Время проснуться дракону. Часть 1 (СИ) - Морецкая Анна. Страница 17

Меж теми яблонями, прямо на молодой траве, лежала толстенная баба в ярких юбках и голосила не умолкая. Это ее крики и подняли панику по всей деревне, и на ее зов они прилетели сюда. Она и сейчас не унималась и, держась за обширную грудь, продолжала взывать:

— Люди добрые-е!!! Это что же деется-то на белом свете-е?!! Помогите мне-е!!! Ох, Розаночка — деточка моя-я! Ой, Гречушка да Радушка — кровиночки мои-и!!! — с подвывом рыдала она, а две молоденькие девушки, сидя около нее на коленях и тихо плача, обмахивали бабу передниками.

Рядом с ними на траве сидел мужик со всклоченной бородой и налитым кровью лицом, беззвучно и широко открывавший рот, будто воздуха ему не хватало.

Возле него нашелся и Корр, который в этот момент что-то бубнил и делал пассы над головой и грудью мужчины.

— Как он? — спросил его Тай, соскакивая с коня.

— Да, вроде, уже ничего… — ответил Ворон, не оборачиваясь.

Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:

— А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!

Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.

Мужичок далеко не ушел — плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя — жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом — этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого не обращая внимания принц тихо-тихо, по стеночке, спустился и направился куда-то за дом.

«— И правильно!» — решил Ли, оценив его состояние: «— Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»

Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.

Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.

Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.

В сенях, тут же за порогом, на спине и раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.

Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки особо незаметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.

От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.

А там…

Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением — все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.

Это же красное, размашистыми брызгами было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.

«— Как соком помидорным…» — почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги парня, по ходу, уже начали отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.

Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых с деревянными подошвами башмачках.

Ли чуть продвинулся, чтобы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…

Все перед глазами потемнело и поплыло, рот наполнился кисло-горькой слюной, а в животе вдруг взбунтовалась и полезла наверх обильная утренняя трапеза.

И ощупью, по стеночке, как давеча Вик, Ли двинулся на выход, уже не желая знать, что стряслось в этом доме… не желая смотреть, кто лежит там за столом… и даже не желая искать затерявшегося где-то Тая! В данный момент он уже вообще ничего не желал кроме одного — ему срочно надо было на воздух. На возду-ух!

Как прошел мимо убиенной женщины в сенях, как вышел за дверь, парень не помнил.

Приходить в себя он начал, когда в углу крыльца, где его выворачивало наизнанку, Ли посетила интереснейшая мысль — он оправдывал сие непотребство, твердя себе, что ему можно — он не принц!

А потом его подхватили сильные руки Тая, и под возглас: «Говорил же — не смей входить!», понесли к бочке с дождевой водой и стали умывать лицо, щедро поливая и на голову.

И вот только после этого мир вокруг перестал плыть в елозящей темноте, а проступил, как ему и положено, четкими яркими гранями. Оглядевшись вокруг, Ли понял, что пробыл в доме не одну минутку, как ему показалось, а гораздо дольше, и за это время во дворе произошли кое-какие изменения.

Баба больше не голосила, а мирно спала тут же на травке.

Девушки куда-то делись.

А толстый мужик был уже совсем не краснолиц, а вполне нормален с виду, если не считать его нервного подергивания себя за бороду.

Рядом с ним сидел тот, что выл на крыльце, когда Ли так неосмотрительно решил увидеть все произошедшее своими глазами, и еще один — из тех, что дом от любопытных односельчан охранял.

А самих любопытных за забором стало значительно меньше.

Возле сидевших под яблонями мужичков так же находился Корр и вернувшийся из-за дома Вик. А Тай, оставив его, Ли, отряхиваться от воды, также двинул к ним.

«— Что делать? Да не че!» — бочком, бочком, Лион поплелся туда же.

Когда он подошел и, от греха подальше — чтоб не прогнали, пристроился за яблоней, бывший красномордый рассказывал, как дело было:

— Это ж доча моя старшая — Розанка, тут живет… жила, покою Светлый им дай! — мужичек оторвал руку от своей уж выдранной почти бороды и сделал Божественное круговертие. — С мужем и внуками моими. Хорошо жили — за восемь зим троих деток родили. Стог, муж-то ейный, не пил, руки не распускал, да и работал хорошо — несколько зим уж как свою черепишную мастерскую имел, а в ней человек пять наемных работников. Достаток у них в семье — дом полная чаша! Коровы две, овец десяток, свинка пол луны, как опоросилась — жить бы и жить в радости, детей поднимать… а оно, во-оно, что получилось… мать-то совсем от горю рехнулась! — кивнул он на толстую бабу, спавшую под соседней яблоней. И вздохнул тяжко так, безысходно.

— А с чего вы взяли, что это ваш зять такое зверство сотворил? И где он сам-то сейчас, и внук ваш? — задал ему вопрос Тай.

— Да это я сказал… — вступил в разговор тот из мужчин, что забор охранял. — Я сосед ихний, Дубном меня кличуть… — он мотнул головой, показывая на такой же добротный и ухоженный домик, сразу за забором палисада, и продолжил степенно:

— Седня ж солнце жарит, прям по-летнему, вот и решил я домой на полуденную трапезу сходить — поесть спокойно, да отдохнуть. Опосля вышел из дому, чтоб к реке, значить, к ямам идтить — работники ж у меня там, а успел-то только с крыльца спуститься, как вижу — Стог с мальчонкой своим подмышкой из ихнего дома выскакивает. Сам-то в одном исподнем и весь в кровище, а мальчонка-то молчит, кулем обвис в отцовских руках, глазенки только и таращит. Я уж потом смекнул, как в ихнем доме побывал, что от страха дитё ни живо не мертво было. А в тот момент я еще ничего не видал, думал, случилось че, помощь предлагать стал. А Стог уставился на меня, как будто я не по-людски говорю, а лягушкой квакаю, и побег вдруг в сторону леса. Аж босые пятки засверкали! Ну, я к ним-то в хату и кинулся, а там… ну, вы сами видали! Мне по началу тож плохенько было… — он сочувственно посмотрел на бледного еще Вика. — А потом к родителям Розанкиным побег, да к Жниву — брату старшому Стогову.