Ледяные Волки (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 26

Она здесь, чтобы удовлетворить свое бесконечное любопытство, понял Андерс. Если Сигрид не ответит на ее вопросы, то, возможно, это сделает Хейн. Что ж, это было прекрасно… до тех пор, пока она не выбросила их.

Андерс видел, что спор не сдвинет Хейна с места… хотя тот был крупным, широкоплечим мужчиной, в нем чувствовалась мягкость. Поэтому он ответил тихим голосом Хейну.

— Мы никому ничего не скажем, — пообещал он. — Но нам, правда, интересно.

Хейн колебался, глядя то на Андерса, то на Лисабет. И затем, словно придя к какому-то внутреннему решению, он кивнул.

— Создание артефакта состоит из двух частей, — сказал он. — Проектирование и ковка. Вы понимаете, как сущность направляется?

Лисабет кивнула, а Андерс покачал головой.

— Сущность — это магия, которая окружает нас повсюду, — сказал Хейн. — В природе, в самой земле. Когда мы превращаемся из человека в волка, мы направляем ее инстинктивно, чтобы могли измениться. Откуда бы они ни были в этом мире, у элементалов всегда есть дары, связанные с природой, потому что природа — это то, где мы находим сущность, которая дает нам силу. Но сущность также может быть выкована в артефакты. Волки и драконы работали вместе, чтобы достичь этого, в соответствии с их сильными сторонами.

— Что такое сила дракона? — Андерс заставил себя спросить. Казалось неправильным даже думать о драконах в таком свете… он мог сказать, почему Хейн больше не говорил об этом.

— Ну, — ответил Хейн, — мы, волки, одна семья. Мы организованы, действуем как стая. Мы хорошо подходим для ведения четких записей об использовании различных рун и их комбинаций и исследования новых комбинаций. Ни на одном артефакте нет установленной формулы для рун… это все равно что изобретать новые слова. Скажем, например, ты был тем человеком, который изобрел самую первую дверную ручку. У нее ведь нет названия, не так ли? Поэтому тебе придется взять слово «дверь» и слово «ручка» и соединить их вместе, и есть другие комбинации, которые ты мог бы использовать. Ты мог бы назвать ее «создателем входа» или «открывателем двери».

— А если ты использовал неверную комбинацию рун на артефакте, что случится? — спросил Андерс.

— В лучшем случае ничего, — ответил Хейн. — Это просто не сработает. В худшем случае… ну, однажды я вызвал взрыв, от которого оглох на неделю. Но мы, волки, бережно относимся к своим записям и не возражаем против тяжелой работы по их изучению. Драконы, с другой стороны, совсем другие. Там, где мы семья, они — индивидуумы. Многие драконы даже живут одни. Они артистичны, причудливы, часто невнимательны.

— Но, Хейн, — запротестовала Лисабет, — ты не можешь сказать обо всех них только одно. Мы, волки, не все одинаковы. Я имею в виду, что даже наши ученики не все одинаковы. Сакариас не заботится о своих записях, он теряет заметки каждую вторую неделю. Виктория организованная, Джай веселый, Матео сильный, Дет знает, как помочь людям ладить.

Хейн вздохнул.

— Раньше я тоже думал, что драконы все разные, — тихо сказал он. — Но, в конце концов, они все равно показали себя там, где это имело значение.

Андерс видел, что Лисабет все еще не согласна, но поймал ее взгляд, и она замолчала. Ей тоже не хотелось, чтобы Хейн заканчивал разговор… она хотела узнать больше. И Андерсу пришлось поддерживать разговор до тех пор, пока он не смог спросить, существует ли артефакт для обнаружения драконов.

— Драконы обладают способностью направлять сущность через свой огонь, — продолжил Хейн через мгновение. — Так же, как и мы через наш лед. Но поскольку у нас есть дар к исследованиям, у них есть способность видеть, какая небольшая часть творчества может потребоваться артефакту, чтобы воплотить его в жизнь.

Андерс задумался, как вернуть разговор к конкретным артефактам.

— Мы видели в Скрабоках, что вы обновили ветряную стражу в доках, — сказал он, представляя себе огромные металлические арки, столь знакомые всем в Холбарде. Несомненно, это самое большое достижение Хейна. Стражи ветра были одним из самых ценных артефактов Валлена — без них гавань не была бы в безопасности, и почти не было бы посетителей или торговцев, приплывающих в док.

— Совершенно верно, — согласился Хейн. — Волк по имени Сайлас спроектировал их много поколений назад, но порт становился все более и более оживленным, и нам нужно было сделать улучшения, а это деликатный бизнес. Я спроектировал их, и они были выкованы в существующие арки драконом по имени Дрифа. Она была, пожалуй, самым талантливым драконьим мастером на свете. — Он покачал головой. — Раньше говорили, что у Дрифы смешанная кровь стихий, один родитель — Огненный Дракон, а другой — Моситаланский Громовой Лев, так что она могла направлять эссенцию и в огонь, и в ветер в своей кузнице.

— Стая и лапы, — прошептала Лисабет, — разве это возможно?

— Неужели? — вырвалось у Андерса, и он наклонился вперед, чувствуя, как колотится сердце. Возможно ли вообще иметь два типа элементарной крови? Может ли это объяснить его отношения с Рейной? Сколько он себя помнил, ему всегда говорили, что у двух элементалов не может быть детей.

Хейн покачал головой.

— Конечно, нет, — сказал он, и надежды Андерса рухнули. — Легенда гласит, что дитя двух разных элементалей обладает необычайными способностями, непредсказуемыми способностями, но это совершенно противоречит… ну, я даже не могу сказать «правилам». Это настолько немыслимо, что едва ли нужно какое-то правило против этого. Тем не менее, это, безусловно, так.

Лисабет скрестила руки на груди.

— Это не имеет смысла, — настаивала она. — Многие дети приходят на Испытание Посохом, в которых есть волчья кровь, но они никогда не проявляются. Вероятно, есть люди с драконьей кровью, которые этого не знают, потому что последним драконом в семье была их прапрабабушка или что-то в этом роде. Откуда мы знаем, что ни у кого из этих людей нет детей друг от друга?

— Мы не знаем, — признался Хейн, и сердце Андерса остановилось. Так что вполне возможно, что они с Рейной близнецы. — Но ни один из двух элементалов, которые трансформировались — кто знает, кем они были — не мог бы мечтать о таком. За все время моего чтения я никогда не встречал более одного элементарного типа в одной и той же семье, не говоря уже об одном и том же человеке.

— Не сейчас, — согласилась Лисабет. — Но иногда мифы существуют не просто так. Мы уверены, что этого никогда не было?

— Дрифа была исключительным драконьим мастером, — тихо продолжал Хейн. — Люди иногда ищут причину, по которой люди необычны. Но у нас нет причин думать, что ее родители были разными элементалями. Каждое исследование, которое мы когда-либо находили в глубинах библиотеки, говорит, что это запрещено и невозможно.

В его тоне, когда он говорил о Дрифе, было что-то такое, что не требовало дальнейших комментариев, и Лисабет поняла намек, желая услышать версию истории, которая не исходила от их учителей.

— Раньше ты работал с драконами, Хейн. Как же мы с ними, в конце концов, поссорились?

— На этот вопрос нет простого ответа, — сказал Хейн, посерьезнев. — Всегда были разногласия. Драконы, казалось, никогда не понимали и не заботились о том, что весь Валлена зависит от нашей совместной работы. Наши граждане нуждались в том, чтобы мы производили для них больше артефактов. Я не говорю об артефактах, которые просто сэкономили бы им немного работы. Я говорю об артефактах, чтобы сохранить их в целости и сохранности. Драконы отказались помогать.

— Они отказались? — прошептала Лисабет. Она говорила так, словно не хотела в это верить.

Андерс же с трудом верил, что драконы и волки когда-либо работали вместе. Мысль о том, чтобы подойти так близко к дракону, кроме Рейны, и подставить себя их огню, их когтям, послала дрожь по позвоночнику мальчика.

— Они отказались, — сказал Хейн. — Вот в чем разница между нами, волками, которые понимают долг и семью, и драконами, которые верят только в свои нужды, в требования своего искусства.