Ангелы живут вечно (СИ) - Талан Светлана. Страница 24

— Мамочка, не волнуйся, — попросила Раиса. — Не надо оправдываться и извиняться. Меня уже не спасти, ради меня ты продала свой дом, который тебе был так дорог… Не перебивай, дай мне высказаться. Я тебе благодарна за все-все! Ты самая лучшая мама на свете, и это правда. Давай посмотрим реальности в лицо. Мои дни сочтены, и мы обе об этом знаем. Еву можно и нужно спасать. Рядом со мной мой муж и Галя, они меня не оставят, а ты нужна Еве.

— Спасибо, доченька! — сказала женщина и расплакалась. — Никогда, никогда, даже в самом страшном сне, не могла себе представить такое!

— Ты должна спасти Еву! — повторила Рая. — За меня не беспокойся.

— Я приеду к тебе, мое солнышко! Примчусь при первой возможности!

— Мамочка, давай не обманывать друг друга, — спокойно произнесла Рая. — Мы обе знаем, что больше не увидимся.

— Нет-нет! Ты должна дождаться меня! А Ева? Неужели ты не хочешь увидеть сестру? — сдерживая слезы, воскликнула женщина.

— Передай Еве, что я ее сильно люблю! — попросила Рая. — Она такая красивая, наша птичка!

  Часть четвертая

  Глава 30

Еве разрешили подниматься с постели после трансплантации печени и прохаживаться по палате. Утром она, опираясь на руку матери с одной стороны и на руку врача с другой, сделала несколько шагов.

— На сегодня хватит! — сказал Лаурин Борисович. — Первые шаги всегда самые трудные.

— Я вам так благодарна, доктор! — в который раз повторила Антонина Евгеньевна.

— В удачной операции моя заслуга, а вот выздоровление зависит от пациента, — сказал доктор, помогая Еве лечь.

— Я буду стараться изо всех сил, — пообещала Ева Лаурину Борисовичу.

Мать поправила постель дочери и вышла из палаты. Ева с благодарностью посмотрела на врача.

— Спасибо вам за все! — сказала она.

Ева почувствовала неловкость, поймав на себе взгляд врача. Мужчине на вид было около сорока лет; высокий, широкоплечий, хорошо сбитый, похожий больше на спортсмена-тяжелоатлета, чем на хирурга, который проводил уникальные операции по трансплантации органов. Ева мельком взглянула на руки Лаурина Борисовича — они никак не были похожи на руки врача, которые, по ее мнению, должны выглядеть более утонченно, с чувственными длинными и тонкими пальцами. Его руки выглядели сильными и даже грубыми, а пальцы, как ей казалось, были толстыми. Мужчина смотрел на пациентку, и она, даже не глядя на него, чувствовала успокаивающее тепло его взгляда и от этого робела.

А Лаурин Борисович думал о том, что надолго запо­мнит свою пациентку из Украины. Молодую женщину с прекрасными, опушенными роскошными ресницами глазами, в которых застыли пустота и безысходность, которая, казалось, смирилась с тем, что жизнь ее скоро покинет и не осталось ни капли надежды. Он должен был вернуть ее к жизни! Блестяще проведя операцию, Лаурин Борисович был доволен собой, но в глазах Евы так и не загорелся огонек надежды.

«Я должен сделать так, чтобы эта пациентка с красивым именем смотрела на мир глазами счастливой женщины», — подумал он и спросил:

— Как вы себя чувствуете после первой пешей прогулки?

— Нормально.

Сухой лаконичный ответ. Так говорят пациенты, чтобы угодить доктору даже тогда, когда не все прошло так, как хотелось бы.

— Хорошо. Отдыхайте, я еще зайду, чуть позже, — сказал доктор.

Он ушел, и Ева вздохнула с облегчением. Операция прошла успешно, и, казалось бы, она должна была радоваться этому, но что-то надломилось в ней. Ева чувствовала себя как цветок со сломанным стеблем, когда живительные соки поступают, но он все равно погибает, — вопрос только во времени. Она не знала, почему ее ничто не радует. Ева задавалась этим вопросом, но докопаться до истины не могла и не хотела. Она решила все пустить на самотек.

«Будь что будет», — думала она.

Ей до безумия было жалко маму, которая убивалась возле нее, не спала ночами и за короткое время постарела на добрых десять лет, но слов утешения не находилось, как будто все нужные слова исчезли из ее словарного запаса, оставив после себя пустоту. Жалко было Раю, но и с ней разговора не получилось. Когда после операции мама дала трубку, чтобы Ева поговорила с сестрой, она смогла только перекинуться с Раей общими фразами.

«Наверное, я умерла еще до операции», — думала Ева днем.

Ночью она долго не могла уснуть. Уже за полночь в голову пришла мысль, что ее душа умерла двадцатого апреля, в тот момент, когда она в последний раз видела Диму из окна такси.

  Глава 31

Антонина Евгеньевна не знала, что ей делать. Если бы могла, разорвалась бы пополам, чтобы быть с двумя дочерьми одновременно. Еве сделали операцию, которая прошла успешно, но послеоперационный период у нее был тяжелый. Хирург, на которого готовы были молиться сотни пациентов, не скрывал, что процесс реабилитации Евы идет гораздо хуже, чем он рассчитывал. Доктор признался, что ожидал лучшего результата. Он не раз подчеркивал, что многое зависит от настроения пациента, а Ева, похоже, не торопилась выздоравливать. На ее лице читалось полное безразличие, тогда как другие больные, получив новый орган, загорались огромным желанием жить и радовались полученной возможности начать все заново, без боли и лекарств.

— Поговорите с дочерью, попытайтесь пробудить ее к жизни, — посоветовал женщине Лаурин Борисович.

— Я постоянно с ней говорю, но она меня не слышит, — пожаловалась Антонина Евгеньевна. — Такое впечатление, что Ева впала в глубокую депрессию.

— Почему, по-вашему, с ней такое происходит?

— Трудно сказать. Ева любила свою работу, она жила сценой, — ответила женщина. — Возможно, это один из факторов. К тому же она рассталась с парнем, за которого собиралась выйти замуж.

— Простите, какая была причина?

Вопрос доктора удивил Антонину Евгеньевну, но она объяснила, что Ева не верила, что сможет получить новый орган.

— Но сейчас же она имеет его, — заметил доктор. — Почему не возобновит отношения?

— Я спрашивала, но она отмалчивается.

— Да-а-а, — протянул Лаурин Борисович, — очевидно, Ева не желает все возвращать на круги своя.

— Я тоже так думаю. Ко всему этому есть еще одна беда в нашей семье. Я знаю, что Ева очень переживает по этому поводу, хотя все держит в себе.

— Какая беда?

— Старшая сестра Евы больна, у нее рак.

— Она лечится?

— Уже нет. Раю отправили домой как безнадежную, — вздохнула Антонина Евгеньевна. — Я здесь, с Евой, а моя вторая дочь там, с мужем.

— Понимаю, как вам тяжело, но если старшей дочери уже нельзя помочь, то у Евы есть все шансы прожить счастливую жизнь. Не терзайте себя, вы поступаете правильно, и, я думаю, старшая дочь это понимает.

— Знаю, но чувствую, как Рае хочется, чтобы я была рядом с ней! Она ни разу не заикнулась о том, чтобы я бросила Еву и приехала к ней, но материнское сердце не обманешь, — с болью в голосе говорила женщина. — Моя бедная девочка! Я представляю, как ей там одиноко и плохо без меня!

— Трудный выбор стоит перед вами, — сказал доктор, выслушав женщину. — Конечно, вы сами должны определиться, как поступить в данной ситуации. Будь я на вашем месте, тоже не знал бы, что делать. Возможно, стоит найти женщину для ухода за Евой, чтобы вы могли навестить старшую дочь? Давайте я поищу объявления в газете, если, конечно, вам это надо.

— Я не знаю, что мне делать! — в отчаянии произнесла Антонина Евгеньевна. — Правда не знаю!

— Подумайте и решите сами, — сказал ей мужчина.

Антонина Евгеньевна вышла в больничный дворик, нашла скамейку в тени, достала мобильный те­лефон.

«Я должна поговорить с Раей, — подумала она. — Но как начать разговор? Что сказать ей?»

Каждый раз, когда Антонина Евгеньевна собиралась звонить Рае, ей становилось по-настоящему страшно. Женщина понимала, что когда-нибудь она наберет номер дочери, пойдет вызов, но голос ее уже не услышит. Она пыталась морально подготовить себя к этому, но жизнь не воспринимает смерть ни умом, ни душой, и каждый раз страх сковывал ее по ногам и рукам. Дрожащими пальцами она нажала кнопку вызова, пошли длинные гудки. Рая не сразу ответила, и Антонина Евгеньевна была уже в полуобморочном состоянии, пока не услышала голос дочери.