Ангелы живут вечно (СИ) - Талан Светлана. Страница 23

— Уже и это проверили? А то, что Раю надо кормить, поить, вы не учли? И то, что вы не святым воздухом питались, когда здесь жили, уже забылось?

— Вася, побойся Бога! Я все свое большое хозяйство сюда забрала, да и жила здесь совсем немного. Давай не будем считать, кто сколько мисок супа съел, подумай о том, что надо спасать молодую жизнь, — сказала женщина. — Если не веришь, я могу привезти все необходимые документы из больницы.

— Мне не нужны ваши бумажки! — нервно ответил мужчина. — Вы свои вопросы решайте без меня, мне Раиных проблем хватит по самое горло!

— Василий, прошу тебя, отдай часть моих денег!

— Вот тебе, — он ткнул в лицо женщины кукиш, — а не денег! Раю лечить буду! Разговор окончен!

Василий поднялся и вышел из дома, громко хлопнув дверью. Антонина Евгеньевна оцепенела. Слез не было, внутри все замерло.

— Мама! — услышала она голос дочери. — Мама! Ты здесь?

— Иду, доченька, иду! — Антонина Евгеньевна поднялась с места, поспешила к Раисе. — Что тебе, моя хорошая?

Женщина села на стул рядом с кроватью, взяла дочь за руку.

— Мама, обними меня, — попросила Рая.

Антонина Евгеньевна прилегла рядом с дочерью, обняла ее и услышала, как вздрагивает от приглушенного плача худенькое тело дочери.

— Ну что ты, мое солнышко! — Женщина стала покрывать поцелуями мокрое лицо дочери. — Не надо, прошу тебя! Побереги силы, доченька! Я люблю тебя, Раечка!

— Мамочка, прости меня за все-все! — хриплым голосом произнесла Рая.

— За что?! Ты — моя радость, моя любовь!

— За то, что не послушала тебя, вышла замуж за Васю… За то, что не была примерной дочерью. Наверное, тебе хотелось, чтобы я была лучше?

— Ты и так у меня лучшая.

— Значит, ты меня прощаешь?

— Конечно, моя хорошая, конечно!

— Мне сейчас так хорошо стало, так спокойно, как в детстве! — произнесла Рая, утерев слезы. — Знаешь, мама, я сейчас поняла, почему тяжелобольные люди уходят из этой жизни без сожаления. Когда боль и мучения доходят до предела, хочется побыстрее уйти, чтобы избавиться от них и не причинять неудобства другим.

— Не говори так, Раечка! Не надо! — попросила женщина и поцеловала дочь.

  Глава 28

Утром Ева напомнила матери, что наступил день, которого она так ждала.

— Я знаю, — сказала Антонина Евгеньевна, — сего­дня вы с Димой должны подавать заявление на роспись.

— Ты можешь отпросить меня у доктора на один часик?

— Ты все-таки решила подать заявление? — Женщина с надеждой посмотрела на дочь.

— Я его слишком сильно люблю, чтобы сделать несчастным, — ответила Ева.

Поговорив с доктором и получив добро, Антонина Евгеньевна вызвала такси и помогла дочери спуститься вниз. Они подъехали к помещению загса, и Ева попросила таксиста остановиться так, чтобы был виден вход в учреждение.

Ева наблюдала за Дмитрием, который стоял с букетом цветов, смотрел по сторонам, ожидая ее, и нетерпеливо поглядывал на часы. Она видела, как к десяти часам Дима заволновался, на его лице, которое светилось от счастья, появилась тревога. Ева пыталась отогнать от себя мысль о том, что в это время она тоже должна была радостно спешить сюда, если бы не болезнь, но не могла избавиться от нее. На душе было так больно, что из глаз покатились слезы, а горло, казалось, сжали невидимые тиски.

— Димочка, милый, я так тебя люблю! — прошептала Ева и послала парню воздушный поцелуй. — Пожалуйста, к оперному театру, — сказала она таксисту и попросила остановиться на пять минут у магазина ритуальных услуг.

— Что ты надумала? — спросила ее мать.

Ева рассказала о своем плане.

— Нет-нет! И не проси! — запротестовала Антонина Евгеньевна. — У меня язык не повернется даже произнести такие слова!

— Пожалуйста, мама! Я тебя очень прошу! — взмолилась Ева.

— Можно позвонить Диме и все ему объяснить, рассказать как есть. Не мучай его, позвони! — настаивала Антонина Евгеньевна.

Ева достала из мобильного телефона сим-карточку и выбросила в окно автомобиля.

— Теперь уже не смогу, — сказала Ева, — на память не знаю его номер.

— Можешь не просить — у меня нет сил сделать такое, — чуть не плача, говорила женщина. — Это же просто безумство! Глупость с твоей стороны!

— Если мы любим друг друга, то ничто не помешает нам быть вместе, — с грустью произнесла Ева и добавила: — Конечно, при условии, что я поправлюсь.

— Ты обязана выздороветь, если любишь его! Но сказать то, что ты просишь, я просто не смогу. И как такое тебе могло прийти в голову?

— Я так решила, — тихо сказала Ева, — мы должны пройти испытание любовью. Если он любит меня по-настоящему, то не будет спешить найти другую девушку и дождется меня. Я же, в свою очередь, ради того, чтобы быть с ним, должна пройти испытание болезнью.

— Испытание любовью? — спросила Антонина Евгень­евна, посмотрев дочери в глаза.

— Да, именно так, — медленно произнесла Ева. — Испытание любовью. Ради нас ты сможешь сходить к Людмиле Михайловне и сказать то, что я тебя попросила?

— Это будет нелегко, — вздохнула женщина.

— Приехали, — сказала Ева. — Мама, иди купи черный платочек.

— Зачем?

— Для правдоподобности, — сказала ей Ева.

— Господи, прости меня грешную! — перекрестилась женщина и вышла из машины перед зданием с надписью «Магазин ритуальных услуг».

  Глава 29

Антонине Евгеньевне удалось собрать нужную сумму денег за две недели. Ей до последнего не верилось, что все получится. Большую помощь ей оказали волонтеры, которые занялись сбором денег, они же подсказали женщине, куда еще можно обратиться за поддержкой.

«Деньги есть, очередь на донорский орган приблизилась, но как оставить Раису одну? — думала Антонина Евгеньевна. — Как сказать ей, что она уедет с одной дочерью, оставив другую?»

Отправить Еву саму не представлялось возможным, поскольку в условиях, выдвинутых клиникой в Беларуси, было прописано обеспечение ухода за пациентом после операции. Сердце разрывалось на части, когда женщина зашла в комнату Раи.

«Я обязана сказать ей правду», — решила она.

Раиса была худой и бледной, как будто из нее выкачали всю кровь. Никогда Антонина Евгеньевна не оказывалась перед таким тяжелым выбором. На душе — камень, который не сбросить и никуда не деть.

— Как там наша птичка? Поет уже? — Рая сама завела разговор о сестре.

— Плохи у нее дела, — вздохнула Антонина Ев­геньевна.

— Что у нее? Все еще мучает печень? Это все от плохого и нерегулярного питания.

— У нее… У Евы цирроз печени, — на одном дыхании сообщила Антонина Евгеньевна.

— Это плохая болезнь. Но откуда она могла взяться? Ева не пила, не курила.

— Болезнь не выбирает.

— Ева лечится? Она еще в стационаре?

— Да, лечится.

— Что говорят врачи?

— Раечка, я… я скажу все как есть, но ты должна пообещать, что не будешь волноваться. Обещаешь? — спросила Антонина Евгеньевна, взяв дочь за руку. Она поцеловала кончики ее пальцев — они были холодные, и женщина согрела их своим дыханием.

— Обещаю не волноваться, — сказала Рая и доба­вила: — Если это вообще возможно. Говори, мама, не томи.

— Еве нужна трансплантация печени.

— Ты решила быть донором?

— Хотела, но у нас несовместимость тканей, — вздохнула женщина. — Нужен донор, и такие операции делают за границей.

— Это очень дорого?

Антонина Евгеньевна рассказала, как они стали на очередь в одной из клиник Беларуси, как ей удалось собрать нужную сумму денег.

— Значит, есть надежда на благоприятный исход? — спросила Рая.

— Конечно! Это единственный шанс на спасение Евы.

— Вот и хорошо. Езжайте, не тяните время.

Раиса сама озвучила то, о чем хотела попросить ее мать.

— А ты, доченька, как ты без меня? Пусть не все время я была с тобой, но два-три раза в неделю я приезжала. А как теперь? Я не знаю, что мне делать! В клинике требуют послеоперационный уход от близких пациента. Раечка, милая, — женщина целовала тонкую руку дочери, — я побуду с Евой первые дни после трансплантации печени, я обещаю звонить тебе по нескольку раз в день, а потом приеду, примчусь к тебе хотя бы на один денек. Ты потерпишь, моя хорошая? Мне нелегко делать выбор между вами, я его и не делаю. Просто Еве сейчас нужна моя помощь, чтобы потом не было поздно… — Она говорила взволнованно и сбивчиво. — Я приеду к тебе, мое солнышко! Извини меня! Обещаю!