Долина забвения - Тан Эми. Страница 69

— Никто не смог бы любить меня сильнее матери.

— Даже Эдвард?

— Никто. Только мать, только ты.

Нам с Волшебной Горлянкой пришлось наскоро решить, что из имущества оставить в доме, а что взять с собой. Мы продали мебель, включая все то, что Верный подарил мне в тот день, когда лишил меня девственности. Волшебная Горлянка оставила себе несколько безделушек. Наши любимые костюмы можно было носить только в цветочных домах. Мне пришлось распределить их на более и менее ценные. Сначала выбирать было легко. Я отложила в сторону одежду с пятнами и прорехами и отдала их служанкам для чистки и починки. Затем Волшебная Горлянка отнесла их в ломбард, но там за них предложили до смешного мало. У нас не было времени ходить в ломбард каждый день и торговаться, поэтому мы просто отдали вещи тем служанкам, которые их штопали. Я думала, что они до слез растрогаются от такого подарка, но они приняли одежду с выражением разочарования на лицах. Я заверила их, что им также полагаются щедрые чаевые, после чего они стали восхищаться одеждой и восхваляли меня как самую щедрую из тех куртизанок, кто ушел из цветочного дома второй женой в семью богача.

Отличный зимний костюм, аккуратно пошитый, из хорошего шелка, с расклешенными рукавами, напоминающими лилию, я отдала Сиянию. Другой комплект одежды достался Спокойствию. Это был костюм для прогулок в открытом экипаже, эффектный, с высоким меховым воротником, и он был бы изумителен, если бы не цвет — странный красно-фиолетовый оттенок, который совсем не подходил к цвету моего лица. Подразумевалось, что это цвет бычьей крови, но он мне больше напоминал истекающую кровью свинью. Всякий раз, как я его надевала, меня постигала неудача: то клиенты оставят без денег, то в очередной раз обидит Верный. Но этот костюм прекрасно оттенял бледную кожу Спокойствия, поэтому я решила, что он принесет ей удачу. Она сильно расчувствовалась, когда я отдала ей его, и сказала, что я очень хорошая. Я была уверена, что она говорила искренне.

Я подарила мадам меховую накидку, а Красному Цветку — длинное пальто для оперы. Я уже уладила все финансовые вопросы с мадам, включая первоначальную плату, которую она за меня отдала, проценты от заработка и другие расходы, о которых я даже не знала, включая процент за «охрану» Зеленой банде и особые налоги, которые взимала с нас администрация Международного сеттльмента. Мои сбережения сократились на четверть. Я продала портному несколько костюмов, которые были в таком состоянии, что могли сойти за новые. Мы сошлись на том, что поделим пополам прибыль, которую он получит от их продажи. Но зная, что он надует меня по меньшей мере на четверть моей доли, заодно я договорилась с ним, что он снизит цену, когда я к нему вернусь, чтобы пошить одежду в европейском стиле. Тогда я непременно напомню ему, как мало денег отдал он мне за проданные платья, и портной сделает еще большую скидку.

Но было одно платье, с которым я не могла расстаться, — оно приносило мне удачу. В нем я привлекла немало клиентов и двух покровителей, включая второй контракт с Верным. У этого наряда из зеленого муарового шелка верхняя часть была китайской, с застежками-жемчужинами, а планки воротника и края рукавов были обшиты золочеными шелковыми нитями. Прямой китайский ворот чуть распахивался, обнажая край подкладки из европейского кружева. Корсаж платья был тугим и плотным. Ниже талии оно расширялось в юбку по западной моде: с широкими плиссированными складками. Фальшивый подол доходил до колен, а ниже спускались три слоя украшенного фестонами шелка темно-изумрудного оттенка. Платье было похоже на поднятый перед представлением театральный занавес.

Оно стало моим самым большим достижением в местной моде, я создала его сама, без помощи Волшебной Горлянки, и оно было таким успешным, что вызвало переполох среди цветочных домов. К концу следующей недели после моего первого выхода в этом платье часть куртизанок уже скопировали отдельные его детали: кружева, фальшивый подол, фестоны и неровную форму воротника. Но, как я и думала, они не смогли повторить дорогие застежки из жемчуга или искусное золотое шитье, которое требовало нескольких недель кропотливой работы. В результате платья других куртизанок были похожи на дешевые подделки, чем они, собственно, и являлись.

В этом костюме я не только чувствовала, что привлекаю удачу, но также ощущала спокойствие и уверенность, свойственные моей настоящей натуре. Мне было страшно оставлять платье кому-то другому. Но если оставить его себе — оно могло притянуть ко мне старую жизнь вне зависимости от моего желания. Глубоко внутри меня затаился страх: мне казалось, что я вернусь, для этого найдется тысяча поводов. Поразмыслив, я решила забрать платье с собой и слегка его переделать, чтобы оно больше не напоминало наряд куртизанки.

Я долго колебалась, какое же платье надеть для отъезда из цветочного дома. Одно было ясно: оно должно быть в западном стиле. Китайцы относились к иностранцам с уважением или по крайней мере со страхом. Но платье не должно быть слишком шикарным, чтобы не казалось, что я пытаюсь компенсировать им мое недавнее положение. В конце концов я выбрала синий прогулочный костюм.

В дверях возникла Волшебная Горлянка — и я чуть не рассмеялась. Она надела унылое коричневое платье в европейском стиле, с блузоном, скрывшим ее грудь и бедра. Она сказала, что платье, конечно, отвратительное, но подходящее для ее новой жизни. Хотя Волшебная Горлянка шесть лет назад перестала быть куртизанкой, она все равно старательно подчеркивала достоинства своей фигуры и идеальную кожу, сохранила она и грациозную походку, двигаясь плавно, слегка покачивая бедрами. Она и меня учила этой походке, восхваляя ее утонченность и соблазнительность, которые мне никак не давались. Я видела, как смотрели на нее мужчины, когда она соблазняла их провокационными движениями бывшей куртизанки, которую в ином случае они бы в ней просто не заметили.

— Я слишком стара для красивой одежды. Мне уже тридцать пять.

Теперь она добавила себе возраста, хотя, по моим прикидкам, она была еще старше: ей должно быть уже около сорока пяти. С годами она старела все быстрее. И только теперь я оценила ее способность настолько продлить свою карьеру.

Волшебная Горлянка поставила на диван саквояж. Внутри лежали мешочки с нашими драгоценностями — ее и моими. Она отложила то, что, по ее мнению, мне следовало продать: безвкусные и не слишком дорогие вещи. Подняв кольцо, которое мне когда-то подарил Верный Фан, она внимательно посмотрела на меня. Мы обе понимали, что если я оставлю его, это будет означать, я все еще люблю Фана. И это будет нечестно по отношению к Эдварду.

— Продай его, — сказала я.

В саквояже хранились и другие ценности, которые она посчитала слишком дорогими для чемоданов: миниатюрная статуэтка из нефрита, пара фарфоровых собачек и небольшие каминные часы. Я увидела, как она добавила к ним два свитка, завернутых в ткань. Но потом я поняла — это не свитки, а те чертовы картины, которые принадлежали матери. Их написал Лу Шин.

— Я думала, ты их выбросила, — удивилась я.

— Я же сказала тебе тогда, что возьму их себе. Мне нравится, как они нарисованы, и мне неважно, кто их автор.

— Просто постарайся повесить их там, где я не буду их видеть.

Волшебная Горлянка нахмурилась:

— У тебя два сердца: одно доброе, другое — злое. Теперь у тебя есть Эдвард, ты начинаешь новую жизнь, так что можешь смягчить свое сердце, успокоить его. Тебе не обязательно становиться такой, как я.

За нами приехала машина, чтобы перевезти нас в новый дом. Эдвард отправился раньше нас: он хотел убедиться, что все в порядке. Сердце у меня билось так быстро, что мне хотелось побежать, чтобы успеть за его ритмом. Наконец-то я оставляю жизнь куртизанки! Но я повсюду видела знаки, что это было ошибкой: смеющаяся птица, прореха на подоле юбки, внезапно налетевший ветер. Как бы я ни старалась избежать неудач, они все равно настигали меня. И неважно, обращала ли я внимание на знаки беды, — результат был одинаков.