худой мир лучше доброй ссоры. Сделаем вид, что помирились. Так, что-то мне стало слишком часто везти на войну. Хочу мирной жизни. Ну, хотя бы немножко. Хочу в мою страну Беловодье. Чтобы текли молочные реки в кисельных берегах, чтобы по моему граду Китежу гуляли спокойные и веселые люди, хочу сидеть с Людкой и Андрейкой на берегу Амура, смотреть на закат и никуда не спешить. Медленно хочу жить, неспешно. Медленно любить. Разве я так многого хочу?