Морока (сборник) - Козырев Михаил Яковлевич. Страница 35
Ну а вот Андрей Петрович живет на Малой Дворянской и притом в доме номер семь, и несмотря на это носит костюм, точь в точь, как Павел Кондратьевич, и шуба у него такая же, что и у Ивана Фомича – начальника отделения, так что швейцар, Архип, постоянно одну за другую принимает.
И когда он выходил утром, в двенадцать часов, в департамент, в то же самое время выходил околоточный Иван Демьяныч из восьмого номера, в светлой шинели – и шли они оба, каждый в свою сторону, установленной раз навсегда орбитой.
В то же самое время выходил и Павел Кондратьевич с Нижегородской, а Иван Фомич – часом позже-с Васильевского и все они, пройдя намеченный издавна путь, попадали в один и тот же департамент.
Сотни тысяч людей проходят по улицам Петербурга и никто с пути своего не сойдет, а если суждено быть двоим в одной и той же точке пространства – неминуемо должны они столкнуться лбами:
– Виноват!
– Извиняюсь!
И опять разойтись и плыть дальше, установленной, так сказать, орбитой…
Вечером совершался обратный путь – вновь расходились и сходились пути – и часто на этих путях встречался Андрей Петрович с Павлом Кондратьевичем в квартире своей, на Малой Дворянской.
Говорили они обо всем – и о том, что трудно становится теперь прожить, даже на жалование столоначальника, и назревают будто бы перемены, так что директор переходит в другое ведомство и неизвестно кто будет назначен на его место – Иван Никанорыч, или, наоборот, Никанор Иваныч…
А когда, большей частью по праздникам, начинало шалить воображение, мысленно переставляли они пути и положения человеческие, смеясь, получающейся от сего, несообразности.
– А если бы швейцар Архип – товарищем министра?!
– Ха-ха-ха!
– А если бы…
– Ха-ха-ха!
Но все это в воображении…
Твердо знал Андрей Петрович – что сойди с пути своего и пойдет на земле такой кавардак, что никакая полиция не сможет привести ее в требуемый законом порядок – но выйдя однажды, не встретил он у ворот своего дома околодочного Ивана Демьяныча и подумал:
– Вот так раз!
И в департаменте в тот день было темнее обыкновенного, и лица у всех были хмурые и озабоченные…
Иван Фомич сам подошел:
– Поздравляю – переворот! Директор новому министру представляться уехали!
Андрей Петрович на это ответил:
– Ничего, Иван Фомич, перемелется!..
И, действительно, все перемололось…
Многие, правда, по другим ведомствам разошлись, многие по департаменту получили повышения, директор ушел, и на его место назначен был новый – и притом не Иван Никанорыч, а, наоборот, Никанор Иваныч, вместо Архипа появился новый швейцар, молодой и без надлежащего порядка – только Андрей Петрович сидел по-прежнему за своим столом, с видом на Зимний Дворец, и с этого места никуда не хотел переходить. Утром, в двенадцать часов, по-прежнему встречал он Ивана Демьяныча, хотя и в штатском платье.
И, собравшись на именинах Павла Кондратьевича, говорили опять, что теперь на жалованье начальника отделения прожить нельзя и только между прочим коснулись переворота:
– Была полиция – теперь-милиция – вот и переверт!
А Павел Кондратьевич сказал:
– Вот если бы дворник Фома…
И до того разошлись, что поставили Петра Первого на комод у вокзала, водрузив Александра на Фальконетов монумент, да еще коня на дыбы! – так что хозяйка рада была гостей поскорей выпроводить, – а что как разойдутся, да голые вверх ногами ходить начнут! И от одной мысли о возможности подобного неприличия заболела она воспалением легких!
Но не выходила жизнь из положенных ей орбит и события, происшедшие в эти дни, не выходили из ряда обыкновенных.
Призвал Иван Фомич Андрея Петровича в кабинет – там стоял молодой человек в усиках и весь с иголочки.
– Вот ваш новый помощник!
– Очень приятно!
И больше на этого помощника никакого внимания не обращал:
– Семен Андреич, составьте…
– Семен Андреич – напишите…
Семен Андреич писал и ничего такого не оказывал.
Началось с того, что Семен Андреич в гору пошел, да так пошел, что в один день через Андрея Петровича перепрыгнул! За уходом Ивана Фомича, назначен он начальником отделения: Андрей Петрович и ахнуть не успел, как Семен Андреич ему:
– Андрей Петрович – составьте!
– Андрей Петрович – напишите!..
И вид такой, словно родился начальником!
Павел Кондратьевич в большое возмущение пришел:
– Да как же так? – возмущался Павел Кондратьевич.
– Да почему же так? – возмущался Андрей Петрович.
– Да этак тебе на улице каждый через голову перепрыгнет!
Даже сон такой Андрею Петровичу приснился:
Идет он будто бы в департамент, а через него, сзади, новый швейцар, как прыгнет!.. А рядом другие – и, будто бы, такая чехарда пошла, что только ноги в воздухе болтаются…
И самого Андрея Петровича подмывает:
– Прыгни! Прыгни!
Пришел на другой день – глядит и департамент упразднили!
И сам Андрей Петрович назначен заведующим подъотделом, а есть в том повышение или понижение – неизвестно!
Встречает Павла Кондратьевича:
– Вот я сон какой видел!
А тот и сну не удивился:
– Оно и есть – назначен новый швейцар в роде как над директором надсмотрщиком!..
Пошли, посмотрели – и верно: сидит новый швейцар в директорском кабинете и всем своим видом внушает совершенное уважение.
– Ну и ну! – сказал Андрей Петрович.
– Ну и ну! – сказал Павел Кондратьевич.
Андрей Петрович хотел было отшутиться:
– А чем он в самом деле и не комиссар?!
Только с каждым днем пошли все новые и новые несообразности. Одно можно сказать: переверт!
– Они скоро Фальконетов монумент на Петропавловский шпиль взгромоздят – говорил Павел Кондратьевич и составил будто бы в этом смысле проект, только выше Семена Андреича прыгнуть не удалось: не обратили внимания!
Понадобилось однажды Андрею Петровичу за справкой сходить – а как курьеров теперь нельзя посылать – пошел сам. Приходит – нет такого учреждения.
Осмотрелся вокруг, –
– Да куда же это я попал?!
И Петербург – и не Петербург?! – словно все вывески переменились!
– Что это за улица?
Милиционер сплюнул, но ответил:
– Карла Маркса, вот какая!..
И опять такой улицы словно бы в Петербурге не было!
Так проплутал, проплутал, да и вернулся домой; и с той поры из дома ни ногой – кроме как на службу – и то побаивался:
– А что, как земля из под ног уплывет?!
Но ничего не произошло – изо дня в день писались те же самые бумаги, только с необходимыми в форме изменениями, и в перевернутом мире, где ни кто не знает имени-отчества своего ближайшего начальника, единственной опорой оставался стол Андрея Петровича, у окна, с видом на Зимний Дворец; и крепко за этот стол продолжал Андрей Петрович держаться.
Больше всех Семен Андреич приставал:
– Вы бы, говорит, вы бы!..
То ему кажется, что шкаф не на месте стоит, то и самый стол хочется ему переставить.
– Проявили бы, говорит, инициативу!
Андрей Петрович отвечал:
– Не нахожу силы духа!..
И все оставалось на прежнем месте. Конечно, зудит иногда:
– Прыгни! Прыгни!
И зайдет в голову какой проект – но всегда что-то останавливало:
– Допрыгаешься!
Многие, конечно, прыгнули – и больше всех Семен Андреич – из автомобиля не выходит: заседание у него за заседанием – и Андрею Петровичу он не раз говорил:
– Я бы вам хорошее место дал… Только конечно – инициатива!
Андрей Петрович соблазну не поддавался… И правильно: выходит он однажды в двенадцать часов из дома своего, на Малой Дворянской, и вдруг – Иван Демьяныч!
– К чему бы это?!
Ан – пришел в департамент – отправлен, говорят. Семен Андреич в чеку и единственно за проявление инициативы!
Павел Кондратьевич так и сказал:
– Допрыгался!
От должности, которую Семен Андреич занимал, – Андрей Петрович сам отказался: